Глава 10

Шон

Субботний вечер, 13 августа 2016 г.

Когда я оказываюсь на северном склоне Форелевой горы, уже далеко за полдень. Проникновение и скрытность — отличительные признаки морских котиков, и я спрятался на опушке леса, примерно в ста ярдах над ульем Кортни. Невысокий холм едва ли заслуживает такого названия, но, по крайней мере, он дает мне возвышенную точку обзора, откуда могу видеть весь... комплекс, я бы так его назвал. В папин бинокль я вижу все очень близко и точно.

Это место, похоже, было построено вокруг старой фермы. Там раскинулся главный дом, бессистемно расширявшийся с годами пристройками, и ветхий сарай на шесте с открытым навесом. Хозяйственные постройки – лачуги, на самом деле – из шлакоблоков, иногда даже просто простые фанерные или листовые металлические садовые сараи, разбросаны по всему участку. В зависимости от того, насколько комфортно каждый хочет жить, у них есть жилье, по крайней мере, для пары сотен человек, может, даже для четырех, если они утрамбуют их, как сардины.

Несколько машин стоят возле дома, внутри огороженного двора. В месте, где большинство людей чувствуют себя комфортно, паркуя свою машину снаружи на ночь с ключами в замке зажигания, у этих людей есть ограждение из сетки-рабицы с цепью шлюзных ворот вокруг их транспортных средств. Наверное, они не хотят, чтобы кто-то куда-то уходил.

Я наблюдал за ними недостаточно долго, чтобы подсчитать количество голов, но начинаю понимать, кто есть кто в комплексе. Я проводил в Багдаде много времени, наблюдая за людными городскими улицами в поисках малейшего намека на неприятности и отделял овец от волков. Сегодня вечером у меня только старый папин бинокль. Я не вижу никаких признаков террористов-смертников или повстанцев, но это не значит, что беспокоиться не о чем.

Общество, которое я вижу перед собой, сильно расслоенное — это очевидно с первого взгляда. Женщины неизменно идут на несколько шагов позади мужчин и смотрят вниз, когда разговаривают с ними. Почти неизменно: некоторые пожилые женщины получают определенное настороженное почтение от всех, а не только от других женщин.

Однако не все мужчины находятся на вершине пищевой цепи, там тоже существует определенная иерархия. Некоторые мужчины кажутся измученными, усталыми от тяжелого труда на ферме. Другие, сытые и хорошо отдохнувшие, перемещаются по комплексу в «пузыре» своего пространства. Все, как мужчины, так и женщины, избегают их. Я видел такое поведение раньше: мордовороты. Местные крутые парни в позиции силы.

Я изучаю в бинокль одного из крутых парней. Несмотря на усиление разрешения бинокля, трудно определить его возраст. Даже с его местным статусом и привилегиями жизнь на ферме рано старит. Мужчина свирепо смотрит на всех. В ответ они избегают его взгляда. То есть все, кроме кружащейся кучки детей, играющих в какую-то игру с собакой и мячом, весело смеющихся. Но мяч вырывается из рук детей и летит поперек его пути, а собака следует за ним.

Человек вынужден сбавить шаг, когда собака резко останавливается перед ним с мячом во рту. Она торжествующе виляет хвостом, оглядываясь в поисках одобрения своих молодых хозяев и хозяек. Следующее, что ловит собака, — это тяжелый пинок в бедро. С такого расстояния я не слышу, как собака взвизгивает от боли. Однако удар был сильным, от чего собака роняет мяч и отшатывается, неуклюже волоча за собой одну ногу. Ублюдок.

Вокруг люди, но никто не говорит ни слова. Переводя бинокль с одного человека на другого, я нахожу лица, которые старательно пусты; глаза, которые фокусируются где угодно, только не на раненой собаке. Группа детей следует примеру старших. Плечи одной маленькой девочки вздрагивают, когда она плачет, вытирая нос.

Но нет, маленький мальчик встает, его лицо темнеет от ярости. Ему не больше шести лет, а может, и ближе к четырем. В другой обстановке было бы забавно увидеть, как этот крошечный сгусток ярости грозит кулаком взрослому мужчине. Но не сейчас, не здесь. Я бессилен что-либо сделать, и мне трудно наблюдать издали, как ребенок подбегает к мужчине, дико размахивая бесконтрольно кулаками. Мордоворот широко улыбается, опускаясь на колено перед мальчиком, отбивая его удары.

Начинает собираться небольшая толпа. Еще четверо мужчин — нет теперь уже пятеро. Это скорее крутые парни, которым подчиняются все остальные. Они смеются, хлопают друг друга по спине. Грандиозная шутка, не правда ли? Придурки. К ним присоединяется шестой человек: к группе подбегает напуганная женщина. Она не разбирается в шутках.

Женщина — его мать? — она тянется к мальчику, пытаясь оттащить его от опасности, но один из мужчин первым хватает ее за волосы. Ее голова резко откидывается назад от захвата длинной, толстой косы, и кажется, что он заломил ей руку за спину. Ублюдок.

Первый мордоворот, тот, кто пнул собаку, смотрит на женщину с противной улыбкой на лице. Он отвлекся, и мальчик ударил его кулаком по носу. На этот раз звук разносится отдаленным воем боли этого засранца. Он вскакивает, и когда проводит рукой с длинным рукавом по лицу, на белой ткани появляется красная полоса. Мальчик стоит, потрясенный тем, что сделал, даже с такого расстояния заметно, как он дрожит от страха. У него грязное лицо, но слезы образовали блестящие белые полосы сквозь грязь и пыль. Я не могу сказать, застыл он в ужасе или проявил смелость.

Мужчина поворачивается к мальчику и снова рычит. Звук еще не дошел до меня, когда он нанес яростный удар наотмашь по голове ребенка, оставив его неподвижно лежать в грязи. Нужно настоящее мужество, чтобы уложить ребенка такого возраста. Я видел таких тысячу раз, в тысяче дыр третьего мира, и с каждым разом оставлял им все меньше зубов. Сейчас я ничего не могу с ним поделать: моя главная миссия — это Кортни, и вмешательство здесь негативно скажется на самом важном в моем мире. Дорогой милый младенец Иисус, пожалуйста, пусть у меня будет причина пойти туда сегодня вечером ради Кортни, потому что я очень хочу причинить боль этому человеку. Плохо. Я уже обозначил цели «Альфа», «Браво» и «Чарли». Этот парень теперь в списке: цель «Дельта».

Крутой парень набрасывается на женщину, кричит на нее, но замолкает от прикосновения руки к своему плечу. Кто-то еще присоединился к толпе.

Это пожилой мужчина, высокий и худой, с диким ореолом лохматых седых волос. Он носит трость, но в его походке нет ни малейшего признака, что она ему для чего-то нужна — это притворство. Он носит ту же простую белую рубашку с длинными рукавами и джинсы, которые, кажется, являются здесь мужской униформой, но держится с аурой власти. Бандиты, надсмотрщики, никому не уступающие в лагере, выказывают ему уважение: слегка склоненные головы с шляпами набекрень. Он главный. Может быть, это тот, про кого говорила Кортни? Ее личный сатана?

По его жесту женщина падает на колени в пыль. Она пытается дотянуться до сына, но еще один рывок за косу снова поворачивает ее лицо к старику. Он смотрит в мою сторону и что-то говорит. Быстрым движением большого пальца увеличиваю изображение до максимума и могу читать по его губам.

— Сестра Андреа, — спрашивает он, — что все это значит?

Она стоит ко мне спиной, и я не могу прочитать ее ответ. Но старик печально качает головой.

— Нет, сестра... нет... Сеющий беззаконие пожнет тщеславие, и жезл гнева его не выдержит. Твой юный Мэтью, он «посеял беззаконие», когда пытался ударить брата Лукаса, и «жезл гнева его», конечно, потерпел неудачу. Брат Лукас просто исправил это беззаконие, это тщеславие.

Старик поворачивается к мальчику, который слабо пытается сесть. Видимо, это был чертовски сильный удар слева. Он с улыбкой поворачивается к матери.
— Вот видишь? С ним все в порядке. И сегодня он получил важный урок. «Воспитывай ребенка тому пути, которым он должен идти, и когда он состарится, он не отступит от него». Слово Господа говорит нам об этом, моя дорогая.

Я не ожидал, что сегодня получу образовательный урок «Теология основы: как перевернуть Библию», преподавал профессор Сумасшедший Мудак. С нетерпением жду, чтобы расширить значение критического анализа этого парня.

И вновь я не могу разобрать, что говорит Андреа, но она бросается к старику, преодолевая хватку мужчин, удерживающих ее на коленях, и короткая вспышка гнева мелькает на лице старика, прежде чем он снова обретает спокойное выражение.

— А теперь, сестра Андреа, я думаю, тебе следует напомнить еще кое о чем. Разве апостол не говорит: «Жены, покоряйтесь своим мужьям?» И не говорит ли он также: «ибо муж есть глава жены?» Ты забыла, кто ты. — Он протягивает руку к... как его звали? Брат Лукас?

Думаю, мне больше нравится цель Дельта.

— Брат Лукас, — произносит этот сукин сын, — если позволите? Мы, безусловно, не можем не выполнить свой долг по исправлению ошибок там, где их видим.

Цель Дельта, Лукас, со злой усмешкой на лице снимает ремень и подходит к стоящей на коленях женщине. Этот старый ублюдок цитировал стихи о мужьях и женах. Дельта и Андреа женаты. И это ее сын? Этот сукин сын так ударил собственного ребенка? О да, я действительно хочу сделать с ним очень, очень плохие вещи.

Мое настроение не улучшается, когда наблюдаю, как он наносит несколько десятков жестких ударов толстым кожаным ремнем по своей жене. Она съеживается, пытаясь прикрыться руками, но это бесполезно. Защищая лицо рукой, делает ее грудь уязвимой для плети; прикрывая грудь, она оставляет живот и лицо открытыми.

Я не могу защитить всех и не могу отомстить за всех, но Андреа? Клянусь тебе, это закончится.

Когда порка закончилась, Андреа опустила голову и подползла к ребенку. Старик снова встает перед ней, и я снова читаю по его губам.