Я все еще смотрю на Бенджи, не обращая внимания на слова Симоны, пока она не берет нас за руки. И, может, потому что слова Бенджи все еще занимают все мои мысли, я не сопротивляюсь и позволяю ей затащить меня обратно в дом. Бенджи тоже не оказывает сопротивления, хотя я больше и не смотрю на него. Возможно, я вообще больше никогда не смогу на него смотреть. Что, черт возьми, только что произошло?

Но странное напряжение, возникшее между нами, рассеивается, как только мы сталкиваемся, пытаясь одновременно пройти через дверной проем в гостиную, и мы облегченно друг другу улыбаемся. Однако мои эмоции намного интенсивнее, чем простое облегчение.

В течение следующей пары часов, мы — Джем, Симона, Бенджи и я — только и делаем, что танцуем, полностью отдаваясь ритму, словно подростки. Хотя Бенджи все еще им и является. И я изо всех сил стараюсь забыть тот момент в саду. В основном, потому что это мой способ решать проблемы, и я не знаю как, это изменить.

Обо мне не беспокойся. Я на седьмом небе.

Некоторое время спустя, когда я поднимаюсь по лестнице в отчаянной и безуспешной попытке найти уборную, кто-то подходит ко мне сзади и хватает за руку. Я спотыкаюсь, ударяясь голенью о следующую деревянную ступеньку. На секунду боль становится такой яркой, что я пошатываюсь.

— Алфи?

Симона.

Я опускаю глаза и вместо ее руки вижу чертову бутылку водки. Но я знаю, что не брал ее. В ужасе наблюдаю, как она снова превращается в руку Симоны. Уверен, что не принимал ничего галлюциногенного сегодня вечером, только не тогда, когда рядом Джем и Бенджи.

— Ты в порядке, Алфи?

Я киваю и, слегка пошатываясь, продолжаю подниматься, хотя мне не помешало бы ненадолго присесть.

— Мне нужно в туалет.

Она поднимается за мной на второй этаж.

— Я вам помешала недавно, да?

— Ты о чем? — говорю я, прищурившись и оглядываясь по сторонам. Здесь полно дверей, и выглядят они все одинаково. Наверняка за одной из них должен быть туалет.

— О тебе и Бенджи в саду. Я сразу не просекла, что происходит, просто хотелось потусить вместе, как в старые добрые времена. Но сейчас до меня дошло. Бенджи смотрел тебе вслед так, будто боялся, что ты сядешь в ближайший поезд, и он больше никогда тебя не увидит.

— Ничему ты не помешала, все в порядке. — Осторожно открываю тяжелую дверь из темного дерева. В комнате темно. Слишком большая спальня. — Не знаешь, где ванная?

— Воспользуйся ванной Джема. Она здесь. — Симона берет меня за руку.

Она сидит на бортике ванны, пока я вожусь с молнией и пытаюсь отлить. То, что она сидит рядом, немного смущает, но, когда я хмуро смотрю на нее, она просто смеется.

— Не стесняйся. Помнишь, ты всегда меня прикрывал, когда мне нужно было пописать на одной из сельских тусовок.

— Это немного более интимно. Ты все слышишь.

Закатив глаза, Симона откидывается назад и открывает кран в ванной.

— Так что происходит между тобой и Бенджи? — спрашивает она, стараясь перекрыть шум воды.

— О, Боже, да ничего. — Я моргаю. Мне кажется, что я стою на вершине очень высокого водопада и смотрю вниз. Черт, как же кружится голова.

— Он без тебя как без воздуха… И я знаю, как вы трое были близки до того, как ты ушел, но, без обид, Джем не скучал по тебе так, как Бенджи. Как будто ты забрал часть его с собой. Я бы…

— Ничего не происходит.

Пошатываясь, я застегиваю ширинку. Но даже при том, что я держусь одной рукой за сливной бачок, меня начинает заносить в сторону. Я пытаюсь ухватиться за раковину, промахиваюсь мимо нее, и начинаю в замедленном темпе падать назад, что, наверное, выглядит комично.

Симона ловит меня и крепко удерживает подмышками.

— Блин, Алфи. Ты обкурился или под кайфом?

Кровь пульсирует у меня в ушах, и все вокруг становится каким-то серым.

— Опусти голову и держи ее между коленями. — Она прислоняет меня к краю ванны и пристально смотрит на меня, пока я не выполняю ее указания. — Все нормально?

— Нормально, — бормочу я.

Она гладит меня по руке и говорит что-то о том, что я не слежу за собой и стал слишком худым. Я хочу возразить, потому что я всегда был худым и, как правило, забочусь о себе, но, когда я снова поднимаю глаза, ее уже нет.

Стадо слонов с человеческими голосами несется по лестнице.

— Он ударился головой?

— Я звоню в скорую.

— Нет, — со стоном говорю я и, моргнув, вижу перед собой Бенджи и Джема. — Я просто почувствовал слабость. Теперь все в порядке.

Симона прислоняется к дверному косяку, скрестив руки на груди, как будто не верит мне.

— Когда ты в последний раз что-то ел?

Бенджи присаживается на корточки, а я наклоняюсь вперед, чтобы положить голову ему на колено.

— Не знаю. — Я чувствую, как его рука проводит по моим волосам, нежно зацепляясь за локоны, и вздыхаю, когда напряжение постепенно уходит.

— В обед? Этим утром?

Я качаю головой и бормочу:

— Я поздно встал. Собирался перехватить что-нибудь часов в десять, когда меня, как обычно, отправят за кофе, но потом пошло-поехало…

— Пойдем, я приготовлю тебе поесть что-нибудь нормальное. У тебя, наверняка, уровень сахара упал до нуля.

— Я даже рад, что сегодняшний день был таким дерьмовым, — говорю я, когда Бенджи обхватывает меня за спину.

— Да? Что ж, а я рад, что нашел тебя, жалеющим себя и почти без сознания на скамейке в парке, — тихо отвечает Бенджи, поднимая меня на ноги.

— А я, как ни странно, рад, что ты вылакал мой подарок, — вклинивается Джем, обходя меня с другой стороны и просовывая свое костлявое плечо под мою руку. — То, что алкоголь развязывает тебе язык, одновременно и крайне странно, и жутко увлекательно. Кстати, я попробовал ту водку. Симона сказала, что на вкус она как радужная рвота, а я думаю, что теперь это мой новый любимый напиток.

— Не надо было мне так напиваться. — Но я же знаю, что сожалеть уже нет смысла. Что бы я ни сказал, сделанного не воротишь, да и никто, похоже, меня не ненавидит, а значит, все не так уж плохо. По крайней мере, сейчас я не ничего не пью. Я, может, и чувствую себя странно, но, во всяком случае, я достаточно трезв, чтобы понимать это. На самом деле я всегда чувствую себя немного странно, как будто мое исходное состояние большую часть времени наполовину оторвано от реальности.

— Ты ведь никогда не напивался при Бенджи, да? — шепчет Джем, когда мы уже на лестнице.

— Заткнись. — У меня заняты руки, поэтому я наклоняюсь и легонько бодаю его головой.

Джем смеется.

Пока меня ведут на кухню, я замечаю, что везде горит свет, но в доме подозрительно тихо. Больше никаких басов, несущихся по моей крови, никакого громкого хаотичного гула голосов.

Несколько человек богемного вида — возможно, соседи Джема по дому — толпятся вокруг кухонной стойки, но Джем ведет меня в укромное место за столом возле стеклянных дверей, в то время как Бенджи уже копается в холодильнике, а Симона усаживается на столешницу рядом с ним, болтая ногами и тихо о чем-то болтая. Мой взгляд все еще прикован к Бенджи, когда он оборачивается и вопросительно выгнув бровь показывает мне немного сыра, хлеба и половину луковицы. Я довольно киваю и, повернувшись, обнаруживаю, что Джем с любопытством наблюдает за мной.

— С днем рождения, — говорю я. Горло внезапно сдавливает, ведь этого недостаточно. — Прости.

— За что?

— За все. — Я часто моргаю. Вот черт.

Джем тянется к моей руке и крепко сжимает ее.

— Не реви. А то Бенджи отвлечется, прибежит посмотреть, что случилось, и тогда ты точно не получишь свою еду. — Я икаю, а он усмехается. — Смотрю, ты все еще король сопливых отходняков.

— Я рад, что ты живешь в хорошем месте и счастлив, что с удовольствием работаешь над диссертацией и… — я снова бросаю взгляд на тела, толпящиеся у стойки. Я не знаю этих людей, но, кажется, с ними чувствую себя комфортно. — Рад, что у тебя много друзей, ты живешь в доме, где полно народу. Тебя должны окружать хорошие люди.

— А я рад, что ты здесь. Познакомлю тебя со всеми, когда будешь чувствовать себя не таким разбитым. И может ты станешь заходить ко мне почаще…?

Киваю и опускаю голову на стол — моя шея просто отказывается держать ее. Ох, как же я устал. На секунду закрываю глаза.

Чья-то рука гладит меня между лопаток, и я мычу в ответ. Вероятно то, что я узнаю успокаивающую тяжесть этого прикосновения, что-то да значит.

Я поворачиваю голову, и вижу, как Бенджи пододвигает ко мне тарелку с поджаренным сырным сэндвичем, а затем опускается на стул рядом со мной. Его рука все еще на моей спине. Вот бы она там и оставалась. Думаю, что буду протестовать, если он уберет ее, но не делаю этого. Только недовольно моргаю и медленно сажусь.

— Спасибо, — бормочу я с набитым ртом.

— Тебе получше? — спрашивает он после того, как я прожевал несколько кусочков.

Я киваю, чувствуя, что снова вернулся к жизни.

— Тебе всегда удавалось заставить меня чувствовать себя лучше…, и ты делаешь лучшие тосты.

Окей, похоже, мне нравится, когда он краснеет.

— Джем по-прежнему мастер ночных перекусов, — бормочет он.

— Только потому, что он решил стать вечным студентом. — Оглядываюсь на Джема узнать, почему он не участвует в диалоге, и вижу, что он мечтательно уставился на Симону, а та отвечает ему тем же. Кажется, сейчас для этих двоих больше ничего не существует. Интересно, у них уже все случились, или они только в начале пути?

Но я не собираюсь в это вникать; вместо этого я придвигаю свой стул ближе к Бенджи и чуть наклоняюсь в его сторону. Он встречает меня на полпути, и я утыкаюсь щекой в его плечо. Боже, я нуждаюсь в этом так сильно, что не могу остановиться. Хотя, если бы Бенджи дал знать, что ему это не нравится, то меня бы как ветром сдуло.

— Ты готовишь обалденные блинчики, — шепчет он, и теплое дыхание касается моих волос. Он проводит пальцем по моей руке. Сейчас на мне только рубашка. Понятия не имею, куда мог подеваться пиджак.

— Я приготовлю тебе завтра, — не задумываясь, отвечаю я. Надеюсь, он не видит, как я морщусь, потому что не знаю, увижу ли его завтра. Сегодня — внезапно осознаю я, когда смотрю на часы и вижу, что уже 4 утра.