<Я так не думаю. Признаюсь, что-то подобное было моим первым выводом. Потом я подумал. Мы знаем, что двуногие откуда-то ещё. Мы оба слушали те старые песни памяти, в которых рассказывается о яйцевидных штуках, которые с рёвом рухнули сверху и вернулись в небо. Я знаю, что некоторые коты продолжают верить, что двуногие приходят откуда-то в земли, которые мы знаем. Я слышал теории о том, что двуногие живут на каком-то изолированном острове, где не растет сетевое дерево, и поэтому Народ не путешествовал туда. Однако я думаю, что это маловероятно.>

<Я согласен,> сказал Разгребатель Грязи. <Двуногие не сразу создали летающие штуки, которыми они пользуются сейчас. Между ними, должно быть, были ступеньки, возможно, вроде складывающихся летающих штук, которые Погибель Клыкастой Смерти и Открытая Ветрам используют в качестве игрушек. Но если бы у них были такие летающие штукии они жили бы где-то рядом с землями, которые мы знаем, конечно, отважный двуногий или два пришли бы в сетевые леса до Погибели Клыкастой Смерти, и эта встреча была бы записана певицами памяти. Следовательно, они должны быть откуда-то ещё.>

Лазающий Быстро был доволен, что его друг согласился. Он не собирался спорить с ним. Разгребатель Грязи мог быть таким же упрямым, как и глубоко укоренившиеся сорняки, которые он всегда выдёргивал со своих садовых участков.

<Я думаю,> продолжил Лазающий Быстро, <Погибель Клыкастой Смерти отправится обратно туда, откуда двуногие пришли, прежде чем появиться в нашем мире. Первый шар на её изображениях — наше место. Второй шар — это то место, куда мы собираемся. Она пытается убедиться, что я всё понимаю, потому что она не хочет путешествовать без меня.> 

<Так её ожидает долгое путешествие,> прокомментировал Разгребатель Грязи.

Лазающий Быстро согласился. Связанные пары могли разделяться, иногда на несколько дней — иначе как кот будет кормить свою пару и котят? Однако долгая разлука утомляла обоих. Многие связанные коты старались надолго не удаляться от мест гнездования. Некоторые, особенно пожилые, решали полностью отказаться от охоты, сосредоточившись на других способах содействия клану. Изготовление каменных орудий требовало времени и терпения, так же как и выстругивание рукояток и вязание сетей. Или пара может вместе собирать пищу, потому что, хотя Народ в основном ел мясо или рыбу, они дополняли свой рацион орехами и корнями.

С тех пор, как пришли двуногие, Народ начал подражать им в выращивании растений. Сначала это был просто уход за растениями, которые уже росли на месте: полив, когда сезон был засушливым, уборка конкурирующих растений, которые могли их задушить. Таким образом, урожайность увеличилась. Теперь были такие, как Разгребатель Грязи, которые хотели, чтобы Народ действительно сажал полезные растения там, где они будут расти, или закапывал семена и защищал молодые побеги от жевателей коры. Растениеводство требовало большого внимания. Это оказался очень хороший способ для связанных пар обеспечить клан пищей, не подвергаясь такому риску, как кот, отправлявшийся на охоту.

Было важно избежать этого риска. Лишь изредка одна половина связанной пары переживала смерть партнера. Умы, которые были настолько переплетены, что усиливали сияние друг друга, нечасто переживали потерю своей пары. Иногда кошка с котятами выживала, потому что она была им нужна, но часто клану приходилось заботиться о котятах, осиротевших дважды.

Лазающий Быстро встряхнулся, словно он мог избавиться от печальных воспоминаний так же легко, как от жука, пробирающегося через его мех.

<Я рад, что Погибель Клыкастой Смерти хочет, чтобы я поехал с ней. Я не уверен, что она понимает опасность разлучения связанной пары. Я думаю, она знает, что будет несчастна, но я не знаю, понимает ли она, что наша разлука может означать мою смерть, особенно если наши мыслесветы разойдутся так далеко. Даже если мне придется выйти за пределы гор и на этот другой шар — этот другой мир — я пойду. Это наш договор. Это наша связь.>

* * *

Андерс старался не показать Калиде — или даже Дейси — своих смешанных чувств по поводу отъезда Стефани на Мантикору. Он был рад, что Брэдфорда Уиттакера не было сейчас на Сфинксе. Доктор Уиттакер был не самым чувствительным из людей, и Андерс сомневался, что он действительно понимал чувства своего сына или даже замечал их. Конечно, об этом было что сказать. Если бы мать Андерса была здесь, ему бы пришлось поговорить откровенно, хотел он того или нет. Была причина, по которой она была политиком — и хорошим политиком старого типа, который стал политиком не потому, что видел в ней путь к славе и богатству, а потому, что видел в этом способ помочь людям.

Он, конечно, должен был написать маме, но хорошее свойство межзвездного общения — ну, хорошее в данном случае, хотя он сомневался, что его отец считал так же — заключалась в значительной задержке во времени. Он думал, что к тому времени, когда ему придется ответить на многозначительные и продуманные вопросы мамы, что уже соберется с мыслями.

Хотя сейчас...

Его сердце болезненно сжималось всякий раз, когда он видел Стефани. Он думал, что она не догадывалась, но был уверен, что Львиное Сердце догадывается. Как ни странно, Андерс также чувствовал уверенность, что древесный кот хранил его секрет. Это заставило его понять, что кот был его другом, чего он никогда раньше не чувствовал, поэтому он предположил, что по крайней мере что-то хорошее вышло из этого надвигающегося горя.

Черт, какой я бесчувственный придурок, не так ли? Всё время, пока мы со Стефани миловались, как выразилась Дейси, я не задумывался о том, что Стеф почувствует, когда я вернусь домой. Я знал, как плохо я себя чувствовал, когда меня утащили на Мантикору, а она осталась здесь, но по крайней мере мы все ещё могли написать друг другу и получить ответ в тот же день! Я думал, что в любом случае это было чертовски плохо, но теперь, когда ситуация изменилась, я знаю, что она чувствовала себя даже хуже, наблюдая за мной, чем я, а я был так занят чувством жалости к себе, что никогда не осознавал этого. Теперь, когда я остался один, я могу сказать, что мне нехорошо. На самом деле это хуже, чем быть брошенным. Бросающему есть чем заняться; брошенный просто строит жизнь вокруг дыры, где должен быть другой человек. А что мы будем делать, когда мне придется уехать, и мы оба знаем, что я не вернусь? Тогда сообщений в тот же день не будет!

Стефани была очень мила, должен был признать Андерс. Несмотря на то, что она, должно быть, была по уши в своих планах — он знал, что всю дорогу до Явата-Кроссинг будут экспедиции по магазинам за вещами, которых нельзя было найти в маленьком Твин-Форкс, — все же она никогда не болтала о том, насколько она взволнована. Более того, отпуск от учебы, который родители Стефани предоставили ей, означал, что у них ещё было время встречаться каждый день, даже во время подготовки к отъезду.

Сегодня они встретились в Твин-Форкс, где планировали присоединиться к собранию клуба дельтапланеристов, а потом уйти — только вдвоём. У Андерса теперь был собственный планер — ультрасовременная модель, подарок его отца ("Извини, я облажался") перед отъездом. Он был действительно красивым, в ярко-зеленых и бирюзовых цветах, которые, по уверениям девушек, хорошо сочетались с его внешними данными. Нескольких месяцев было недостаточно, чтобы Андерс познакомился с остальной частью компании Стефани, но, по крайней мере, он больше не смущался.

Может быть, из-за того, что предстоящий отъезд Стефани заставил его вспомнить всё, что когда-то было свежим и новым, Андерс поймал себя на мысли, как изменились многие ребята за последние шесть месяцев, когда он присоединился к ним.

Наиболее очевидно изменился Тоби Медник. Тоби был всего на несколько месяцев моложе Стефани, и когда Андерс впервые встретил его, он был ростом со Стефани или немного ниже. Конечно, его манера поведения — застенчивая и кроткая — означала, что он мог быть трёхметрового роста и всё ещё казаться маленьким. Теперь вмешательство природы прибавило Тоби роста. У него появились мощные плечевые мускулы, хотя в целом его телосложение оставалось изящным. Однако самым большим изменением стало его ощущение.

Тоби был из очень консервативной семьи. Клуб дельтапланеризма был единственной организацией, в которую ему разрешили вступить, и то потому, что им руководил мэр Сапристос. Но дельтаплан оказался именно тем, что нужно Тоби. Он был на пути к тому, чтобы выполнить свою клятву на вечеринке по случаю пятнадцатого дня рождения Стефани — стать лучшим лётчиком в клубе. Тёмно-карие глаза больше не смотрели застенчиво из-за завесы шелковистых чёрных волос. Они смотрели другим людям прямо в глаза, а тёмные волосы были собраны назад, что по мнению Андерса, — без излишней скромности — было скопировано с того, как это делал сам Андерс.

"Два Cи", Чет Понтье и Кристина Шредер, изменились иначе. У Чета наконец замедлился рост, который, — как он весело признал, — был проклятием для бюджета на покупку одежды его родителей. В семнадцать лет он достиг 188 сантиметров роста, и в эти дни его тело, казалось, было настроено заполнить ту рамку, которую оно растянуло. Естественный цвет волос Чета был чуть светлее, чем пшенично-золотые волосы Андерса, но он и его подруга Кристина недавно увлеклись одинаковым их окрашиванием. У обоих теперь были волосы цвета индиго с фиолетовым оттенком. Когда они собирались выходить, они также надевали серебряные контактные линзы, имитирующие кошачьи глаза.

На Чете изменения выглядели немного ненормально — по крайней мере, так думал Андерс, — но с самой первой встречи Андерс всегда думал, что в Кристине есть что-то от экзотической птицы. Она сохранила свой попугайский гребень, и он выглядел так же хорошо сине-фиолетовым, как когда-то — серебряно-белым. Если изящная, гибкая фигура Кристины и изменилась, то это сгладило её формы до чего-то более восхитительно женственного. Серебряные контактные линзы вряд ли были лучше её естественных ледяных голубых глаз, особенно в сравнении с тёплым оттенком её кожи сандалового дерева, но если она хотела поэкспериментировать, Андерс не собирался жаловаться.