Глава 8

Шон

Утро субботы, 13 августа 2016 года.

Несмотря на опустошенный лес на севере штата Мэн, нетрудно найти хорошее место для ночлега. Примерно через час после Гринвилла на земле бумажной компании есть красивое место, которое мы с отцом не раз использовали в качестве базового лагеря для охоты. Вот где я проснулся в субботу утром под открытым небом с первыми проблесками света на горизонте в промежутке между тьмой и светом, который называется утренними морскими сумерками.

Мне не потребуется много времени, чтобы собрать вещи, погода прошлой ночью была достаточно хорошей, поэтому я не стал ставить палатку, а вместо этого спал под звездами, так что могу позволить себе потратить время на приготовление кофе на походной плите с помощью старого перколятора. Он принадлежал моему отцу, а до этого его отцу. Три поколения Пирсов использовали его на охоте и рыбалке. На самом деле, он делает дерьмовый кофе – в нем всегда есть гуща, и вы не можете не сжечь его каждый раз, но нет абсолютно ничего, что я предпочел бы иметь, когда в лесу. На вкус как семья. Как традиция. Я почти вижу призраков моего отца и дедушки, сидящих на других бревнах вокруг холодной ямы вокруг костра вместе со мной.

Штат Мэн прошел долгий путь за прошедшие годы, и нигде это не проявляется так очевидно, как в услугах сотовой связи. Леди в магазине заверила меня, что мой телефон будет работать здесь, но я ни разу не поверил ей. Вытащив свой новенький Айфон, я с радостью обнаружил, что она абсолютно права. Пришло время просмотреть карты и спланировать сегодняшнюю миссию, а надежное соединение для передачи данных позволяет получать по запросу изображения над головой.

Очевидно, что Гринвилл не враждебная территория, но все же лучше относиться к каждой миссии, как будто вы идете прямо в самое сердце тьмы. Всегда помните о семи принципах: Правильное Предварительное Планирование Предотвращает Плохую Производительность.

Я возвращаюсь в Гринвилл вскоре после восхода солнца, сижу на приличном наблюдательном посту в ресторане «Тетушки М». Сидя на стандартном складном металлическом стуле за столом у окна, я наблюдаю, как фермерские грузовики разгружают людей и продукты на стоянке Национального банка Кэмдена и небольшой зеленой общей зоне рядом с ним. Это идеальная точка обзора.

К тому времени, как доедаю тарелку с тушеной говядиной и яйцами, похоже, все уже готово. Все очевидные места уставлены палатками, и толпа начинает просачиваться.. Яппи, направляются к тому или иному лагерю, привлекают покупателей из местных ресторанов или старых курортов. Еще две чашки кофе, и я решаю, что толпы достаточно, чтобы хоть немного смешаться с ней.

Фланелевая рубашка, шляпа «Ред Сокс» и отросшая за несколько дней борода — это все, что мне нужно для маскировки в этой обстановке. Я вполне уверен, что ни Хизер, ни Кортни – если они вообще там есть – не узнают меня. В последний раз, когда они видели меня, я был безбородым семнадцатилетним подростком, направлявшимся в учебный лагерь, мамина подпись еще не высохла на бланках родительского согласия на призыв несовершеннолетних. Прежде чем встать, я проверяю, надежно ли закреплена «Беретта» на пояснице у меня в кобуре. Несколько долларов, оставленных на столе, покрывают мой завтрак и щедрые чаевые, а затем я иду через улицу.

Я начинаю с конца фермерского ряда. Мне придется покупать вещи здесь и там, чтобы оставаться незаметным, поэтому в первой же палатке я беру матерчатую сумку и немного... что, черт возьми, такое бок-чой? Понятия не имею, но он лиственный, зеленый, и я покупаю его только для того, чтобы было что нести. На каждом прилавке я, как и все остальные, перебираю продукты. Мне приходит в голову, что я определенно хочу вымыть все, что собираюсь съесть, – только не бок-чой, который пойдет прямо в мусорное ведро, – увидев, как, по крайней мере, три человека ковыряют в носу, прежде чем взять еду.

Я всегда смотрю как минимум на два-три места перед столом, за которым стою. Краем глаза я вижу людей, обслуживающих за каждой стойкой; наблюдаю за людьми, не будучи очевидным.

В большинстве в палатках работает одна женщина, но ни одна из них пока не похожа на Хизер или Кортни. Я на полпути к полукруглому сооружению, но быстрый взгляд ловит возможную цель. Палатка из самых больших, и она, безусловно, отличается.

С приличного расстояния вижу, что там работают три человека – две женщины и мальчик. Четвертый человек выходит из-за грузовика, и на этот раз это мужчина. У грузовика на боку крест и куча плохо написанных букв от руки. Билл говорил, что Хизер питала слабость к особенно сумасшедшим вкусам этой старомодной религии. Может быть, это тот самый?

Моя следующая остановка — небольшой буфет, установленный в беседке посреди зелени. Здесь я могу выпить бутылку содовой — это мокси, который, возможно, превосходит только кофейный бренди Аллена в качестве государственного напитка штата Мэн, — в тени от утреннего солнца и наблюдаю за стойкой, не боясь, что буду разоблачен.

Баннер над столом и надпись на грузовике провозглашают, что эта палатка принадлежит церкви Нового откровения, что бы это ни было. Мужчина выглядит моложе меня, с клочковатой бородой и сальными волосами, и у него мощные плечи. Полагаю, работа на ферме сделала это с ним, но его движения неуклюжие и неловкие. Несерьезная угроза.

Далее мальчик, молодой, с сильным семейным сходством, вероятно, брат или двоюродный брат. У него бегающие глаза и лицо, как у ласки. Такие же сальные черные волосы. Он наблюдает за всем происходящим. Ему не больше десяти-двенадцати лет, может, даже меньше, но в его глазах есть хитрость, свет, говорящий о жестокости.

Одна из женщин обошла грузовик и скрылась из поля моего зрения, но другая все еще стоит за столом, торгуя чем-то похожим на козий сыр и овощи. В основном морковь и кукуруза, но есть немного огурцов, помидоров и баклажанов, а также черника. Она определенно не Хизер — она слишком низкая, а ее волосы цвета соли и перца, которые намного темнее, чем светло-каштановые пряди Хизер. Мать одного или обоих парней? Темно-синее платье в мелкую клетку с фартуком. Похоже, она сошла со съемок фильма о границе.

Я уже мысленно записываю это, перехожу к следующим палаткам, когда другая женщина возвращается под тяжестью тяжелого груза… чего-то большего. Какой-то неопознанный пищевой продукт, который растет в грязи и навозе. Может, свекла? Она определенно моложе, и на ней такое же бесформенное платье и фартук, что и на пожилой женщине. Она неуклюже передвигается, наклоняется под тяжестью корзин и хромает. Я не вижу ее лица, но она выглядит достаточно ни чем не примечательной, и мой взгляд уже скользит в сторону следующих палаток.

Я уже бегло осмотрел остальных и почти решил, что эту поездку провалил, но что-то заставляет меня снова обратить внимание на молодую женщину у церковной палатки. Что-то в ней есть, что-то зовет меня обратно. Мне нужно взглянуть поближе.

Я допиваю бутылку мокси последним долгим глотком, морщась от вкуса. Как коренной житель Мэна — Мэнах, если быть точным с акцентом, — я должен любить эту штуку, но на вкус она похожа на сосновые иглы, растворенные в гребаном сиропе от кашля, и одна бутылка на десятилетие — это почти мой предел. Бутылка отправляется в синюю корзину, и когда пожилая женщина оказывается в нескольких футах от стола и разговаривает со старшим из двух мужчин, я подхожу.

Я сказал маме, что все-таки возьму немного черники, и держу в руках несколько маленьких бумажных коробочек, краем глаза изучая девушку. Я не видел Кортни много лет, а между пятнадцатью и двадцатью тремя годами изменилось многое.

Эта молодая женщина выше среднего роста, что вполне логично. Билл высокий, больше шести футов, а Хизер почти шести футов. Бесформенное платье в бело-голубую клетку — с таким же успехом оно не отличается от большого мешка из брезента – отлично скрывает очертания тела, но когда она раскладывает на столе новую порцию продуктов, оно растягивается и прижимается к ней, и у меня создается впечатление мягких, плавных изгибов под тканью. Тяжелые овощи, поставленные на землю, не изменили ее неловкое движение. Она шла с явной хромотой, одна нога слегка волочится за ней.

Молодая женщина внимательно смотрит на стол. С этого ракурса я не вижу ее лица, но ее волосы были обесцвечены долгими днями и годами сельскохозяйственных работ на солнце. Она естественным путем получала такие яркие перья, за которые домохозяйки и офисные работники платят сотни долларов. Мне нужно, чтобы она посмотрела на меня, чтобы получше разглядеть ее лицо. Я беру две коробки с ягодами размером с горошину и поворачиваюсь к ней лицом.

— Извините, мисс? — Она вздыхает, и ее плечи на мгновение опускаются, прежде чем она выпрямляется и смотрит на меня.

Это она.

У нее такой же волевой подбородок и большой выразительный рот. Веснушчатый нос, который всегда был слишком большим в детстве, теперь, когда она выросла он смотрится на ней в самый раз. Ярко-голубые глаза, которые всегда с любопытством следили за мной, когда мы были моложе, сейчас тусклые, без искры, но в них невозможно ошибиться. Теперь она выглядит уставшей, измученной. Изможденная и потрепанная. Губы, которыми она часто улыбались и сомневалась во всем, теперь крепко стиснуты — почему? Волнение? Страх? Но это определенно Кортни Двайер.

— Эти ягоды, можешь рассказать мне о них? — Черт, что я должен спросить о чернике? Это ягоды, они синие, вкусные. Что еще о них нужно знать? Давай, мужик, придумай что-нибудь. — А они органические? — Вот. Это звучит как не глупый вопрос. Господи, эти губы. В последний раз, когда я видел эти губы, меня шатало от поцелуя, который с таким же успехом мог быть ударом бейсбольной биты в живот.