Победа

Был когда-то рыжеватый, крутолобый парень вратарем в юношеской футбольной команде завода. В то время он слесарил в автогараже, а потом ушел учиться в техникум и практику проходил на заводе. После техникума закончил институт — и снова на трубопрокатный. Мастер, начальник смены, замначальника цеха — проходил обычную здесь для молодого специалиста лесенку восхождения. И довольно быстро стал начальником огромного цеха.

Я помню нашу первую встречу. По пролету быстро шагал человек с простым, чуть-чуть курносым лицом, с веселым взглядом, который выражал живую общительность. Разговаривая со мной, Игорь Усачев как-то успевал боковым зрением видеть все, что делалось на линии. Вот заметил какой-то непорядок на стане, когда штанга сварочной аппаратуры, выставив вперед, словно щупальца, три кончика толстой электродной проволоки, приблизилась к переднему краю трубы. Вспыхнула электрическая дуга. Ее голубоватый язычок был виден лишь одно мгновение и тут же погас под порошком флюса. А через минуту труба поглотила и весь флюсовый аппарат.

Когда бункер, похожий на тендер крохотного паровозика, выползающего из длинного тоннеля, показался в заднем конце трубы, Усачев вместе с рабочими нагнулся над ним с ключами и молотком в руках.

Об Усачеве уже тогда говорили: хороший механик. Любопытное дело, я заметил на трубопрокатном да и на других заводах, что всякий начальник, как правило, имеет еще и второе, чисто профессиональное лицо: то он хороший механик, то электрик, то сварщик. Руководитель, так сказать, вообще, без крепкой специальности ныне не в большой чести. Игорь Усачев прошел все ступени восхождения, не перепрыгивая ни через одну. И хотя шел быстро, но все же основательно набирал на каждой ступени опыт, мастерство.

Он всегда казался мне очень молодым, и в первую нашу встречу, и в последующие, через десять лет. Моложавость его лица, должно быть, своего рода зеркало молодости души и энергии, которая не иссякает, и увлеченности, без которой трудно много лет работать на заводе. Именно в силу этих качеств, а не только по должности Усачев в шестьдесят третьем стал одним из руководителей специально созданного на заводе штаба по строительству стана "1020".

Представьте себе громадное, трехпролетное здание, пристраиваемое к основной таких же размеров коробке. Здесь одних металлоконструкций на четыре тысячи тонн. Осадчий обещал не останавливать действующие линии. Но как быть, например, со складом готовой продукции, куда идет поток труб и без которого цех не может жить ни минуты?

Усачев и строители находят выход. Ломая обычный порядок, спешно сооружают сначала один пролет, куда переносят склад, а затем уж другие пролеты.

Но главное, конечно, темпы. И согласованность строительства и монтажа. И механизация, и своевременное поступление сборного железобетона. Штаб объявляет соревнование комплексных бригад за право поездки с первым эшелоном труб на трассу газопровода Бухара — Урал. Многотиражка на заводе — она называется "Трубопрокатчик" — день за днем печатала на своих полосах героическую хронику строительных будней:

2 февраля. "На строительство стана пришли комсомольцы Челябинска. Молодежь лакокрасочного, часового заводов, хлебокомбината, педагогического училища. Ребята долбили грунт, убирали опалубку. Принесли плакат: "Пусть страна быстрее получит трубы большого диаметра".

16 февраля. "До пуска стана осталось чуть больше месяца. Строители и монтажники это прекрасно понимают. Бригада И. Д. Волкова выполнила трехсуточное задание за 16 часов. Бригады Г. Т. Князева и В. П. Сериченко сэкономили 20 дней на монтаже пресса-расширителя".

27 февраля. "Много хлопот доставляет сборочное устройство, которое складывает два полуцилиндра будущей трубы. В ударной работе здесь отличились сварщики В. Ф. Галанцев, В. И. Фролов, Н. Ф. Игнатов, В. И. Крючков, А. П. Шаповалов".

2 марта. "За небывало короткие сроки смонтирован участок формовки трубы. Здесь отличился Б. Телешов".

13 марта. "Битва за большую уральскую трубу продолжается. Главная задача сейчас — пустить станы внутренней сварки".

20 марта. Прошло всего два дня со времени принятия в Бонне решения об эмбарго. "Трубопрокатчик" сообщает: "Уже опробовано в горячем состоянии оборудование внутренней сварки".

30 марта. "Из заводской оранжереи Игорю Михайловичу Усачеву принесли большой букет живых весенних цветов, правда, обернутых в плотную бумагу, потому что на улице сильнейший мороз. Усачев торжественно вручил букет Виктору Галанцеву, рабочему, который сварил первые швы на первых трубах…"

К сожалению, меня не было в Челябинске на пуске стана. Я не видал в эти торжественные часы Усачева, рабочих Колю Падалко, его друга Валентина Крючкова, стоящего у сварочного пульта. Но рядом с ними там находился Геннадий Королев, молодой рабочий и начинающий рабкор. Все эти дни Геннадий Королев вел записи. Затем он опубликовал их в своей многотиражке — искренний, взволнованный репортаж с рабочего места сварщика:

"…Идет последний лист диаметром 529 миллиметров. Цех работает без остановки. И вот два часа мы занимались регулировкой роликов и кулис. Наконец-то стальной лист уже не лист, а полукорыто, как мы здесь его называем. Заготовка устремилась к прессу окончательной формовки. И в ту же секунду со стуком уперлась кромкой в пуансон.

Сотни глаз следят за каждым движением заготовки. Все невольно ищут глазами начальника участка формовки Бориса Приходько.

— Пошел, пошел! — кричит Приходько.

Заготовка входит в пресс окончательной формовки. Приходько машет рукой машинисту — и пресс опускается. Наступает, пожалуй, самая торжественная минута! Правильный полуцилиндр не спеша, будто с достоинством, выплывает из стана и замирает. Приходько хватает мел и крупно, прямо на трубе пишет: "1020".

Я вижу Игоря Михайловича Усачева. Лицо у него озабоченное. Усталые глаза говорят, что сегодня ночь была неспокойной, бессонной.

— Ну, как дела? — спрашивает он у старшего мастера сварки Виктора Ермолаева.

— Все в порядке, сейчас зажжем дугу и начнем варить, — отвечает тот.

И вот вспыхивает пламя дуги.

— Дуга! Есть дуга! — кричит Ермолаев электрикам. — Только убавьте напряжение.

И заструилась с концов электродов тонкая, ослепительная нить.

Хочется кричать: "Ура! Да здравствует первая труба! Вот она, долгожданная!"

Закончив шов, Алексей Красильников поднимает голову. Кто-то уже выводит мелом на трубе огромными буквами: "Теперь Аденауэру труба!"

За воротами цеха светает. Холод к рассвету еще больше усилился. Вот оно какое крепкое, ядреное, жгуче морозное утро большой уральской трубы…"

Окончательное завершение двух очередей нового стана праздновалось в апреле. На завод пришло поздравление ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Коллектив поздравили ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ.

20 апреля, поздно вечером, прямо на квартиру к Осадчему позвонили из Софии. Там готовился очередной номер "Отечественного фронта", и корреспондент задал Якову Павловичу несколько вопросов:

— Мы видели снимок трубы, на которой написано "Теперь Аденауэру труба!" Как появилось такое "приветствие" самонадеянному канцлеру?

Осадчий вспомнил:

— Это написали сами рабочие. Когда первая труба появилась на рольганге. Один из тех, кто был поближе, и написал этот ответ советских рабочих господину Аденауэру.

— Яков Павлович, наши читатели хотят узнать, какие у вас успехи в производстве труб большого диаметра? — спросил корреспондент.

— Успехи такие, — сказал Осадчий. — По нашим советским нормам стан "1020" должен строиться два года. А мы сделали его за десять месяцев. Обещали правительству пустить стан к первому апреля — и пустили.

— Для чего предназначаются ваши трубы?

— Через два-три дня первые эшелоны будут отправлены на магистрали Бухара — Урал и "Дружба". Мы поставляем трубы и социалистическим странам.

Если бы корреспондент из Софии позвонил еще раз, несколькими месяцами позже, Яков Павлович мог бы сказать ему, что та самая газовая река с востока и из Средней Азии, для которой завод эшелон за эшелоном поставлял новые трубы, пришла в Челябинск и на завод, где был торжественно зажжен яркий газовый факел мира.

Вскоре после пуска стана "1020" на заводе стало известно, что группа западногерманских журналистов, совершающих поездку по Средней Азии, Сибири и Уралу, намерена посетить и трубопрокатный завод в Челябинске.

Телеграмма о приезде гостей легла сначала на стол Осадчего, затем он показал ее своим заместителям, в парткоме. Тогдашний секретарь парткома Николай Кириллович Горенко отнес телеграмму в редакцию заводской многотиражки: кому, как не местным журналистам, лучше всех знающим свой завод, следует подготовиться к встрече гостей!

Редакция заводской многотиражки располагается в двух маленьких комнатах, рядом с завкомом. И, должно быть, это не случайно, потому что многие рабочие, идущие со своими предложениями, нуждами в профсоюзный комитет, тут же, до разговора с председателем или после него, заворачивают "на огонек" в редакцию.

В первой комнате — машинистки, корректор, так сказать, "секретариат", во второй — литературные сотрудники, их всего двое, да еще ответственный секретарь и редактор. Я издавна питаю чувство профессионального уважения к скромным и мало кому известным труженикам заводской печати. Литературная слава редко балует их, да они, кажется, к ней и не стремятся, редко даже пишут большие статьи или очерки, зато полностью отдают себя будничной работе, борьбе с недостатками, упущениями, напоминают об обязанностях на фактах малых или больших — день ото дня формируют, воспитывают общественное сознание большого рабочего коллектива.