Глава 9

2004

Гаити

Кингсли проснулся в то утро и решил трахнуть первую попавшуюся девчонку. К счастью, в его постели удобно расположилась девушка. Кто она такая, он точно не помнил, но это не имело особого значения. Она была здесь по его приглашению и по своему выбору. Имена, даты, места - все остальное не имело значения.

Он познакомился с ней вчера вечером. Вчера вечером он зашел в бар, выпил несколько галлонов рома… или чего-то еще. Он познакомился с официанткой, которая говорила на традиционном французском и немного на английском. Он говорил по-английски и достаточно по-креольски, чтобы она сидела у него на коленях после третьей рюмки и он привел ее к себе домой после шестой. Дом был не более чем лачугой на пляже, обставленной кроватью и хорошо укомплектованным баром, но это не помешало ей провести ночь с ним и на нем. Роскошная девушка. Кожа и глаза цвета кофе, короткие вьющиеся волосы, образующие ореол вокруг ее лица, губы, похожие на леденцы, которые он отчетливо помнил, как кусал.

И в любую минуту он вспомнит ее имя. Он перекатился на бок, прижался к ее спине и поцеловал плечо. Ее имя начиналось на С. Он хотел сказать Сабрина, но не совсем оно. Она вытянулась во сне и прижалась к нему. Черт. Сегодня утром он даже своего имени не помнил.

Она перевернулась на живот и Кингсли провел рукой по ее спине. У нее была мягкая гладкая кожа женщины, которая проводит свои дни обнаженной на песке.

- Bon maten, - пробормотала она, когда он прикусил ее шею, слегка пахнущую цитрусом. Не отрывая губ от ее тела, он потянулся через кровать, достал презерватив и раскатал его. Больше никаких несчастных случаев. Больше никаких ошибок. Больше не будет такого утра, как в прошлом году, когда он собственными глазами увидел последствия своей небрежности.

Он выбросил эту мысль из головы, когда лег на девушку сверху.

- Oui? – спросил он. - Non?

- Wi, - ответила она по-гаитянски креольски, что означало "да", и одарила его улыбкой, которая тоже говорила "да".

Он усмехнулся ей на ухо, раздвинул коленями ее бедра и вошел в нее несколькими медленными толчками. Она все еще была влажной и открытой после секса, которым они занимались несколькими часами ранее. Влажная и теплая, он застонал от удовольствия. Он уже давно не позволял себе заниматься ванильным сексом. Это было похоже на отпуск - ленивый, легкий, потакающий своим слабостям.

Но он не жаловался, как и Сабатина.

Сабатина - вот как ее звали.

Кингсли прижимался к ее бедрам, стараясь быть медленным. Ее рот открылся под его натиском, увлекая язык в дюжину поцелуев, дюжину укусов. На вкус она напоминала белое вино и груши. Опустив голову, он взял сосок в рот и глубоко всосал его, и она выгибалась ему навстречу. Он проникал глубже, и она приветственно приподняла бедра. Прошлой ночью... он едва помнил, как трахал ее, хотя знал, что ему это нравилось, и ей тоже. И все же это было похоже на первый раз с ней, поэтому он не торопился, наслаждаясь каждым толчком и приятным давлением, которое возникало в его животе, бедрах и спине.

Ее губы изогнулись в улыбке опьянения. Она тихо пробормотала что-то по-креольски. Он не понял ни слова, но тон был, несомненно, подбадривающим. Он лизал и целовал ее, переходя от одной груди к другой. Продолжал двигаться внутри нее, сильнее и глубже. Она вытянула руки и обвила их вокруг его шеи. Повинуясь чистому инстинкту, он схватил ее за руки, прижал запястья к кровати по обе стороны от ее головы, и проник в нее с жестким толчком. Она ахнула и закричала. Кингсли замер.

- Не останавливайся, - сказала она по-английски с сильным акцентом. Он сильнее навалился на запястья, больше силы в толчки и втрахивал шесть дюймов в матрас. Распластавшись под ним, она принимала все, что он давал, без протеста и с энтузиазмом. Он отпустил одно запястье и закинул ее ногу себе на бедро. Когда он вышел из ее тела, он вышел до самой головки. Когда проникал внутрь, то проникал на всю длину сразу так глубоко, как мог. Глубокая пульсация резонировала в его бедрах и ногах до самого члена. Он не мог долго продержаться, но, к счастью, и она тоже. Он ускорил темп и был вознагражден чувственным стоном ее оргазма, и последующими сокращениями ее лона вокруг него.

Он впился пальцами в ее плоть и наконец позволил себе кончить. Освобождение, когда он рухнул на нее, было глубоким. Ему хотелось закрыть глаза, заснуть оставаясь внутри нее и не просыпаться несколько дней. Вместо этого он покинул ее и лег на бок лицом к ней.

- Тебе понравилось? - спросил он.

- Non, - ответила она с широкой улыбкой. – Мне очень понравилось. Но...

- Никаких, но, - ответил он. - Оставайся. Я найду завтрак.

- Не могу. - Она встала и покрутила шеей вправо и влево Она подняла с пола свое платье и натянула его через голову. - Мне нужно идти.

- Тебе обязательно нужно работать?

- Няня, - ответила она. - Маман сегодня работает. - Она быстро и крепко поцеловала его, прежде чем соскользнуть с кровати. Она обула сандалии и перевязала волосы лентой. - Но я могу вернуться завтра ночью.

- Тебе стоит, - ответил он. - Я буду здесь.

- Как долго? - спросила она.

- Не знаю, - ответил он. - Пока они не вышвырнут меня с острова.

- Это Гаити. Если ты тратишь здесь деньги, то можешь остаться навсегда.

- Может быть, я так и сделаю. - Его деньги еще не скоро закончатся. И мысль о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк сейчас, зимой, где дома его никто не ждет, кроме священника с разбитым сердцем?

- Хорошо. Я никогда раньше не трахалась с белым мужчиной.

- Поэтому ты пошла со мной?

- Wi, - ответила она и подмигнула.

Кингсли рассмеялся.

- Я чувствую себя таким использованным.

- Хочешь, чтобы я вернулась и использовала тебя еще раз?

- Почему бы и нет? - спросил он.

- Не знаю. - Она с прищуром смотрела на него. - Ночью во сне ты говорил о другой девушке.

- Да? О ком же? - Насколько ему было известно, Кингсли уже много лет не разговаривал во сне. С того самого года, как он переехал на Манхэттен и все еще не оправился от огнестрельного ранения.

- Ты так и не назвал ее имени. Это была "она". Кто она?

- Должно быть, мне что-то снилось. Я знаю многих девушек. У них у всех есть имена.

Сабатина улыбнулась.

- Может быть, я снова воспользуюсь тобой сегодня вечером. Приходи в клуб, если хочешь. Я буду твоей парой в День Святого Валентина.

- Сегодня День Святого Валентина?

- Ты не знал?

- Я даже не помню, какой сегодня год.

Смеясь, она наклонилась и поцеловала его еще раз.

- 2004. День Святого Валентина. А сейчас мне нужно домой, пока маман не убила меня.

- Ты живешь с родителями? - спросил Кингсли.

Она кивнула и наклонилась завязать ремешки на сандалиях.

- Сколько тебе лет? - спросил он.

- Восемнадцать, - ответила она и выпрямилась.

Живот Кингсли несколько раз перевернулся. Восемнадцать? Ей было всего восемнадцать? Его последней девушке было двадцать семь. Где-то в глубине души его совесть напомнила о своем существовании.

- У меня есть правило. Я не трахаю женщин моложе двадцати пяти.

- Тогда ты нарушил свое правило. - Она снова рассмеялась. - Все хорошо. Мне нравятся мужчины постарше.

Она провела рукой по его волосам и после еще одного поцелуя, на который он не ответил, ушла.

Где-то у него были часы, но он не стал их проверять. Все, что он сделал, это схватил полотенце, обернул его вокруг талии и пошел к океану. Должно быть было рано. Было похоже на то. Но температура уже была около 26 градусов. На его участке пляжа еще никого не было, поэтому он сбросил полотенце и нырнул голым в прозрачную воду. Он проплыл ярдов сто, после чего лег на спину. Когда в последний раз он принимал настоящую ванну или душ? Он не помнил. Кому нужна фарфоровая ванная, когда в пятидесяти футах от двери находится океан?

Пока он плавал под утренним солнцем, то пытался забыть, как прошлой ночью трахнул девушку на двадцать один год младше его. Двадцать один год. Он был достаточно взрослым, чтобы быть отцом и даже больше того. Но опять же, он потерял девственность в двенадцать или тринадцать... двенадцать может быть. Тринадцать? Сколько бы ни было, по этой математике он не мог трахать кого угодно младше себя на тринадцать лет. Это был возраст Элли... двадцать шесть. На минуту он позволил себе подумать о ней, чего уже несколько месяцев старался избегать. Где она осела? Сдалась ли она и вернулась к Сорену? Он сомневался. Раз в неделю он звонил в свой офис и говорил с Каллиопой. Никаких новостей от нее. В доме было тихо. В городе было тихо. Собаки были довольны и его клубы процветали в руках его способных менеджеров. Все скучали по нему, говорила Каллиопа. Но он никому не был нужен.

И никто в доме не видел и не слышал ни Элли, ни Сорена с тех пор, как Кингсли покинул страну в июне. Или они ворковали в постели Сорена, восполняя все то, что произошло между ними, или она все еще отсутствовала, а он все еще искал. Кингсли отказывался признать, что ему не все равно, какой это был из вариантов. Его роль в их семейной драме была исполнена. Они были взрослыми людьми. Они не нуждались в его присутствии, чтобы решать свои проблемы за них.

Все же...

Тем не менее...

Он не мог перестать гадать.

Он нехотя поплыл к берегу и схватил с песка полотенце. Он не вытирался. В такую жару нет нужды. К тому времени, как он доберется до своей пляжной хижины, он почти высохнет. Вернувшись в дом, он выпил бутылку воды и натянул рваные брюки цвета хаки и белую рубашку. Он даже не потрудился застегнуть ее. Он надел темные очки и вышел обратно в жаркий день в поисках еды, алкоголя и всего остального, что могло бы помочь ему пережить этот день.

Хижина на другом участке пляжа в полумиле отсюда продавала посетителям рыбу и фрукты. Может быть, он там и поест. Он мог бы и дальше идти. Впрочем, это не имело значения. Он не собирался голодать. И у него не было расписания. Если бы он был честен с самим собой, то признал бы, что ему скучно. Скучно в раю. Но после пяти недель сна на пляже, купания на пляже, прогулок по пляжу, еды на пляже, секса на пляже... он бы убил за вид небоскреба, особняка или телевизора, транслирующего французский футбольный матч. Он понятия не имел, как дела у "Les Bleus" в этом сезоне. Пока они бьют Данию, он может спокойно спать по ночам. Когда он позвонит домой в следующий раз, он попросит Каллиопу проверить счет. Даже в раю у мужчин были потребности.