Глава 2

Ромео

В последнее время Афина была главной героиней во всех моих фантазиях. Теперь она здесь, во плоти, и я не могу перестать пялиться на ее безупречную кожу и совершенное тело, умирая от желания попробовать ее на вкус. Могу поспорить, что она везде такая мягкая и шелковистая. Ее маленькие ручки, обхватывающие мой член, будут ощущаться куда лучше, чем мои собственные. Это уж точно.

Ее взгляд сменяется от любопытного к испуганному, и затем к возбужденному, пока она оглядывает комнату. Она такая красивая, и ей совершенно не место в моем клубе грехов. Слишком светлая и чистая, чтобы находиться в таким темном и неприличном месте. Я хочу провести руками по каждому сантиметру ее тела. Выяснить, такая ли она мягкая, как кажется. Я хочу испачкать моторным маслом ее девственную кожу, пометить ее как свою. Это примитивная реакция, которую я не могу объяснить.

Другой парень был бы смущен тем, как его братья ведут себя в помещении полном людей, где любой может их видеть. Но это особенная ночь. Так мы празднуем получение байкерской нашивки у двух наших братьев. Вообще-то, двух ее одноклассников.

Мотоклуб «Железные Быки» — мой дом, и она должна понять, что это значит. Я не укрываюсь каким-либо сахарным дерьмом, чтобы произвести на кого-либо впечатление. Даже перед цыпочкой, в которой уже на протяжении пары недель умирал, как хотел похоронить свой член.

Кроме того, в ней, должно быть, есть что-то дикое. Немного от плохой девочки, которая умирает, как хочет выйти наружу и поиграть? Иначе, она бы уже с криком выбежала из помещения.

Не спрашивая, Мелоди приносит мне пиво. Она бросает на Афину такой взгляд, будто ей противно, и, очевидно, собирается что-нибудь выкинуть. Хватает одного строгого взгляда на нее, и она затыкается. Я спрашиваю Афину, что она хочет выпить, и прошу Мелоди это принести.

Афина не пропустила этого молчаливого обмена репликами. Она кривит губы.

— Я вам здесь мешаю? Она твоя...

— Нет, — черт, я не вижу в этой комнате никаких других женщин кроме Афины. — У меня никого нет.

Она выгибает одну бровь.

— И я должна в это верить?

Что она хочет, чтобы я сказал? Что есть много других? Или я могу быть абсолютно честным и признаться, что теперь, когда она здесь, все они — история?

Конечно, потому что это то, что хочет услышать каждая восемнадцатилетняя девушка с дикой жилкой.

Вместо этого я делаю вид, что смотрю по сторонам.

— Нет. Здесь нет никого кроме тебя и меня.

Она, кажется, ценит это и расслабляется. Хорошо. Она, может быть, и приехала ради подруги, но я хочу быть причиной, по которой она останется.

— Мне кажется, ты знаешь обо мне куда больше, чем я о тебе. Чем ты занимаешься, Ромео?

— Я владею гаражом и управляю этим клубом.

— И это все?

Я не привык к такому неподдельному интересу ко мне, поэтому мне требуется секунда, чтобы объяснить, что моя специализация — работа с классическими автомобилями.

— Это так здорово. Я всегда мечтала о сверкающем красном «Корвете» семьдесят шестого года с нарисованным сзади клубничным пирожным, — ее глаза практически светятся, когда она описывает машину, которая одновременно звучит абсурдно и сладко.

— Клубничное пирожное, да?

Еще щеки становятся розовыми, и я не могу перестать думать о других частях ее тела, которые могут порозоветь.

— Расскажи мне еще что-нибудь о себе, Ромео.

— Особо нечего рассказывать, Пирожок. Меня легко понять.

— Сомневаюсь в...

Нужда попробовать ее на вкус одолевает меня. Я наклоняю голову и целую ее, прижимаюсь своими губами к ее и пожираю ее рот. Она мягкая и теплая. Сначала Афина не уверена, но затем она скользит руками по моим плечам и волосам. Пока я все еще пытаюсь осознать тот факт, что это, наконец, происходит, она стонет мне в рот.

Не то, чтобы я никогда не целовал женщину. Я наслаждаюсь этим настолько, насколько могу, используя это как средство достижения того, куда я действительно хочу попасть.

Меня захватывает тот факт, что это лучше любой фантазии. Она отзывчивая и увлекательная. Ее тихие всхлипывания и попытки притянуть меня ближе, наконец, вырывают меня из нашего поцелуя.

Я не могу взять эту девушку на диване на виду у всех. Не знаю, почему, но она особенная, и я хочу остаться с ней наедине.

Я наклоняю голову, пока наши лбы не соприкасаются, и касаюсь ее щеки большим пальцем.

— Ну вот, сейчас ты знаешь обо мне все.

— Что? — шепчет она.

— Я человек действия и беру то, что хочу и как хочу. Все еще хочешь остаться?

Невозможно скрыть тот факт, что в моих джинсах стало туго. Я должен подавить желание схватить ее за руку и потереть ею по всей длине моего заключенного в джинсах члена.

— Да.

— Я хотел тебя с того дня, как впервые тебя увидел.

— Серьезно? — она совершенно ошеломлена, ее слова звучат невнятно, а я не дал ей выпить ни капли алкоголя.

Не могу сдержаться и опять провожу тыльной стороной ладони по щеке Афины.

— Да.

Она краснеет и отводит взгляд.

— Почему? Я довольно скучная.

— Сомневаюсь.

Она пожимает плечами и заправляет волосы за ухо. То, как она покусывает нижнюю губу, чертовски мило.

— Могу ли я показать тебе свою комнату?

Могу ли? Серьезно? Я спрашиваю?

Уголок ее рта приподнимается в дьявольской улыбке, но ее нижняя губа дрожит, что говорит мне, что Афина притворяется, какую бы уверенность она ни пыталась показать. Зачем? Либо она хочет трахаться, либо нет.

— С удовольствием. Здесь становится слишком шумно, чтобы разговаривать, — выкрикивает она сквозь музыку. Не знаю, почему это так важно. Последнее, чем мы будем заниматься в моей спальне, это разговаривать. Трах — единственное слово, которое у меня на уме. Нет, это неправда. Еще там мелькают слова типа «молодая тугая киска».

— Это то, чего ты хочешь, Афина? Разговаривать? — я вымучиваю из себя улыбку, чтобы не отпугнуть ее. Она так близко, что я чувствую жар ее тела, пульсирующего напротив меня. Я наклоняю голову и провожу губами по ее щеке, прокладывая путь к ее уху, вдыхая ее аромат — невинности и клубники. — Потому что у меня на уме кое-что другое.

— Что-о... ох, — выдыхает она, наконец, поняв смысл моих слов. Ее дыхание учащается. По крайней мере, теперь мы на одной волне.

Я выпрямляюсь и протягиваю ей руки. Она позволяет мне поднять ее с табурета. Я борюсь с желанием перекинуть ее через свое плечо и шлепнуть по заднице, перед всеми заявляя, что она моя. Вместо этого я обхватываю ее руку и игнорирую то, как идеально мы подходим друг другу. Я не из тех, кто держится с женщиной за руки.

Она идет за мной, пока я пробираюсь сквозь толпу, стараясь не сорваться на бег. В коридоре нет пьяных, спотыкающихся на каждом шагу, и я сам едва прикоснулся к своему напитку. Нет, я хочу запомнить каждую деталь этой ночи. Как только мы выходим из общей зоны, она прибавляет шаг и сейчас идет рядом. Афина выглядит такой же нетерпеливой, как и я.

Поход по коридору до моей комнаты еще никогда не был таким длинным.

Я останавливаюсь у двери и пропускаю ее вперед. Она одаривает меня душераздирающей улыбкой, и я не могу открыть дверь достаточно быстро.

Войдя внутрь, я включаю маленькую лампу. Афина прижимается спиной к двери. Как будто только сейчас поняла, что скоро произойдет.

Я не мудак. Если она захочет уйти — я не буду останавливать ее, как бы мне этого ни хотелось. Я умираю, как хочу переплести наши языки. Раздеть ее догола. Почувствовать мягкость ее кожи своими ладонями.

Ее глаза расширяются, когда я приближаюсь к ней медленными шагами. Моя комната приличного размера, но не совсем огромная, так что в мгновение ока я стою, возвышаясь над ней. Огромные глаза смотрят на меня, и в темноте я едва улавливаю их смелый синий цвет. По какой-то причине это напрягает меня.

Она удивляет меня тем, что протягивает руку и прикасается ко мне первой. Скользит руками по моей груди, плечам. Потеряв самообладание, я хватаю ее и притягиваю ближе, но целую медленно.

Сначала.

Я прижимаю свои губы к ее все сильнее, опуская руки вниз, к ее тонкой талии. Пальцами скольжу по подолу ее шелковой футболки. Под ней ее кожа такая теплая и мягкая. Такая чертовски нежная.

Каждый поцелуй Афина возвращает с одинаковым энтузиазмом. Я начинаю все больше терять контроль над собой с каждым быстрым движением ее языка. Я стону ей в рот и провожу руками по ее грудной клетке, пока пальцами не касаюсь края ее лифчика. Я умираю от желания увидеть ее в нем и дергаю вверх подол ее футболки.

Я был твердым с тех пор, как она вошла в дверь, но то, что я прижат к ее бархатной мягкости, делает ситуацию в моих штанах еще более болезненной. Я почти снимаю с нее футболку, когда Афина останавливает меня.

— Подожди. Ромео... я даже не знаю твоего настоящего имени.

— И что? — я снимаю с нее футболку и бросаю на комод.

Черт, она невероятно красива. Кончиком большого пальца касаюсь одного, покрытого кружевом соска, и Афина задыхается и закрывает глаза.

— Я никогда раньше этого не делала, — шепчет она.

Вся кровь прилила к моему члену, и должно быть, это как-то повлияло на мой слух.

— Что?

— Я девственница.

Блядь.

— Хотел бы я, чтобы ты упомянула об этом раньше, дорогая.

Она вздергивает подбородок, вызывающе глядя на меня.

— Это имеет какое-либо значение?

— Да. Имеет.

Это очень важно, потому что мой член только что стал еще более твердым. Эта девушка моя. Вся.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — спрашиваю я, когда снова провожу пальцами по ее соскам.

— А ты не против продолжить?

Она убивает меня.

— Нет, Пирожок. Я нисколько не против. Но я должен предупредить тебя...

Афина морщит нос.

— Предупредить меня?

Я прижимаю палец к ее губам, чтобы она замолчала.

— Ты мне уже нравишься. Ты заставляешь меня думать о вещах, о которых я раньше не думал. А то, что ты позволишь мне взять эту киску первому, может все усложнить. Ты меня поняла?

— Нет.

— Это значит, что я тебя не отпущу. С этого момента ты в моей постели, — я удерживаю свой взгляд на ее лице, пытаясь прочесть ее реакцию.