«Тебе это нравится, да?»
Артемис
Удар.
Еще.
И еще.
Обмотанные кулаки вступают в контакт с мешком песка передо мной, каждый раз, когда я бью его снова и снова. С каждым ударом все сильнее. Пот стекает с шеи к груди и животу. Бицепсы напрягаются при каждой атаке. Тем не менее, мысли мои не здесь.
- Я… - Клаудия неловко отстраняется, после того, как обняла меня. Ее распухшие от слез глаза избегают меня. – Прости, я…
- Тебе не за что извиняться, – убеждаю ее, одаряя теплой улыбкой.
Она прочищает горло, все еще не смотря на меня.
- Мне надо идти.
Я быстро бью боксерскую грушу, вспоминаю ее напряженные плечи, как она выглядела, когда пришла в себя, но особенно ясно помню, как прекрасно было держать ее в своих руках. Я все еще чувствую ее запах, и это меня бесит. Она не должна интересовать меня в этом плане, она всего лишь часть моего прошлого, к тому же, у меня есть девушка.
- Клаудия, – я окликнул ее, перед тем как она ушла. А она лишь мило улыбнулась мне.
- Спасибо за, – она сделала паузу. - … Спасибо.
Так она ушла в дом, обрывая наше ночное взаимодействие.
Почему ей со мной так некомфортно? Она ведет себя, будто мы незнакомцы. Возможно, так и есть, но у нас есть история. Я сильнее сжимаю кулаки, чтобы наносить еще более смертельные удары. Мешок раскачивается от каждого контакта. Я помню, как она выглядела рядом с Аполо, когда я вошел в его спальню. Она была такой расслабленной с ним. С каких пор они с ним так близки? Почему она с ним так спокойна, а со мной напряжена?
Нужно прекратить думать о ней.
Я останавливаюсь, хватая грушу и прижимаясь к ней лбом. Дыхание сбито от длительной тренировки. Все тело уже покрыто потом, на мне лишь шорты.
Беру полотенце, немного обтираюсь, обматываю его вокруг шеи и выхожу из маленького домашнего спортзала. Я уже собираюсь подняться по лестнице, но останавливаюсь, передумывая. Чувствую тягу еще немного помучить Клаудию. Это самое малое, что я могу ей причинить, после того как мысли о ней мучали меня все чертово утро.
Войдя в кухню, я направляюсь прямо к холодильнику, достаю бутылку воды и начинаю пить. Клаудия заканчивает мыть кастрюлю и когда поворачивается, чтобы вытереть ее, видит меня.
- Оу, – кастрюля падает. – Вы напугали меня, сеньор.
Она снова обращается ко мне формально? Почему?
Она поднимает кастрюлю, выпрямляется, и ее глаза падают на мою грудь и торс. Моментально ее щеки наливаются румянцем. На моих губах появляется надменная улыбка, но я ничего не говорю.
Она обходит меня, ее глаза откровенно разглядывают мои мышцы. Я знаю, что привлекателен. Говорю это без высокомерия, я просто знаю это, и много работал над своей формой. Мне нравится тренироваться и употреблять максимально здоровую пищу. Естественно, когда у меня есть время. В этом, я думаю, мы с братьями похожи. Арес всегда тянулся к спорту, и Аполо периодически пользуется нашим тренажерным залом.
Клаудия снова обходит меня, положив кастрюлю в нужный шкафчик.
- Вы голодны, сеньор?
Я рассматриваю ее, пользуясь тем, что она стоит спиной.
- Да, – ее косички позволяют мне видеть ее шею, несколько рыжих прядей выбилось, создавая контраст с бледной кожей.
Клаудия поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я перевожу взгляд на кухонное окно.
- Чего желаете?
- Фруктовый салат сойдет.
Она кивает.
- Хорошо.
Я сажусь перед кухонным островком, она с другой стороны, напротив меня. Я наблюдаю за тем, как она все готовит, как ловко нарезает каждый фрукт, как нежно к ним прикасается, как она закусывает губу, работая с ножом. Крошечные веснушки над ее скулами обычно едва заметны, но при свете дня их хорошо видно. Почему она так красива? Что в ней есть такого, чего нет в тех супер привлекательных девушках, с которыми я встречался? По правде говоря, мне очень любопытен ответ на эти вопросы.
Наши взгляды пересекаются, и эти бездонные черные глаза заставляют меня забыть о наших сугубо деловых отношениях. Не успев осознать и сформировать то, что я хочу произнести, я делаю это:
- Ты в порядке?
Она кивает.
- Да, – она придвигает ко мне тарелку с фруктами. Я замечаю, что она не положила клубнику. Я почти улыбаюсь тому факту, что она все еще помнит, что у меня аллергия.
- Ты хорошо справляешься с нарезкой фруктов, – даже не знаю, зачем говорю это.
Почему я продолжаю пытаться наладить с ней разговор?
Она молчит, так что я начинаю закидывать кусочки дыни в рот, медленно разжевывая. Мои глаза ни на секунду не покидают ее, пока она крутится по кухне.
Почему она не поддается на мои попытки заговорить с ней? Это раздражает. Обычно мне не приходится так напрягаться. Это другим людям чаще всего трудно наладить со мной какое-либо взаимодействие, им приходится преодолевать мои барьеры. Но с этой женщиной все наоборот, и это меня озадачивает. Интересно, с Аполо она другая? Она, в конце концов, была в его спальне, и не выглядела так, будто ей неловко.
Я должен перестать думать об этом.
Я уже собираюсь встать и уйти, когда что-то на полу привлекает внимание Клаудии, и ее холодное выражение лица испаряется, на его месте появляется чистое умиление. Ее губы растягиваются в улыбке. У меня нет слов. Сердце по-идиотски часто стучит.
Хочу, чтобы она на меня так смотрела.
Прослеживаю ее взгляд и вижу пушистого белого щенка, которые направляется ей навстречу. Видимо, он живет у задней двери. Клаудия садится перед ним на колени, он кладет на нее лапы и облизывает ей руки, пока она гладит его.
- Привет, красавчик, – она улыбается, глаза наполнены любовью.
Откуда взялся этот щенок?
Клаудия, видимо, вспоминает о моем присутствии и быстро встает, возвращая свое серьезное выражение. Она направляется к раковине, чтобы помыть руки, щенок следует за ней, прилипившись к ее ногам.
- Не знал, что у нас есть собака, – и вот я снова пытаюсь заставить ее заговорить со мной. Не знаю, что со мной происходит этим утром.
Клаудия едва смотрит на меня.
- Это Аполо. Ему нравится приводить брошенных щенков. Он часто наведывается в приют.
Аполо…
Аполо…
Ее голос смягчается, когда она упоминает моего брата, и почему-то меня это раздражает.
Я продолжаю есть свои фрукты.
- Поглядите какой защитник природы.
- Так и есть, – она кивает.
- Я думал, что тебе больше собаки не нравятся.
Я прекрасно помню почему. Мы были еще детьми, когда папа решил принести щенка. Мы назвали его Флафи. К сожалению, через несколько месяцев он подхватил инфекцию, с которой ветеринары были бессильны, и умер. Мы с Клаудией были подавлены. Мы устроили похороны и все как положено. С тех пор собаки стали болезненной темой для нас обоих.
Клаудия смотрит на меня сочувствующим взглядом, и я понимаю, что она тоже все помнит.
- Я никогда не забуду Флафи, – на ее губах печальная улыбка. – Но не знаю, просто невозможно не потискать щенков, которых приносит Аполо. Она такие милые и наполненные любовью.
Щенок отстает от ее ног, оббегает островок и оказывается рядом со мной, касаясь своей шерстью моих ног, отчего у меня бегут мурашки. Не знаю, что сказать или сделать. После Флафи я не имел дела с собаками.
Я свожу брови, когда вижу, что щенок поднимает лапу и собирается помочиться на мою ногу.
- Оу! – я вскакиваю, отдаляясь от него. Я еле успел избежать его мочи – Какого черта!
По всей кухне раздается смех Клаудии. Она так сильно смеется, что ей приходиться хвататься за живот, чтобы не задохнуться.
Я грозно смотрю на щенка, когда он снова приближается ко мне.
- Нет! Назад! Плохой пес!
Не могу поверить, что бегаю от крошечного животного, которое даже до моих коленей не достает. Клаудия все покраснела от смеха, я на секунду забываю о собаке и просто смотрю, как она смеется. Господи, как я скучал по этому смеху.
Заметив мой взгляд, Клаудия прерывается, пытаясь угомонить свой смех, сжимая губы.
- Песик! – она зовет щенка, чтобы он оставил меня – Идем, песик!
Щенок следует за ней, и она выводит его из кухни, закрывая дверь. Когда она снова смотрит на меня, ее губы все еще сжаты, сдерживая смех. Веселье в ее глазах воодушевляет.
- Тебе это нравится, да?
- Нет, сеньор, – у нее вырывается смешок. В первый раз она называет меня сеньор, и это звучит без неприязни в голосе, только усмешка.
Не осознавая своих действий, я обхожу стол, чтобы приблизиться к ней.
- Да, тебе нравится. Ты, наверное, его и надрессировала, чтобы он так сделал.
Она снова легонько смеется и пятясь назад, пытается сохранять серьезный вид.
- Конечно, нет.
Я не останавливаюсь, пока у нее больше не остается места для отступления. Ее спина прижимается к стене. Смех утихает и взгляд становится нервным, она в ловушке. Я кладу руки на стену с обеих сторон ее лица, заключая ее в клетку. Она поднимает руки, чтобы оттолкнуть ее, но, кажется, передумывает, вспоминая, что я без рубашки, ведь ей придется прикоснуться к моей коже.
- Что ты делаешь?
Я поднимаю бровь.
- А куда делся «Сеньор»?
Она облизывает губы.
- Мне не нравится тебя так называть.
- Почему это?
Она смотрит мне в глаза, в них нет ни страха, ни уязвимости.
- Ты слишком молод для этого.
- Обращение «сеньор» никак не связано с моим возрастом.
- Я знаю, по-твоему, это выражение уважения к хозяевам этого дома, – она закатывает глаза. – А как я уже сказала, ты мне не начальник.
- Ах, да?
Она вызывающе поднимает подбородок.
- Да.
Я еще сильнее склоняюсь к ней. Наши лица так близко, что я детально вижу все ее черты.
- Если я тебе не начальник, то кто же я?
Я вижу, как она колеблется, ее губы в пределах моей досягаемости, мне лишь нужно еще немного склониться, чтобы прикоснуться к ним, почувствовать своими губами. На долю секунды, ее уязвимость выходит на поверхность, она уже не выглядит такой уверенной и владеющей контролем над ситуацией, как обычно. Она, кажется, в нерешительности, и это мне нравится. Хочу, чтобы она так же теряла контроль как и я, когда нахожусь рядом с ней. Я не понимаю, что говорю и почему делаю то, что делаю, если дело касается нее.