— У меня есть еще больше, — выплюнула она. — Могу напечатать столько, сколько захочу.
Жена имела право возмущаться, а я – нет. Она была невиновна. Я – лжецом. Корал потребовала развод и сообщила, что документы уже подала. Я согласился, понимая, что у меня нет другого выбора.
«Теперь я могу быть с Джейми», — подумал я.
Это было слабым утешением.
Но рано радовался. Корал все продумала. Она поставила ультиматум: если перестану встречаться с Джейми и прекращу публиковаться, она позволит мне совместную опеку над сыном и не расскажет моим родителям и сестре о том, что я сделал.
Я стоял на кухне, пожиная плоды своего греха. Прощения не будет. Жизнь вокруг меня разваливалась на куски.
— При чем здесь писательство? — сокрушенно спросил я.
Корал ответила, что я разрушил ее жизнь – взамен она разрушит мою.
В этом жена не ошиблась. Я умолял ее дать возможность «все исправить», но, даже не глядя на нее, понимал, что не смогу и не должен получить такой шанс. Я был неполноценным. Ни у кого из нас теперь ничего не могло получиться.
Я побрел в свой кабинет и сразу же позвонил Джейми. Слез не было. Возможно, я был в шоке. Мне нанесли ужасный удар, но это оказалось заслуженно.
— Я знал, что что-то подобное произойдет, — пробормотал тогда я Джейми. Почти не помню тот разговор. — О чем мы думали?
— Но ведь ты был несчастен. Несчастен без меня, разве не так?
Я держал трубку, слушал его голос и смотрел на ночь за окном. Ничто из сказанного им уже не имело смысла. Кажется, он спрашивал, стоило ли то, что мы разделили, того, чтобы потерять жену и писательскую деятельность, жизнь и покой, а возможно, и моего сына и родителей. На это не было ответа. Это не был вопрос о ценности. Мой разум двигался по кругу неистово, испуганно. Я продолжал вспоминать Джейми у заводи, в тот день, когда мы познакомились. Корал была невинна, но и мы тогда тоже были невинны.
— Мы не можем продолжать, — сказал я Джейми. — Все кончено. Все должно закончиться.
Я знал, что Корал, вероятно, подслушивает за дверью кабинета. Однако я сказал Джейми правду. Не стал бы рисковать последним, что у меня осталось – Калебом-младшим, уважением родителей и Рэйчел, – ради удовлетворения своих низменных потребностей.
Джейми рыдал, когда я повесил трубку. Он всхлипывал и извинялся. Но я был слишком ошеломлен, чтобы плакать. Чувствовал себя тогда больным и одиноким, и буду продолжать чувствовать себя так в течение еще многих лет.
Я рассказал родителям о разводе. Они умоляли меня попытаться наладить отношения с Корал, обратиться за помощью к психологу, но я заверил их, что это уже не в моих силах. Они были в ярости, стыдились и отказались со мной разговаривать. Однако, не зная правды, поверили моей версии событий, истории о ссорах и растущем безразличии.
Помимо присужденных алиментов на ребенка, Корал забрала значительную часть моих денег. Я согласился на все. Не сопротивляясь.
Много недель утекло, пока я разбирался с деталями разрушенного брака. Больше всего хотелось связаться с Джейми и дать понять, что не виню его и что он не сделал ничего плохого. Я лелеял слабую надежду, что мы сможем хотя бы переписываться. Но она разбилась вдребезги, когда я, наконец, зашел на его страницу в Facebook и увидел новость, опубликованную его семьей.
Джейми повесился в гардеробной своей квартиры в Балтиморе 3 марта 2012 года.
Я разыскал его отца и позвонил, чтобы узнать подробности. Оказалось, что Джейми провисел в гардеробной, никем не обнаруженный, почти неделю. Ведь он жил один. У него было мало друзей, и никто из них не имел доступа в квартиру. Джейми часто работал удаленно, а также брал много выходных, в том числе и из-за меня.
А в итоге именно я и не смог его защитить. Известие о его смерти стало контрольным выстрелом. Будто пуля глубоко вошла в меня, нанеся смертельную рану, и я бросился бежать, как та лань, на которую Корал охотилась в семейном лесу.
Я переехал один в Колорадо. Отдалился от Рэйчел, родителей и даже от собственного сына. Смерть Джейми перевернула всю мою жизнь. Ведь главной целью в ней было любить его и защищать. Никогда и ничто я не должен был ставить выше него. Обязан был вынести все разоблачения, смятение и насмешки ради того, чтобы сохранить драгоценную жизнь любимого. Но понял это слишком поздно.
В Колорадо я почти ничего не писал. Пил, занимался спортом и начал резать себе ноги, всякий раз, когда не мог вынести душевной боли – но это уже совсем другая история. Однажды, в тщетной попытке освободиться, вновь открыл «Любовную песнь призрака». Я так и не закончил эту книгу, но написал следующий фрагмент, который остается самым правдивым описанием того, что произошло между мной и Джейми:
«Он вошел в мою жизнь, когда я был ребенком. Мы оба были детьми, и в этом заключалась опасность. Именно тогда, в безоблачной юности, рождаются легенды всей нашей жизни. Все, что мы полюбили в те годы – будь то прочитанное или услышанное, то, кем восхищались или кого боготворили – преследует нас до смерти. Для меня это был тот мальчик. Он был тотемом моей души, проводником за пределы морали. И я шел за ним до самого конца».
КОНЕЦ