— 9 — Менелик

Джо проснулся в крошечном номере отеля «Вавилон» воскресным утром, провалявшись в лихорадке с вечера пятницы. Большую часть этого времени Лиффи просидел за столом рядом с койкой Джо, присматривая за больным. Джо попросил воды и, выпив, стал рассказывать о своей поездке в монастырь. Пока он говорил, Лиффи неловко ёрзал, и лицо его всё больше и больше скукоживалось. Наконец он открыл рот и громоподобно рыгнул, за чем последовал взрывной шквал бульканья и вздохов. Он слабо улыбнулся, похлопав себя по животу.

— Как тебе такое рассуждение, Джо: ты говоришь, «Блетч»? Ну, это зловеще, ещё как, но не могу сказать, что ты меня удивил. Впрочем, уже ничто связанное с войной меня не удивляет. Даже если циклоп Блетч — всевидящий аббат Монастыря. Это безумие, вот и всё. Это всё безумие и я постараюсь не думать об этом…

И тут снова шумно забурлило его нутро.

Джо спросил Лиффи, доводилось ли ему слышать о двух женщинах, известных как сёстры.

— Слышал, конечно, — сказал Лиффи, — но это тебе ничего не даст. Каждый, кто хоть раз бывал в Каире, что-нибудь да слышал об этих львицах прошлого, настолько старых, что ходят слухи, будто они когда-то были близки со Сфинксом; естественно до того, как его обратили в камень. Но, как обычно с волшебными историями, эта случилась давным-давно, и теперь легендарные сёстры в уединении живут в плавучем доме на Ниле, над течением вод наблюдая за течением времени… Но что же мы имеем в итоге? Блетчли подался в философы? Потерял хватку и решил, что тёмная година войны — это самое подходящее время разгадывать загадки Нила и Сфинкса? Серьёзно? Мне это кажется маловероятным.

Джо кивнул.

— Да, конечно, но Блетчли умеет за множеством слов скрывать важное. Последнее, что он упомянул почти на одном дыхании, это старика Менелика и сестёр, но вот почему? И какая может быть связь между ними и сегодняшним Стерном?

Лиффи задумался.

— Сегодня, время, — пробормотал он. — Здесь и сейчас… Это интересный вопрос, не так ли? потому что кто знает, что здесь и сейчас в голове у кого-то другого… О!

Лиффи улыбнулся и присвистнул.

— Подожди, дай-ка подумать! В голове Сфинкса Стерн стоял на смотровой площадке, которую Менелик смастерил для себя в прошлом веке. А ведь это не единственное тайное место, дорогое сердцу старого мудреца. В городском саду над Нилом есть его склеп, древний мавзолей, где он провёл последние годы своей жизни. Как насчёт него, Джо? Подойдёт?

Джо потёр глаза.

— Как по мне, это звучит подходяще. А как насчёт этого? — Он посмотрел на бутылку джина на столе.

— Ну что ж. Сегодня Ахмад использует этот склеп как свою секретную мастерскую, место, где он хранит печатный станок, гравировальные инструменты и так далее. Я до этого дойду. Но сначала припомни: когда Блетчли упомянул старика Менелика и сестёр, не указал ли он на что-то, что могло их объединять?

Джо нахмурился.

— Пожалуй… вот: «старик Менелик тоже был в своё время светской фигурой».

Рука Лиффи выстрелила, и он едва не сделал Джо похожим на Блетчли.

— Точно. И кто, совершенно случайно, оказывается у нас экспертом по всем каирским социальным вопросам, имеющим отношение к прошлому?… Кто, как ты думаешь? Ахмад? Почему Ахмад? Да конечно Ахмад и никто другой! Ведь его специализация — колонки светских сплетен в газетах тридцатилетней давности… Итак. Похоже Блетчли хочет сказать, что для того чтобы узнать правду о Стерне, надо сначала узнать правду о старике Менелике и сёстрах. И ключом к этому станет экскурс в прошлое Ахмада, ведь именно он держит в руках ключ от склепа Менелика. От своей подпольной мастерской, от законспирированной правды, или «Искры».

Лиффи пукнул.

— Слишком окольный путь? «Нормальные герои всегда идут в обход». Держу пари, эта задача оказалась не по зубам «Энигме» Блетчли и его монахам. Поэтому-то ты единственный человек, живущий в отеле «Вавилон» кроме самого Ахмада. Это устроено Блетчли. Так что твой путь начинается с нашего местного отшельника прямо здесь, в отеле «Вавилон». И ясно, что на этом этапе путешествия на восток все дороги ведут к Ахмаду.

Лиффи глубокомысленно кивнул.

— Да, Блетчли постарался своим хитровыебаным монашеским способом дать тебе понять, что это путешествие не столько в пространстве, дитя моё, сколько во времени. Главное не реки, горы и пустыни, которые нужно пересечь, а воспоминания, которые нужно исследовать. Восстановить прошлое, заглянуть в пещеры и обозреть открытые пространства, смотреть и слушать, отмечая местные пословицы и поговорки… Сейчас, Джо, ты должен узреть саму идею этого рушащегося скита, где ты единственный постоялец. Опустевшего Вавилона, который ты делишь только с одним человеком… Короче говоря, что это за «Отель Вавилон», дитя моё? И кто есть Ахмад, и чем он занят в этих руинах, в то время как по всему миру бушует ужасная война?

Лиффи рассмеялся, потом посерьезнел.

— Отчасти я тебе завидую, Джо. Я не слишком хорошо знаю Ахмада, но чую, что у него за душой есть целые миры, а возможно, даже целая тайная Вселенная. И, похоже, старый Менелик каким-то образом оказался в центре далёкого иероглифического прошлого, своего рода Чёрного Солнца, вокруг символа которого некогда вращалось множество жизней. И поскольку Ахмад обладает странной способностью перемещаться из этого мира в другой и обратно, тебе не стоит ожидать последовательного повествования об искомом. Потому что ты намерен исследовать память Ахмада, не так ли? а память по стреле времени распределена неравномерно, не так ли? и владелец памяти, Ахмад, он посередине, между прошлым и будущим. Тебе, Джо, предстоит иметь дело исключительно с проблесками истины и предположениями и осколками и черепками, как мог бы назвать их Менелик. Из этих разрозненных фрагментов мы и попытаемся восстановить чашу, тот хрупкий сосуд, что когда-то в других эпохах содержал вино других жизней… Полагаю, этого следовало ожидать; в конце концов, мы находимся в Египте. Черепки, да; удачное сравнение, по-моему. Джо, как считаешь?

Джо улыбнулся.

— Боже мой, Лиффи, как много дел твоё воображение нашло для меня в день воскресный.

Лиффи закатил глаза и потом кивнул.

— Действительно. Что ж, поскольку нельзя трудиться, давай рассмотрим твой бизнес умозрительно. Мои дела подождут, хотя на сегодня у меня запланирован откровенный разврат, кувырки голых потных тел… Н-нда, так с чего мне начать? Рассказать ли тебе об Ахмаде, или об отеле «Вавилон», или о музыке времени? Подожди-ка, есть у меня идея, и это начало будет не хуже любого другого. Итак, почему бы не начать с пианолы?

Лиффи фыркнул и засмеялся.

— Ты видел это чудо, я знаю, что видел. Там, внизу, под десятилетиями пыли, стоит она — Пианола всего сущего. И что, во имя всего святого, она там делает?

Джо дёрнулся, словно собираясь встать, а Лиффи отвернулся и уставился на бутылку джина на столе.

— В этой бутылке заперт Джинн? — спросил он.

— Вполне вероятно, — пробормотал Джо.

— И ты хочешь его выпустить? Освободить его?

— Это казалось не такой уж плохой идеей.

Лиффи нахмурился и энергично покачал головой.

— Сначала бизнес, Джо. Пианола имеет приоритет. Ну вот. Каждое воскресное утро, после того как сидя на высоком табурете за стойкой Ахмад выпьет кофе и сжуёт кунжутные вафли, он на часок запускает пианолу. Ахмад называет это: «перебирать прошлое». И пианола перебирает своими шпенёчками последний сохранившийся перфорированный рулон с мелодией «Дом, милый дом». Можно сказать, Ахмад вкушает ностальгию по ушедшей эпохе.

Лиффи выглядел задумчивым.

— Есть у него и своё ремесло, им он занимается в секретной мастерской в мавзолее старого Менелика. Там, внизу, Ахмад — мастер подделки, непревзойдённый фальшивомонетчик, считающийся лучшим в Египте. Деньги — его специальность, огромные кучи фальшивых денег для фанатичных монахов. И фальшивые монахи распространяют фальшивые миллионы. Делает Ахмад также и удостоверения личности и кое-что ещё, например, купоны на бесплатные напитки. Ты не помнишь, как я подмигивал жандарму в аэропорту? «Скажи, что тебя послал Ахмад, и ты не пожалеешь?»

— Ты имеешь в виду, что эти купоны действительно работают? — спросил Джо.

— Всегда. Где угодно в Каире.

— Почему?

Лиффи причмокнул своими живыми губами.

— Они работают, потому что отец Ахмада, тоже Ахмад, был известным в Каире драгоманом, ведущим в этих краях гидом и переводчиком для туристов и чем-то вроде крёстного отца для занимающихся сутенёрской или алкогольной торговлей. Здесь до сих пор почитают его имя, потому что, как основатель «Благотворительного общества драгоманов», он явился одним из предтеч современного египетского национализма. Так вот, Ахмад-па в прошлом веке по долгу службы слонялся по верандам туристических отелей, и как-то зимой у него случился жаркий роман с молодой немкой. А Ахмад-младший, наш Ахмад, из-за этого стал яростным антигерманским вегетарианцем.

— Как так?

— А вот так. Эта молодая немка стала его матерью, но вскоре после рождения Ахмада-младшего бросила обоих Ахмадов и вернулась в Германию. Она думала, что так будет лучше для всех, однако некоторые политические враги Ахмада-па распустили слух, что она сбежала домой, потому что не могла жить без ежедневного поедания длинных толстых кровяных колбас своего Отечества. Наш Ахмад услышал этот злобный слух будучи ещё чувствительным юношей, и воспринял его как личное оскорбление, прочитав какой-то сексуальный подтекст в тяге своей матери к большим германским кровяным колбасам. Он так и не простил бедняжке, что она предпочла их ему. И уже никогда не прощал ни женщин вообще, ни Германию вообще, ни мясо… Я бы сказал, что мясной вопрос снова стоит в повестке дня. И есть способ решить его. Помните старого бледного коня, Джо? Я имею в виду мясо. Мясо, просто мясо. Даже одухотворённого Ахмада беспокоит мясной вопрос… Да, мясо, дитя моё. Обдумайте это хорошенько, пока будете закалять свой дух в пещерах и на открытых воздуху пространствах…