2015
Шотландия
- Ночь была темной, шёл дождь, - сказала Нора, подходя к окну и становясь рядом с Сореном. Она смотрела на летнюю грозу, разрывающую шотландское небо.
- Пожалуйста, скажи мне, что это не первая строчка в твоей следующей книге.
- О, но это такая хорошая первая строка. Такая классическая. - Она вложила свою ладонь в его и наблюдала за световым представлением за окном. Ветер и дождь хлестал по деревьям и болотам. Вспышка молнии осветила ночь на долю секунды и холмы расцвели всеми цветами радуги, прежде чем снова погрузиться в черноту. - Как насчет такой «В замке была темная ночь, шёл дождь, и женщина по имени Нора, была настроена соблазнить своего священника».
Сорен ухмыльнулся.
- Лучше. Незначительно лучше.
- Все только и критикуют. - Нора сжала его руку, и он поднес ее к губам для поцелуя. Он приехал сегодня утром, но она была так занята работой, что они провели вместе не больше пяти минут. Наконец день закончился, до завтра ее работа завершена, и они могли держаться за руку и просто быть.
- Хочу ли я знать, о чем ты думаешь? - спросила его Нора.
- Просто наблюдаю за бурей, - ответил он, но она знала, что у него было что-то на уме, на сердце. У них обоих.
Завтра великий день... Завтра все, что было между ней и Сореном, изменится. Наконец это происходило и нет обратного пути.
- Волнуешься насчет завтра? - спросила она.
- А должен?
- Да, - призналась она. - Великий день для нас.
- Я спокоен, - ответил он. - Хотя должен признать, это спокойствие далось не без труда.
- Мы долго этого ждали.
- Время пришло, - ответил он. - Мы достаточно долго ждали.
Раскат грома прервал их разговор, и они вместе смотрели на бурю через окно в эркере.
- О чем ты думаешь? - спросила Нора.
- Думаю об Иове, глава тридцать восьмая, - ответил он. - Каждый священник мечтает, чтобы Бог пришел и заговорил с ним с глазу на глаз. Пусть даже для того, чтобы показать ему, как мало он знает о мире. Бури всегда напоминают мне об этих стихах. Бог говорит: «Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее?»
Нора посмотрела на небо.
- Можешь ли возвысить голос твой к облакам, чтобы вода в обилии покрыла тебя? Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?
- Приятно сознавать, что Бог так могуществен. Приятно знать, что мы не такие, - продолжил Сорен.
Возможно, только священник мог найти утешение в своем бессилии. Возможно, только Сорен.
- Ты идешь в постель? - спросила она Сорена.
- Пока нет. Я не смогу заснуть еще несколько часов.
В Шотландии было девять тридцать. В Новом Орлеане, где они жили последние два года, было половина четвертого вечера.
- А кто говорит о сне? - спросила она.
Сорен изогнул бровь.
- Что же, в таком случае... - Сорен отвернулся от окна и обхватил обеими ладонями ее лицо. Он целовал ее губы, сначала нежно, легкий поцелуй, чтобы возбуждать и мучить. Очень медленно он углубил поцелуй. Как бы ей того ни хотелось, Нора не торопила момент. Она была без него пять недель, четыре недели провела с Нико на его винограднике, и еще неделю здесь, в Шотландии, следя за последними приготовлениями к завтрашнему дню. Оставить Сорена на еще один продолжительный период было сродни этому поцелую, пытка и поддразнивание. Быть вдали от него всегда было пыткой. Но воссоединение в конце разлуки стоило каждой секунды разлуки.
Он взял ее за руки и обвил ими свою шею. Его руки соединились на ее спине, и он притянул ее ближе, углубляя поцелуй. Тепло его тела согрело ее до глубины души. Она целовала его губы, его подбородок, ухо и шею. Он оставил свой воротничок для путешествий, и сегодня он был только в черных брюках, черном жакете и белой рубашке с расстегнутым воротом. Она прижалась губами к впадинке на его шее, впадинке, созданной для ее поцелуев.
И в момент, когда поцелуй был идеальным, все, чего она хотела и нуждалась, она услышала позади себя легкое покашливание.
- Мисс Сатерлин?
- Черт возьми, - прорычала Нора, и опустила голову на грудь Сорена.
- Элеонор, ты пугаешь прислугу, - сказал Сорен.
Она развернулась и посмотрела на прервавшего - молодую женщину с букетом цветов в руках. Должно быть ее звали Бонни, или бонни на шотландском "красивая". Нора не знала и ей было плевать.
- Мисс, вы ведь подписали соглашение о неразглашении, верно? - спросила Нора. Кингсли считал завтрашний день свадьбой селебрити с железными соглашениями о неразглашении для всех, даже отдаленно причастных. Даже ей пришлось подписать один экземпляр.
- Да, мэм? - Девушка превращала все сказанное ею в вопрос.
- Хорошо. Этот мужчина - католический священник. Мы спим вместе с тех пор, как мне исполнилось двадцать. Я уверена, вы понимаете, как нелегко быть любовницей католического священника. Мы не можем проводить вместе столько времени, сколько хотели бы. На самом деле, я не видела его пять недель. Стоит сказать, потому что я спала с кое-кем другим, но это не относится к делу. Как видите, мой священник, вероятно, самый красивый мужчина в мире, хотя я пристрастна, что, само собой разумеется. А еще он извращенец, с большим достоинством, и вы только что прервали наш поцелуй, которого мы ждали весь день. Так что, пожалуйста, скажите мне, что это вмешательство важнее, чем этот поцелуй.
- Ваше платье здесь. Мы повесили его в вашей комнате. Вы просили сообщить вам, когда оно прибудет и прервать вас несмотря ни на что, даже если вы будете, как вы выразились "намаливать папу". Кроме того, сегодня утром вам принесли вот это. Их случайно отложили в сторону вместе со свадебными цветами, - ответила девушка, передавая букет Норе.
- Ой. - Нора постучала ножкой по каменному полу. - Как мило.
- Элеонор... - Сорен с угрозой произнес ее имя.
- И простите за, понимаете, тираду о священнике с большим достоинством, - сказала Нора. - Предсвадебный мандраж.
- Все в порядке, мэм, - сказала девушка, которая была либо Бонни, либо бонни. - Если бы он целовал меня, я бы тоже чертовски разозлилась, если бы ему помешали. Католический священник?
- Без комментариев, - ответил Сорен.
- У нас был священник, похожий на вас, когда я была маленькой, - продолжила девушка. - Мы называли его отцом Как-Жаль. Рада, что вы не собираетесь тратить время впустую.
Девушка сделала слегка саркастический реверанс и неторопливо удалилась.
- Это странно, что я хочу трахнуть ее прямо сейчас? - спросила Нора. - Замки меня так возбуждают.
- Малышка?
- Да, сэр? - Она повернулась к нему.
- От кого цветы?
- Понятия не имею, - ответила она. Она осмотрела небольшой, но изысканный букет белых роз, розовых гортензий и зеленых орхидей Цимбидиум, пока не нашла маленькую открытку цвета слоновой кости. Она открыла ее и прочитала вслух,
«Дорогая Госпожа,
Мне жаль, что я должен пропустить вашу свадьбу завтра, но я никогда не посещаю свадьбы, где мне не позволено поцеловать невесту. Думайте обо мне во время церемонии, и в первую брачную ночь. С любовью, Ваш Нико».
- Очень любезно с его стороны, - с улыбкой ответил Сорен.
- Он такой же умный, как и его отец, - ответила Нора. Она сунула открытку обратно в конверт. - Итак, на чем мы остановились?
- На этом, думаю, - ответил Сорен и обнял ее за талию и притянул к себе. Он нежно, но жадно начал целовать ее шею.
- О да, именно тут мы и остановились.
- Прошло слишком много времени с тех пор, как я имел удовольствие выпороть тебя и поставить на место, - прошептал он ей на ухо, и она задрожала. - Ты помнишь, где твое место?
- Под вами, сэр, - ответила она. – Или там, где вы укажете.
- Очень хороший ответ.
Он поддел ее подбородок, и она улыбнулась. Она так любила угождать ему. Надеть ошейник на Нико и сделать его своей собственностью было лучшим, что она могла сделать для ее отношений с Сореном. В то время, когда они с Нико стали любовниками, она действовала чисто инстинктивно, испытывая горе и нужду. Она отправилась к Нико в поисках чего-то, чего ей не хватало, и нашла это вместе с ним. Как только она обрела сабмиссива, свою собственность в ошейнике и владела им, она полностью осознала любовь Сорена к ней. Обладание Нико заполнило в ней пустоту, которую не могла заполнить даже безграничная любовь Серена. Она не очистила свое имя, не изменилась. Она не начала с чистого листа. Нора Сатерлин не переворачивает страницы – ни новые, ни какие-либо другие. Но за последние два года у нее было только два любовника, Сорен и Нико, и она не хотела и не нуждалась ни в ком другом ни в своей постели, ни в своем сердце. Возможно, это будет самое близкое к моногамии решение.
Кингсли уже делал ставки на то, как долго это продлится.
Сорен взял ее за руку и повел по длинному древнему коридору. Портреты благородных шотландцев, умерших столетия назад, следили за их продвижением, пока они шли по выцветшему алому ковру и поднимались по каменной лестнице на второй этаж. Молния создала безумные тени в замке. Доспехи, казалось, двигались при вспышке света. Портрет юной дворянки с прерафаэлитовой укладкой подмигнул Норе. Давно умершая принцесса, должно быть, догадалась, что задумали Нора и Сорен. Ее улыбка была одобряющей. Даже завистливой. Нора не осуждала дворянку. Кто не захочет провести ночь в постели Сорена?
Это подмигивание напомнило Норе кого-то, кого она знала давным-давно. И замок напомнил ей о том месте, куда она однажды сбежала и спряталась. Аббатство. Аббатство ее матери. Серые каменные стены, извилистые коридоры и портреты, похожие на иконы. Звук ее шагов по каменному полу вернул ее разум в тот год, который она провела в монастыре матери. Не полный год, но почти. Достаточно, чтобы она всегда думала о нем как о "том годе".
Она отогнала мысли о прошлом. Настоящее было куда приятнее. Через арочную деревянную дверь они вошли в свою спальню. Пламя в камине погасло, но это не имело значения. Хлопковые простыни и шелковые подушки манили их в постель. Сейчас они нуждались только друг в друге, чтобы согреться.