Глава 25

Когда занятия закончились, мегафоны, наконец, утихли.

Я шла на тренировку, наслаждаясь тишиной, когда услышала, как кто-то позвал меня по имени с другого конца коридора. Навстречу мне шел Джонни Мерсер. Я почувствовала внутри маленький теплый переполох. Думаю, это из-за слов, которые Мар сказала в торговом центре. Не каждый же день встречаешься с тем, кто хочет тебя… трахнуть, черт. Даже если я была абсолютно уверена, что Джонни — это не тот случай. Особенно после того, как унизила его у костра.

Стук его черных ботинок при каждом шаге отдавался эхом в коридоре и, чем ближе он подходил, становился все громче и громче. Приблизившись вплотную, Джонни уставился на меня своими глубоко посаженными карими глазами.

Его щеки пылали от быстрой ходьбы, и на них не было ни следа грубой щетины.

— Привет, Джонни, — сказала я. — Как дела?

Одним легким движением он сбросил рюкзак с плеча и поставил на пол. Расстегнул его и достал мой iPod и колонки. Выпрямился и отбросил назад прядь волос, упавшую ему на глаза. Затем он протянул мне аппаратуру.

— Держи. Я вернул их для тебя.

Он поднял свой рюкзак, застегнул его и забросил на плечо. Потом вскинул голову.

— Ну, увидимся.

— Подожди! — сказала я.

Я коснулась рукой его черной кожаной куртки. Я постояла секунду на цыпочках, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Джонни. Погоди. Слушай, спасибо за все. И мне жаль, что я была такой сукой у костра. У меня было очень плохое настроение.

Он пробежался пальцами по своим волосам медового цвета, и прядь снова упала ему на глаза.

— Не важно. Увидимся.

— Джонни...

— Я должен идти, Фиона. Пока.

Он пошел прочь по коридору. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом. Маленький теплый переполох внутри меня превратился в холодную боль. Одно было точно: Джонни Мерсер определенно не хотел меня трахнуть. Черт, он не хотел даже вести со мной светскую беседу. Мар, должно быть, ошиблась. Или, возможно, я была настолько груба с ним у костра, что он не смог это забыть. В любом случае, ситуация отстой.

Я думала о Джонни всю дорогу до раздевалки. Обо всем, что он сделал для меня. Как часто вступался за меня. Как много раз оказывался рядом, чтобы убедиться, что я в порядке. И я почувствовала, будто потерялась. Или потеряла что-то.

Очень ценное.

И хотела вернуть обратно.

Но сейчас передо мной стоит другого рода искупление. Я надела свои контактные линзы и прокралась в спортзал. У меня не было большого желания извиняться перед Амандой. Я попыталась спрятаться за трибуной, но Симона Доусон заметила меня и пропустила вперед.

— Фиона! Я так рада, что ты вернулась.

Она обняла меня, но я стояла, как дура, потому что не ожидала этого. Когда до меня, наконец, дошло, что она делает, я попыталась обнять ее в ответ, но она уже отпрянула. Таким образом, я оказалась в той полуобнимающей-полупохлопывающей позе, которая является характерной для социопатов²⁹ и гермафобов³⁰.

— Спасибо, Симона, — сказала я.

— О! Ты без очков! Ты забрала контактные линзы? Выглядит превосходно! Они тонированные?

— Эмм, да, да, спасибо, и нет, они прозрачные.

— Это твой натуральный цвет глаз? О, такой насыщенный карий!

— Спасибо, Симона.

— Если бы ты воспользовалась тенями и тушью, было бы действительно здорово.

— Возможно, — сказала я. — Только вот это было бы сложно увидеть, если бы я достала свои глазные яблоки.

Симона захихикала.

— Фиона, ты такая забавная.

— Забавно выглядящая, — сказала я.

Симона захихикала еще сильнее.

— Ой, да нет.

Она схватила меня за руку двумя руками и потащила за собой.

— Пошли, все рады, что ты вернулась.

Да, точно. Уверена, Аманда исполнит спонтанное сальто в честь моего возвращения. Но когда я подошла к группе, она не кричала, не ругалась, не бесилась или что-то подобное. Она фактически признала мое существование.

Я преувеличенно откашлялась и сказала:

— Послушайте, я хочу публично извиниться перед Амандой и перед всеми за свою шизоидную съехавшую крышу. Я временно покинула Планету Здравомыслия, а какой-то совершенно безмозглый клон занял мое место и вел себя, как полная дура.

Я посмотрела на Тодда. Он скрестил руки на груди, а на его лице не было ни намека на улыбку. Я вздохнула и сказала:

— Хорошо, это был не клон. Это была я. Я была дурой. Я сказала много по-настоящему обидных вещей, и мне жаль. Я также прошу прощения за то, что облажалась при выполнении «Подхвати лихорадку». Надеюсь, никто не пострадал. Физически. Или как-то по-другому. И... вот и всё.

Все смотрели на реакцию Аманды.

Она постояла секунду, а затем кивнула мне. Потом хлопнула в ладоши и сказала:

— Хорошо, давайте начнем с «Орлиной Гордости».

И команда начала тренироваться. Я нашла свое место на площадке, и мы приступили к работе.

Как бы противно мне ни было признавать это, Аманда была права насчет контактных линз. Они не только не падали с моего лица, как очки, я еще действительно стала лучше видеть. Поэтому большую часть тренировки и упражнений я выполнила без причинения больших телесных повреждений. Ладно, я случайно ударила Тессу Хэтэуэй в сиську локтем, боднула головой Такишу Кинг и наступила на пальцы Симоне. Но все это произошло во время одного приветствия. Помимо этого я все больше падала на свою собственную задницу.

В какой-то момент они попытались научить меня прыжку под названием «русский» или прикосновение к пальцам ног, в котором человек, начиная с позиции стоя, теоретически подпрыгивает в воздух, раздвинув ноги в стороны, сверкнув своей киской на весь мир, достает в воздухе до пальцев ног — заметьте, ноги все еще раздвинуты — а затем приземляется на землю, теоретически, на ноги. Именно с последней частью у меня были проблемы.

Я могла подпрыгнуть и раздвинуть ноги. Но к тому времени, как я дотягивалась до пальцев ног, моя задница уже была на мате.

Они говорили, что я достигаю недостаточного вертикального подъема. Что бы это ни значило. Звучит, будто языком чирлидеров является аэрофизика.

— Ты должна втянуть живот, присесть и подпрыгнуть отсюда, — сказала Такиша, хлопая меня по бедрам. — Не от груди.

Здесь. Мышцы задней поверхности бедра и четырёхглавые мышцы бедра.

Мышцы задней поверхности бедра и четырёхглавые мышцы бедра — две группы мышц, с которыми я до боли знакома из-за занятий чирлидингом.

А еще широчайшие мышцы, дельтовидные мышцы, бицепсы, трицепсы, мышцы пресса, ягодичные мышцы и те зловредные мышцы, которые ответственны за боли в голени. Кажется, они называются бицепсы Сатаны.

— Я подпрыгиваю! Я подпрыгиваю! — настаивала я. Демонстрируя этот факт, я присела, будто собираясь писать в общественном туалете, напрягла каждую мышцу своего торса — и, к сожалению, лица — взлетела в воздух, растопырила ноги, дико ударила себя по голеням, а затем грохнулась на пол как мешок.

— Думаю, сейчас на самом деле было лучше, — робко предположила Симона Доусон.

— Слушай, — произнес Тодд, подойдя ко мне, — тебе нужен корректировщик, чтобы ты смогла почувствовать прыжок.

Он протянул руку, чтобы поднять меня.

— Ты не чувствуешь его ритма.

Я позволила ему поставить меня на ноги, но зло взглянула на него.

— Ритма? — прохрипела я. — Мало того, что я должна преодолеть гравитацию, так я еще должна обладать ритмом, пока делаю это?

— У прыжка есть ритм, — сказал он. — Вверх, наружу, вниз. Раз, два, три. Ты делаешь это так: вверх, наружу, внутрь, вниз. Это занимает слишком много времени, и ты падаешь на землю. Вот.

Он развернул меня и обвил руками мою талию.

— Позволь мне помочь тебе, и ты его почувствуешь. Теперь приседай, — сказал он, и я так и сделала. — И прыгай.

Я вновь взлетела ввысь, но на этот раз я чувствовала, что Тодд поддерживал меня и удержал вверху на миллисекунду дольше, чем я могла сама. Я коснулась пальцев ног в тот момент, когда он скандировал:

— Два. И три, — Тодд поставил меня на ноги. — Почувствовала? — спросил он.

— Думаю, да, — сказала я, чувствуя небольшое головокружение. — Раньше я делала так: вверх, развести, свести, вниз. Но на этот раз было так: вверх, распластаться, вниз.

Когда я сказала «распластаться», я согнулась и выбросила руки, словно арбитр, призывающий к безопасности. Или, возможно, я выглядела как тощий птеродактиль, потому что все засмеялись. Но мне было все равно.

— Дайте я сама попробую.

Я присела, прыгнула, закричала «Распластаться» в тот момент, когда дотронулась до пальцев ног, и опустилась, не то чтобы на ноги, а скорее в каком-то спотыкающемся приседании. И все-таки это было уже очень далеко от моей задницы.

— Отлично, Принцесса! — прокричал Тодд.

Команда завизжала и взорвалась аплодисментами. В частности, для меня, но также потому, что теперь у нас появился шанс сделать «Максимальный Дух», упражнение, демонстрирующее гимнастику девочек. Проблема была в том, что в середине этого упражнения есть русский прыжок, который все должны сделать одновременно. Это одно из сложнейших упражнений в чирлидинге, без него у нас не было ни единого шанса.

— У тебя получилось, — щебетала Симона Доусон.

Аманда не была переполнена энтузиазмом, но все же сказала:

— Уже лучше. Продолжай работать. У тебя полторы недели на то, чтобы добиться совершенства.

Затем она объявила группе:

— Тренировка окончена.

И мы все вместе проскандировали «Вперед, Орлы» и хлопнули в ладоши один раз — обычный ритуал окончания тренировки.

Мы разошлись в уходящий день.

Я схватила бутылку с водой и влила победный напиток в свой рот. Я запрыгнула на велосипед и покрутила педали домой так быстро, как только могла — хотела еще раз попробовать сделать русский прыжок у себя в комнате.

Я хорошо осознала, что была абсолютным придурком. Но мне было все равно. Потому что сейчас я была абсолютным придурком, который мог бросить вызов гравитации. А это чего-то стоит.

Когда я пришла домой, мама передала мне семь сообщений от Марси. (Мой телефон был выключен во время тренировки.)