— Все жены — а это из книги Эсфирь, сестра Андреа, — воздадут мужьям своим почести. Можешь ли ты запомнить это отныне, сестра Андреа? Окажешь ли ты брату Лукасу радостное подчинение и послушание?

Андреа содрогается от боли и рыданий. Даже если бы я был достаточно близко, чтобы услышать ее слова, сомневаюсь, что она смогла бы составить их связно.

— И все же, — говорит старик, — лучше быть уверенным. Чтобы быть по-настоящему убежденным. Как сказано в Слове Господнем: «Лучше жить в пустыне, чем со сварливой и сердитой женщиной», и хотя вокруг нас много пустыни, я просто не могу оставить брата Лукаса на ближайшие несколько дней. — Он снова печально качает головой, глядя на плачущую мать и ребенка. — Поэтому, думаю, будет лучше, если мы удалим вас на некоторое время. — Он делает шаг назад, поворачивается к ее мужу.
— Ящик для покаяния пуст, полагаю, брат Лукас?

— Да, отец Эммануил. — Лукас горячо кивает.
Отец Эммануил. Теперь у меня есть его имя. Нет никого другого, кто мог бы быть «он» Кортни. Ты тоже в моем списке, злой ублюдок.

— Значит, решено! — Эммануил сияет, широко разводя руки.
— Искупление Ионы потребовало трех дней во чреве кита. Этого должно быть достаточно, чтобы вернуть женщину на путь праведности. — Его взгляд становится холодным на Лукасе, прежде чем он продолжает: — И береги себя, брат Лукас. Твоя позиция требует, чтобы ты подавал хороший пример. Ты сделаешь все возможное, чтобы твои жена и ребенок больше не сбивались с пути. Если ты не можешь содержать свою семью в чистоте и в соответствии со Словом Господним, то как же остальная часть стада будет доверять тебе как пастырю?

Забудьте про основы теологии. Это докторантура, преподает лауреат Нобелевской премии за достижения в безумии 2016 года!

Цель Дельта склоняет голову в знак согласия. Я не вижу его губ, не могу сказать, отвечает ли он, но грубо поднимает жену на ноги за ее длинную темную косу. Она все еще держит Мэтью на руках, когда ее сукин сын муж тащит ее к маленькому деревянному зданию, одиноко стоящему посреди открытой площадки перед главным фермерским домом. Он не намного больше телефонной будки, а стены и крыша выкрашены в темно-коричневый цвет, и летом там, должно быть, ужасно.

Лукас толкает свою семью внутрь и закрывает дверь. На ней нет замка, только простая защелка снаружи. Очевидно, они не ждут, что кто-то посторонний вмешается. Если у меня появится хоть малейшая причина, я сделаю так, что ты, черт возьми, пожалеешь об этом.

Грохот и облако пыли, наполовину скрытое деревьями на западе, возвещают о прибытии автомобиля. Судя по звуку, это грузовик с фермерского рынка. Конечно же, это уродливый фермерский грузовик, разрисованный непристойными церковными лозунгами этих больных придурков.

Я смотрю, как Кортни хромает от грузовика, и закипаю от ярости. Успокойся, Шон. Тише. Сдерживайся. У тебя миссия. Будь наготове. Надо быть хладнокровным. Ярость приводит к ошибкам, а ты не можешь позволить себе ошибки.

Нет, Кортни не может позволить тебе ошибаться. Не после этого дерьма.

Засаленый придурок из города, цель, которую я назвал Альфой, следует за ней. Грузовик находится между ними и пожилой женщиной, и он думает, что никто не видит, как он неуклюже лапает Кортни. Она свирепо смотрит на него, ненависть просачивается в ее взгляде, а он просто смеется. Я сгибаю указательный палец правой руки, расслабляю на воображаемом спусковом крючке. Тебе повезло, я смотрю на тебя в бинокль, Альфа. Если бы только это был прицел.

Кортни несет что-то тяжелое, а руки Альфы пусты. На ступеньках, ведущих к парадной двери фермы, она спотыкается, но приходит в себя, прислоняя свою ношу к большому полноразмерному баллону с пропаном рядом с домом. Интересно, он полон? Жаль, что я не догадался взять с собой горючие материалы. Огонь и взрывы хорошо отвлекают внимание, и это место выглядело бы намного лучше в огне.

Я слежу за Кортни в мощный бинокль,стараясь не потерять ее из виду, когда она переходит от одного здания к другому. Однако на мой телефон не поступают оповещения и сразу не появляются очевидные угрозы.

Я наблюдаю, как Кортни отправляется в так называемую больницу и находится там почти час. В гостях у Хизер, наверное. Хизер всегда была той еще штучкой. Я полагаю, имеет смысл, что она вернулась обратно на свой естественный уровень. Кортни несет на руках маленькую девочку, одну из тех детей, которых видел раньше играющими с Мэтью и собакой, и они улыбаются и смеются над шутками, которых не слышу. Кортни так хорошо обращается с маленькой девочкой, так естественно, и если бы не знал ее лучше, то подумал бы, что это ее дочь.

Дочь Кортни. Что за мысль. Сегодня напряженный день, и я провел так много времени, чередуя страх и ярость от того, что видел и слышал, и у меня действительно не хватило времени, чтобы переварить то, что думаю и чувствую к самой Кортни. И что она обо мне думает?

Праздные мечты во-время слишком короткого и слишком редкого перерыва после боевых операций в Ираке и Афганистане часто включали женитьбу на Кортни, создание с ней семьи. Черт возьми, как раз на днях, пока ждал свои новые шины, я думал об этом. Здесь, сегодня вечером, наблюдая, как она носит этого маленького ребенка, это снова поражает меня, более ярко, чем когда-либо.

Я был бы абсолютно счастлив, если бы она этого хотела. Но захочет ли она? Прошло восемь лет, и сегодня мы провели вместе всего несколько коротких минут. Люди сильно меняются за восемь лет, и не может быть, чтобы ее опыт здесь не повлиял на нее каким-либо образом. Если уж на то пошло, я уже не тот человек, каким был восемь лет назад.

Они останавливаются перед зданием, которое Кортни обозначила как женское общежитие, и она осторожно опускает девочку на землю. Поцеловав ее в макушку и легонько шлепнув по попке, она посылает смеющегося ребенка к входной двери, прежде чем поплестись обратно к двери в свою маленькую лачугу.

Уже совсем стемнело, когда кто-то снова вышел из сарая, где живет Кортни. Это мужчина. Фальшивый муж? Как, она сказала, его зовут? Дэниел, кажется? Мужчина аккуратно закрывает дверь сарая, и его лицо искажается в муках сильного волнения. Горе? Печаль? Это длится всего мгновение, и к тому времени, как он идет от сарая к главному дому, на его лице появляется открытая, дружелюбная улыбка.

Сейчас слишком темно, чтобы что-то разглядеть внизу. Свет льется из окон главного дома и из здания — как она его назвала? Здание с едой. Трапезная, точно! Единственное место, которое освещено, — это ящик для покаяния, окруженный кольцом прожекторов. Дешевый монокуляр ночного видения, который я купил у Кабелы, на таком расстоянии не действует. Я думаю, получаешь то, за что платишь. Чего бы сейчас не отдал за коробку, полную моего старого оборудования.

Разочарование наступает из-за видимости. Определенно внизу нужно больше света. Разве сейчас огонь не будет прекрасен?

Это будет долгая ночь. Мне нужно быть начеку, а в предрассветные часы мне предстоит долгий путь к моему грузовику, если я хочу вовремя вернуться в Гринвилл. Я и раньше стоял на страже упорно долго, но никогда не стоял на страже того, что меня так сильно волновало.

Восемь лет определенно изменили меня. Теперь я покрыт шрамами, полон металлических осколков и кошмаров, но одно определенно осталось неизменным. Я все еще люблю Кортни Двайер. Абсолютно, целиком и полностью.

Единственное, что изменилось, — это то, что теперь я могу это признать и никогда не буду убегать от себя.