У него на руках остались большие пучки темно-русых волос.

- О-о, - о, да. Это оказалось одно из последствий Porphuraviridae – Пурпурной чумы; зараженный человек терял весь волосяной покров, который полностью заменялся новым, серебристо-белым. – Понятно, - я взглянул на Конрада, прочел дикую напряженность в его теле и решил разрядить обстановку единственным известным мне способом. Я начал ржать.

- Это не смешно, Джейви!

- Не-а, это очень смешно. И не подозревал, что ты настолько тщеславен, - я наблюдал, как Конрад рассматривает себя в озерной воде, и каким-то образом отражение казалось более угрожающим, чем он был на самом деле. В том смысле, что даже чересчур, а парень и так был страшен, как черт, но сейчас было неподходящее время беседовать про страх. – Да ладно тебе. Два дня назад ты напугал своими когтями койота. Весь стал похож на недозрелый баклажан. Твои глаза практически светятся в темноте, а ты беспокоишься из-за выпадающих волос? – Я укоризненно покачал головой. – Мы оба знали, что это должно произойти. А ты отказывался мыться, чтобы не растерять волосы, что, быстрее? Предпочел бы увидеть их утром на одеяле? Не вижу смысла.

- Учитывая, что ты рассуждаешь с завидной позиции человека, иммунного к Пурпурной Чуме, - сказал Конрад, и его тон был таким тяжелым от сарказма, что у меня мелькнула мысль, что его можно было бы метать, - сделай одолжение, заткни свой поганый рот и перестань говорить о том, о чем не имеешь понятия. В этом для тебя есть смысл? – Он ополоснул руки и вышел из озера, не обратив внимания на одежду, которую я пытался сунуть ему, когда он проходил мимо. Я, конечно, и не ждал, что он напялит мокрые тряпки, но мог хотя бы забрать их и развесить на просушку.

А может, и не мог.

Я закончил стирку, подобрал остатки мыла и последовал за Конрадом пару минут спустя. Он сидел, завернувшись в бабушкино покрывало, уставившись в одну точку на горизонте и не глядя на меня.

Ха-ха. Я же говорил про молчаливое игнорирование? Оно не срабатывает.

Я уселся рядом с Конрадом и потянулся за рюкзаком.

- Знаешь, все это напомнило мне одно стихотворение.

- Да иди ты нахрен, - прорычал Конрад. - Если ты даже подумаешь читать мне сейчас Шекспира, я зашью твой гребаный рот.

- Обожаю, когда ты мне угрожаешь, милый, это так заводит, - жеманно улыбнулся я. – Но я и правда вспомнил один сонет, - я вытащил книгу, сверился с оглавлением и нашел нужную страницу. К счастью, он был вполне понятный, и я вполне мог прочитать его по памяти. – И постарайся расслабиться хоть немного, ладно? – Конрад даже не шевельнулся. – Серьезно, меня уже начинает беспокоить состояние твоего позвоночника, сядешь еще хоть чуть-чуть прямее, и он сломается надвое.

Несколько секунд Конрад не двигался, и я заволновался, что он игнорирует меня, потому что и правда сильно рассердился. Но в конце концов он раздраженно вздохнул, улегся на спину, положив голову мне на колени и закрыл глаза. – Ладно. Читай свое чертово стихотворение.

Ого, это было… Беспрецедентно. Такого рода уязвимость проявлялась, только когда кто-то из нас истекал кровью, и даже в такие моменты он уходил подальше и зализывал раны, пока ему не становилось лучше. Я неуверенно опустил руку на голову Конрада, вплел пальцы в его стремительно изменяющиеся волосы, откашлялся и начал читать.

Ее глаза на звезды не похожи

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щек.

А тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали.

Закончив, я почувствовал себя ужасно неловко. Сто тридцатый сонет Шекспир посвятил своей некрасивой любовнице, а я выбрал именно этот потому, что считал его забавным, но чем дальше читал, тем более удачным он казался… в некотором роде подходящим. Не то чтобы я был влюблен в Конрада, все-таки он был моим заклятым другом, средством для достижения цели, и в то же время, ну…

Наконец Конрад нарушил молчание.

- Ох, детка, ты такой милый и почти тактичный.

- Да заткнись ты.

- Хотя, если уж мы так откровенны, мои глаза ОЧЕНЬ похожи на солнце, тебе не кажется?

- Да и волосы теперь у тебя далеко не черные, - добавил я, слегка потрепав его по голове. – И голос твой я люблю слушать, только вот твое пение… Думаю, к нему надо привыкнуть, - еще несколько светлых волосков отделились, слетели на землю или зацепились за меня в последней попытке остаться. Конрад наверняка мог чувствовать эту постепенную утрату, но не произносил ни слова, просто лежал и позволял себя гладить.

И я гладил, пока не начало сводить руку.