II

Идёт по склону поля к реке председатель. На душе радостно: машины работают, семена отборные, механизаторы один к одному — гвардейцы. Ребята на поле, что муравьи, земле кланяются. Постигают науку пахаря. Наука эта трудная, сложная. Знает председатель, что никакая академия не сделает из человека пахаря, коли с малых лет земле мало кланялся. Радостно на душе у Харитона Харитоновича.

И как-то помимо своей воли — не хотел: ещё обида сердце не оставила, — глянул в сторону Овсяной полянки. Глянул и остановился. Видит: по пахоте полянки человек на коленках ползает.

«Кто бы это и зачем?» — подумал председатель, повернул и зашагал к полосе.

— А, Митрич, — ещё не доходя до полосы, узнал председатель Ковчу, — добрый день!

— Добрый день, — подымаясь с колен, ответил старик, — как ты сказывал, полянку вспахали ночью, так вот гляжу, всё ли тут как надо сделано.

— Ну и как?

— Хороший пахарь был, будь он неладен, ни одного зёрнышка поверху нет, да и землю, что пух, разделал. Овсище, скажу тебе, Харитон Харитонович, в этом году будет — редкость. Примета такая есть.

— Какая примета?

— Примета-то? Да очень простая. Эту примету каждый пахарь должен знать. Берёза в эту весну больно много соку даёт. А коли много соку — сей овёс, без хлеба не будешь. Вот какая примета. А с таким овсом, что здесь вымахнет, смело в Москву на выставку ступай.

— Какая выставка, Митрич, коли мы пахаря даже не знаем.

— Нашёл о чём тужить. Пахарь объявится. Ты, Харитон Харитонович, близко это к сердцу не принимай. Пошутили ребята, ну и всё. Наш народ до шуток горазд, сам знаешь. На шутку и ты шуткой. Дело-то и наладится.

— Спасибо, Митрич, на добром слове, — загадочно улыбнулся председатель. — Да шутка-то вроде бы великовата.

— В большом деле малая шутка, что иголка в стогу сена, — засмеялся старик.