Глава 1

Флинн

Щелчок.

Влажные губы касаются чувствительной кожи моего горла.

Щелчок.

Маленькие нежные руки скользят по моей груди, ребрам и вниз, к кожаному ремню на талии, прежде чем расстегнуть него.

Щелчок.

Кожа скользит по коже. Металлическая пуговица выскакивает из петлицы, и молния мурлычет, когда ее тянут, чтобы расстегнуть брюки.

— Нет. Черт вас дери! Нет!

Пустой бумажный стаканчик из-под кофе, брошенный бесцельно, но с некоторой силой, приземляется на пол в нескольких футах от моих потрепанных черных байкерских ботинок. Как ракета, брошенная в порыве гнева человеком, стоящим слева и пристально наблюдающим за нами. Тем самым, что все еще сыплет проклятиями, и большая часть его гневных слов предназначается мне.

— За что?! — мужчина театрально откидывает голову назад, широко разводит руки, словно какой-то лжемессия, и вопрошает небеса: — Какого хрена они все время присылают мне придурков с реалити-шоу, которые даже не осознают, что у них вместо рта торчит член?

Ощущаю движение возле своей скользкой от пота груди — на самом деле воды из пульверизатора, которой покрыл меня визажист. Это тихо смеется Джессика Бейкер, моя партнерша по фильму и голливудская любимица, известная своей естественной красотой и дерзкой закадровой личностью. Дуновение воздуха, сорвавшееся с ее губ, щекочет мой левый сосок, и, несмотря на неловкость ситуации, тело предает меня, и маленький пик твердеет.

Джессика отстраняется, разрывая связь нашей кожи, и отважно поворачивается лицом к Микелю. Даже будучи полуголой, она совершенно уверена в себе, поэтому храбро задает вопрос нашему режиссеру:

— Снято? Ты ведь сказал «снято»? Слава богу, я уже готова убить за чай со льдом, а эти трусики, в которые ты меня нарядил, вот-вот разрежут меня пополам.

Глаза Микеля устремляются на нее, а затем сужаются. Мужчина поднимает руку с зажатым в ней Полароидом, с помощью которого он делал случайные снимки этой сцены — известная его причуда — и указывает фотоаппаратом в сторону Джессики, одновременно со вспышкой безудержной ярости, которая пробегает по его загорелому лицу.

— Нет, милая. Это было не «снято». Это было «найдите мне актеров с химией», блядь! Да у меня был бы больший стояк, окажись я в отделе замороженных продуктов «Уолмарта».

Джессика улыбается, но вовсе не потому, что находит Микеля забавным. На ее лице играет хитрая ухмылка, которая говорит, что девушка собирается надавить на режиссера.

— Микель, — поддразнивая, мурлычет она. — Я сомневаюсь, что за последние несколько лет ты хоть раз заходил в супермаркет. А вот... — ее взгляд скользит к привлекательному темнокожему молодому человеку, ждущему своего часа и готовому исполнить любую просьбу Микеля, — …Пауло — совсем другое дело. Держу пари, что у него было много эрекций в отделе замороженных продуктов, — Джессика подносит к губам идеально наманикюренный ноготь и задумчиво постукивает им с дьявольской искоркой в глазах. — На самом деле, уверена, что у Пауло может встать по первому требованию. Я ведь правильно говорю, Микель? — она мило надувает губы. — Скажи, что я права.

Лицо Микеля из темного становится красным, заливая щеки и растекаясь по шее. Глаза мужчины становятся шире, а губы превращаются в узкую щель на румяном лице.

Ни для кого не секрет, что у «счастливо» женатого режиссера работают лишь молодые и привлекательные личные помощники мужского пола, и не потому, что они делают для него закупки в магазине.

— Сделаем тридцатиминутный перерыв, — выплевывает Микель сквозь стиснутые зубы. — А когда вы оба притащитесь обратно, будьте любезны вести себя так, будто хотите вытрахать друг другу мозг, а не выглядеть как две мертвые, безвольные рыбы, — он пристально смотрит на Джессику и добавляет: — А вам, мисс Бейкер, стоит следить за своим языком. Это мой фильм, и я заменю вас еще до того, как вам нальют чай со льдом. Ясно?

Джессика ухмыляется, прежде чем направиться к разъяренному американскому режиссеру. Ее дерзкая грудь обнажена и слегка подпрыгивает при каждом шаге, а округлая задница, заключенная в простую полоску черного кружева, соблазнительно покачивается при движении ее длинных загорелых ног. Даже мне понятно, что каждый натурал, который находится здесь, щеголяет своим собственным стояком, наблюдая за Джессикой.

— О, Микель, — насмешливо успокаивает она его, — угрозы — это так по-детски, тебе не кажется? — Джессика останавливается перед мужчиной как вкопанная, упирается одной рукой в свое бедро и запрокидывает голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Мы все знаем, что никто меня не заменит, — затем протягивает руку и насмешливо похлопывает Микеля ладонью по груди. — Так почему бы тебе не взять Пауло и его стояк по первому требованию к себе в трейлер, и немного поработать над своим гневом, — слегка вскинув брови, девушка наклоняет голову, прежде чем добавить: — Я всегда считала, что хороший трах сзади прочищает мозги.

Микель открывает рот, чтобы снова начать разглагольствовать, но Джессика скользит указательным пальцем по его губам и театрально шепчет:

— Я никогда никого сознательно не выдам. Даже если ты грязный обманщик, — затем тихонько вздыхает, слегка поджимая губы. — Мне жаль твою бедняжку-жену, но это не мое дело. Я здесь только для того, чтобы снять фильм, — Джессика снисходительно похлопывает Микеля по щеке и добавляет: — Так что давай не будем превращать это в мое дело, ладно? — девушка расплывается в широкой улыбке в ответ на ошарашенный взгляд режиссера, а затем, для большего эффекта, бодро добавляет: — Вот и хорошо. Я рада, что мы друг друга поняли. Увидимся через час, и я постараюсь вернуться как можно быстрее. Давайте превратим это дешевое шоу в многомиллионный кассовый фильм!

А потом она уходит. Ее дерзкая задница исчезает со съемочной площадки, и все внимание Микеля переключается на меня.

Вообще-то я не из тех, кто вступает в конфронтацию или легко поддается давлению, но мне и близко не подойти к лиге Джессики. Я новичок в киноиндустрии и все еще пытаюсь встать на ноги после колоссального хита, которым стала «Обреченность». Ввязаться в ссаный поединок с режиссером, печально известным тем, что увольняет актеров — лишь добавить прессе очередной повод для сплетен о нас с Айзеком, потому что папарацци, несомненно, втянут его в этот скандал, пусть даже парень и находится на другом континенте.

Нет, сегодня не тот день, когда я встречусь один на один с Микелем Брансвиком. Несмотря на то, что моя роль гораздо лучше смотрится на бумаге, чем на деле, она мне необходима. Если бы у меня имелось больше связей в бизнесе или опыта в киноиндустрии, я был бы в курсе, что такое работа с Микелем. И это знание гарантировало бы, что я буду держаться подальше от него и его сьемок. Да, у нашего фильма огромный бюджет, и все СМИ трубят о нем с утра до ночи, но даже эти факты не заставили бы меня участвовать в проекте Микеля Брансвика. Работа с ним превратилась в мой личный ад. Этот человек — сумасшедший, и с ним невозможно находиться рядом, не говоря уже о том, чтобы решиться на роль в его фильме. Микель доводит меня до крайности своими постоянными фотографиями, язвительным отношением, непрерывными словесными оскорблениями и поиском версии совершенства, которую может видеть только он. Мне требуется все мое самообладание, чтобы не ударить мужчину, когда тот бросает мне в лицо свои полароидные снимки, часто выкрикивая что-то вроде: «Только взгляни на них. Да кем ты себя возомнил, черт возьми? Ты же не актер, а обычная бездарность. Самая настоящая бездарная хуйня».

Мы снимаем фильм целый месяц, но уже отстаем от графика на три недели. Три гребаных недели.

Если бы я мог уволиться, то так бы и сделал, но вместе с разрывом контракта и волнениями, которые вызовет мой уход, мне достанется сомнительная репутация, которая будет соперничать с репутацией Микеля.

Если я не закончу эту работу, моя ранняя карьера в кино окажется разорвана в клочья. Хотя в тот момент, когда я позволяю такому претенциозному придурку, как Микель, смешивать себя с дерьмом, кажется, что она уже пошла прахом.

— Ты меня, блядь, слушаешь или нет? — выплевывает Микель, и я понимаю, что отключился, пока его разглагольствования набирали обороты. — Ты просто пустая трата пространства. Все вы одинаковы, шлюхи из социальных сетей. Бездарные отребья с хорошеньким личиком.

Чувствую, как мои руки сжимаются в кулаки, а зубы скрипят до боли, но я не могу среагировать — а ведь именно этого Микель и желает. Придется играть в его игру. С самообладанием, которого сказал бы, у меня нет, я медленно втягиваю воздух сквозь зубы и проглатываю желание врезать напыщенному придурку прямо между его глазок-бусинок.

— Увидимся через час, Микель, — слова звучат натянуто, пока я с трудом выдавливаю их из себя, мысленно повторяя имя Айзека. Снова и снова, как мантру.

Айзек. Айзек. Айзек.

Поворачиваюсь и ухожу прочь от человека, которому при других обстоятельствах съездил бы кулаком по лицу.

— На обратном пути захвати с собой актерские способности, или, что еще лучше, вообще не утруждай себя возвращением, — ухмыляется мне в спину Микель.

Я запинаюсь на полпути, и все мое тело напрягается.

Айзек. Айзек. Айзек.

Закрываю глаза и позволяю образу человека, который сейчас находится в Великобритании, отвлечь себя от оскорблений Микеля. С большими карими глазами, обрамленными длинными ресницами, и волевым подбородом, покрытым темными стриженными волосами — не щетиной, но и не совсем бородой — Айзек — настоящий мужчина. Красивый, но тем не менее мужчина, и несколько лет назад я бы ударил тебя по лицу за намек, что меня к нему тянет. Однако теперь Айзек является моей вселенной.