Весь июль король и его придворные жадно следили за спором рыцаря и сквайра. Однако в августе, когда следствие затянулось на второй месяц, внимание короля переключилось с внутренних дел (среди которых была и перспектива захватывающей дуэли не на жизнь, а на смерть) на гораздо более значительный внешний конфликт, замаячивший на международном горизонте. Лето было в разгаре, и погода словно благоволила военным действиям, потому что война между Англией и Францией вновь стала неизбежна.
В прошлом году король послал в Шотландию армию французских рыцарей (среди которых был и Жан де Карруж) во главе с адмиралом де Вьеном. Французы сожгли и разграбили приграничные графства, оттянув войска короля Ричарда II на север, подальше от Лондона. Однако второе, более крупное французское вторжение с юга так и не началось, и изначальный план нападения на англичан с двух фронтов был провален. Теперь Филипп Смелый, герцог Бургундский, предложил королю Карлу обессмертить свое имя и нанести по Англии сокрушительный удар, предприняв ещё более масштабное и опустошительное вторжение.
Молодой и впечатлительный король мгновенно одобрил план и уже готовился покинуть Париж и отправиться в Слёйс, фламандский порт, чтобы возглавить поход с огромной французской армадой, состоящей из более чем тысячи военных кораблей. Перед отъездом из Парижа Карл присутствовал на торжественной мессе в соборе Нотр–Дам, пообещав не возвращаться в столицу, пока не ступит на английскую землю твёрдой поступью победителя.
После того как король и его дяди покинули Парламент, суд возобновил работу, включая процесс Карруж — Ле Гри. И вот уже заканчивался, на носу сентябрь, дело грозило затянуться на третий месяц, а рыцарь и сквайр по–прежнему были пленниками Парижа. Они могли перемещаться по городу как им вздумается, но были обязаны являться во Дворец правосудия по первому зову, а это могло случиться в любой момент.
Маргарита, уже на восьмом месяце, оказалась не только пленницей шумного города и четырёх стен своего дома, но и собственного тела. Ожидать одновременно разрешения от бремени и приговора суда в столь непривычной обстановке, должно быть, было для неё сущей пыткой.
Пока шло растянувшееся на целое лето следствие и все с нетерпением ждали решения Парламента, Жан Ле Кок делал собственные заметки касательно этого запутанного дела. В своём дневнике адвокат Жака Ле Гри взвешивает все доводы, как за, так и против подзащитного, обильно сдабривая их собственными мыслями и суждениями по ходу проводимого следствия.
К доводам, работающим против своего клиента, он относит тот факт, что «жена Карружа твёрдо стояла на своём, утверждая, будто преступление действительно имело место». Выдержка Маргариты под потоком всевозможных опровержений, предположений, алиби и встречных обвинений произвели на адвоката не меньшее впечатление, чем на всех остальных.
Ле Кок, видевший людей насквозь, также отмечает в своем дневнике, что сквайр однажды поинтересовался: «верю ли я ему, ибо заметил сомнение в моём взгляде».
Ле Кок также пишет: «Жак Ле Гри сказал мне, что как только до него дошли вести, будто Карруж намерен наказать его за совершённое преступление, он немедленно отправился к священнику на исповедь». Если Парламент разрешит дуэль, у обеих сторон будет достаточно времени, чтобы исповедаться в грехах, прежде чем сойтись в смертельном поединке. Но, видимо, Ле Гри не стал рисковать своей бессмертной душой, торопясь раскаяться в грехах задолго до того, как наступит его смертный час.
ДНЕВНИК ЖАНА ЛЕ КОКА
Эта страница содержит некоторые заметки, сделанные Жаном Ле Коком по известному делу. МС. Лат. 4645, фол. с.47. Французская национальная библиотека.
Приводя доводы в пользу своего клиента, адвокат повторяет многое из сказанного Жаком Ле Гри в оправдательной речи на суде, добавляя, что «многие рыцари неоднократно видели его в тот день в обществе графа Алансонского».
«Однако поговаривают, — добавляет адвокат, — что Жак Ле Гри отказался признаваться в чём бы то ни было, опасаясь вовлечь своих родных и близких в грандиозный скандал, поскольку граф Пьер уже поклялся, что тот невиновен в приписываемом ему преступлении».
Это лишь подтверждает версию, будто Жак Ле Гри придерживался своей легенды под давлением извне, как бы намекая, что и сам Ле Кок сомневается в искренности своего клиента.
Последнее замечание особенно красноречиво. Но, хоть Ле Кок и описывает процесс судопроизводства с точки зрения истинного профессионала и имеет возможность задавать своему клиенту всякие неудобные вопросы, ловкий адвокат, видимо, признавал, что давая оценки, не стоит выходить за профессиональные и этические рамки. Поэтому в заключение он кратко резюмирует, что «никто не знает всей правды об этом деле».
В середине сентября, по прошествии более чем двух месяцев с начала следствия и через восемь месяцев после предполагаемого преступления, Парламент наконец принял решение.15 сентября 1386 года, в субботу, рыцаря и сквайра вызвали во Дворец правосудия, чтобы огласить вердикт.
Лето сменила осень, и король со своими дядьями давно покинул Париж. В отсутствие короля обязанности верховного судьи исполнял Арнольд де Корби. Когда почтенный председатель призвал присутствующих к порядку, шум в богато украшенном Большом зале мгновенно стих, лишь звуки города извне нарушали тишину: стук железных колёс и цокот подков о мостовую, да крики извозчиков и лодочников, проплывающих по Сене близ дворца.
И снова рыцарь и сквайр встретились лицом к лицу перед толпой собравшихся в Парламенте зевак, каждый в сопровождении адвокатов, друзей и сторонников, включая и шестерых знатных поручителей. Сама Маргарита, видимо, отсутствовала, поскольку находилась на позднем сроке беременности.
С 1354 года Парламент ещё не дал добро ни на одну дуэль по делу о предполагаемом изнасиловании. А за последние полвека Верховный суд отклонил множество подобных исков в 1330, 1341, 1342, 1343,1372, 1377 и наконец в 1383 году. Поэтому перед рыцарем, с нетерпением ожидающим вердикта, вырисовывались далеко не радужные перспективы.
Закончив обсуждение дела, судьи, по французской традиции, записали свое решение на пергаменте и запечатали его в мешок вместе с другими документами, относящимися к процессу. Когда в зале воцарилась тишина, рыцарь и сквайр со сторонниками поднялись со своих мест, и судья, которому было поручено вести процесс, вскрыл мешок. Достав пергамент с решением суда, он не торопясь принялся зачитывать его вслух.
«По делу, находящемуся на рассмотрении нашего владыки короля, о споре по поводу поединка между сиром Жаном де Карружем, рыцарем, истцом и апеллянтом, с одной стороны, и Жаком Ле Гри, сквайром и ответчиком — с другой, суд принял законное решение и постановил: разрешить спор путём судебной дуэли между сторонами».
Учитывая, что судебные дуэли в 1386 году были в диковину, вердикт Парламента разрешить испытание поединком, да ещё по делу, основанному на сомнительных доказательствах, выглядит довольно странно. Однако решение базировалось скорее на политических соображениях, нежели на юридических. За долгие месяцы столь громкий процесс успел расколоть королевский двор. Рыцарь и сквайр были хорошо известны в Париже; оба были верными слугами короля; за обоих поручились знатные и уважаемые люди королевства. Ле Кок описывает этот раскол, говоря, что в Париже у сквайра было «множество сторонников», но в то же время, «многие другие» приняли сторону рыцаря. Поскольку молодой король покинул Францию, уехав вместе с дядьями во Фландрию, готовить вторжение в Англию, Верховный суд, возможно, боялся принять чью–либо сторону, ещё больше углубляя раскол, посему судьи предпочли удовлетворить просьбу рыцаря и разрешили дуэль, передав решение спора в руки Господа.
По закону дуэль должна была состояться не ранее, чем через сорок дней — 27 ноября 1386 года. Два месяца ожиданий, но это будет уже после того, как Маргарита разрешится от бремени. В любом случае, для супружеской четы пробьёт час расплаты.
Адвокат Жака Ле Гри сообщает, что «вскоре после того, как суд одобрил испытание поединком, сквайр слёг». Его легко понять. Разве за несколько месяцев до этого Ле Гри не был полностью оправдан в суде графа Пьера? Не он ли упустил свой шанс избежать дуэли, сославшись на привилегии духовенства? Внезапно на него опять пала тень подозрения, и теперь он вновь должен доказывать свою невиновность, но уже в смертельном поединке.
Что касается Жана де Карружа, то, несомненно, он был удовлетворён вердиктом Парламента по своей апелляции. Несмотря на все разногласия, долгие месяцы ожиданий и сопряжённые с этим финансовые риски, он наконец добился своего.
Но вот подвох: лжесвидетельство карается смертной казнью. Эти двое будут биться не на жизнь, а на смерть, чтобы доказать свою правоту, и даже если Жан успеет сдаться прежде, чем его сразит удар противника, рыцаря утащат с поля боя, но лишь для того, чтобы вздёрнуть на Монфоконе, как солгавшего под присягой.
Маргариту, как главного свидетеля в этом деле, ждала ещё более незавидная участь. Согласно древнему обычаю, ставшем в XIV веке уже частью французского законодательства, если испытание поединком докажет, что женщина лжесвидетельствовала и лгала под присягой, то её надлежало сжечь заживо.