«Иногда, незначительные решения – это то, что может изменить твою жизнь навсегда.»
- Кери Расселл
НОЯБРЬ
прошел месяц, впереди еще девять…
КАЛЕБ
Три трещины в потолке моей камеры напомнили мне о трещинах в моей собственной жизни. Короткая трещина представляла собой водораздел между мной и мной: тем, кто был до заключения, и тем, кто вынужден был находиться в этом месте.
Следующая трещина олицетворяла потерю свободы, право поступать согласно своему выбору. Самая крупная трещина символизировала потерю сердца: я потерял её.
Наклонив голову, я смотрел на фотографии, расклеенные внизу, чуть выше моей койки. Одинаково голубые глаза смотрели на меня с каждого снимка, выражая веселье, раздражение и даже смущение.
В груди все сжалось от тоски и нужды. Быть вдали от нее – это убивало меня. Она чувствует ту же боль?
Парень на верхней койке фальшиво пел о том, каково быть запертым в клетке. Мою голову терзал скрипучий тембр, пока я, наконец, не выдержал:
— Заткнись, Ян! — крикнул я, пиная снизу в матрас. — Как, черт возьми, твой адвокат вообще определил нас в одну камеру?
— Деньги решают все. — ответил он самодовольным голосом человека, который часто пользовался подобной уловкой для убеждения других. — Внушительное пожертвование от одного из благотворительных фондов моего отца в кассу исправительного заведения для малолетних штата Колорадо. Не забывай, что мой адвокат, был тем, кто убедил судью, и мы не застряли в Пуэбло. Не благодари меня, соседушка, но во время обеда я возьму твой десерт.
— Я бы заплатил, лишь бы не делить с тобой камеру.
Сдвинувшись к краю, я встал с койки и начал ходить туда-сюда по узкому пространству.
Огороженное пространство включало в себя письменный стол, встроенный в стену, и полку над ним, стул, привинченный болтами к полу, раковину и унитаз.
Металлические крепежи напомнили мне о жилых помещениях на космическом корабле. Холодный бетонный пол не давал забыть, что это тюрьма. Даже если бы мы были в денверском учреждении, с таким же успехом мы могли бы находиться и на юге в Пуэбло.
Зарешеченное плексигласовое окно открывало вид на находящуюся внизу баскетбольную площадку.
Накануне в ночь шел снег: земля и трава оказались запорошенными на пару дюймов. Солнце только что взошло, и по-прежнему низко висело в небе. Совсем немного снега и, скорее всего, во второй половине дня он растает.
Подойдя к двери нашей камеры, я выглянул в маленькое прямоугольное окошко, чтобы увидеть общий центр мужского блока. Там были расставлены кресла и столы, а также столы для пинг-понга и шашек.
Все это именовалось Молодежный обслуживающий центр Пик Вью, но это всего лишь хорошее название, прикрывающее суть: тюрьма для подростков.
Я был в центрах содержания под стражей несовершеннолетних и раньше, но непродолжительное время. Мое длительное пребывание здесь означало, что я заперт в школе с весьма подозрительными учителями с обязательством посещать консультантов.
Ян сел, провел рукой по спутанным светлым волосам, свесив ноги с койки.
— Она напишет.
— Прошел уже месяц. — указал я, потирая рукой грудь в бессмысленной попытке успокоить боль.
Спустя целый месяц, Джанна так и не ответила ни на одно из моих писем. Свое первое письмо к ней, я отправил во второй день своего заключения. Каждое письмо я отправлял на адрес Данте, он получал их и передавал Джанне через Сиси.
— Всего лишь месяц. Дай ей время. Ей нужно много времени, чтобы принять ситуацию.
Совет Яна был нежелателен, как и большинство слов, которые выходили из его рта.
Он понятия не имел, что ее молчание делало со мной. Я бы сравнил это с темной пустотой, где ранее царствовали цвет и свет, и это делало их отсутствие еще более очевидным.
Я поднял руку, указывая на стены вокруг нас.
— Как будто мне не нужно время, чтобы приспособиться к этому?
Он медленно покачал головой, изогнув губы в улыбке.
—Просто будь благодарен судье за то, что он не отправил нас в одно из этих частных молодежных исправительных мест, где нам бы пришлось жить на ферме, доить коров и выгребать лопатой дерьмо.
— Или место, куда отправили Джоша. — добавил я, думая о больном ублюдке, который заставил Джанну страдать.
После освобождения из больницы, Джош был отправлен в учреждение строгого режима к северу от Денвера для несовершеннолетних правонарушителей.
В отличие от нашего места с совместным обучением, там, где Джош был заперт, заключенные были только мужского пола. Так же как у нас с Яном, его приговор был обязательным, но он будет содержаться там, пока ему не исполнится восемнадцать. Слишком долго, чтобы получить футбольную стипендию или пойти на выпускной вечер. Я испытывал огромное удовлетворение от осознания того, что его популярная жизнь в школе закончилась.
Желудок Яна заворчал и как по команде дверь нашей камеры открылась. Сотрудники именовали камеры нашими комнатами. Одиночные назвали «передышка», а драки и бунты становились «групповыми беспорядками».
Охранник переместился в следующую камеру, заходя за линию. Мы покинули комнату, и стояли рядом, пока не были готовы двигаться в столовую единым строем.
Рядом с входом в блок камер мы прошли мимо стеклянной двери, за которой сидел заключенный. Вчера у психолога мальчишка пригрозил самоубийством и получил то, что называется Закрытое Наблюдение, еще одно мягкое название для наблюдения за суицидником. В своей специальной камере ребенок получил матрас и более ничего, даже не было постельных принадлежностей. Ему давали еду, но он оставался в прозрачной камере до тех пор, пока психиатр не решал, что угроза самоубийства миновала.
— Второе, что я здесь ненавижу, невозможность есть, когда мне хочется. — пробормотал Ян.
— Что же в первую очередь? — спросил я скучающим тоном.
Жалобы Яна были столь многочисленны после того как мы прибыли сюда. Жизнь здесь должна быть особенно мучительной для кого-то вроде него, мажора.
— Не трахаться.
Его слова вызвали в моей голове массу эротических образов, и все с вполне определенной блондинкой. Тонкие темные комбинезоны, которые мы носили, не могли помочь скрыть эрекцию. Я быстро обратил свои мысли на абсолютно асексуальные темы. Представляя Джулию, свою ненавистную мачеху, я решил эту проблему.
Интересно, что даже ее имя созвучно с этим местом.
Julie и juvie. Действительно, сходство есть.
Оба они ненавистные и гнетущие.
Входя в столовую на завтрак, Ян перечислил все места, в которых предпочел бы оказаться. Схватив поднос и приняв то, что здесь щедро предлагали таким правонарушителям как я, сел за стол с Яном. Яичница и сосиски были еще теплыми. Я проглотил еду и выпил свой апельсиновый сок.
Девочки-заключенные, или резиденты, как нас любили здесь называть, сидели со своими подносами в другом конце столовой.
Их комбинезоны были зелеными и камеры располагались на противоположной стороне здания. Хотя девочки и мальчики были вместе на занятиях и при других обстоятельствах, нам не разрешали общаться друг с другом. Не то, чтобы я хотел поговорить с теми цыпочками.
Я оглядел охранников, разместившихся у входов, трех мужчин и женщину. Мы всегда под наблюдением, кроме времени, которое проводим в наших камерах или душе.
Охранники сопровождают нас повсюду, как дошкольников, как правило, группами по пять или больше человек. Через пару дней моего заключения, мне не нужно было напоминать, что делать и куда идти. Все было обычной рутиной до момента, когда мы ложились спать каждую ночь.
Ян и я не слишком общались с другими заключенными. Кроме парня по имени Рикки Морено, мы не заводили друзей. Рикки утверждал, что здесь из-за того, что хакнул правительственный сайт. Парнишка явно был полон дерьма и лез из кожи вон, чтобы показать себя круче, чем самый обычный преступник.
После завтрака мы прошли в класс с другими ребятами от пятнадцати до семнадцати лет. Учителя из местного образовательного округа были приглашены, чтобы обучать нас по основным предметам, которые присутствуют в образовательной программе.
После обеда настало время для наших факультативов. Их было не так много как в обычной школе, но я записался в художественный класс.
Классные комнаты, в которых мы были утром, были заставлены столами, книжными полками с учебниками, компьютерами и другими различными инструментами для обучения.
Исследовательская комната имела лабораторную панель и те из нас, кто проходил курс химии, находились под присмотром, пока следовали инструкциям учителя во время лабораторий.
Небольшой инцидент случился в то время как я делал свои дневные задания по тригонометрии. Ян, сидя за соседним столом, передал мне записку, подписанную моим именем.
Прищурившись, я взял сложенный листок бумаги. Не думал, что Ян пишет записочки. Развернув лист на коленях, я просмотрел нацарапанные слова, подсчитывая многочисленные орфографические ошибки.
Спустя два предложения, я понял, записка была не от хихикающего рядом Яна, а от девушки из класса по имени Дженезис. По-видимому, Дженезис думала, что я горяч, и желала, чтобы я улизнул с ней при первой возможности.
Кто такая, черт возьми, эта Дженезис?
Мои глаза оглядели комнату, и остановились на худой девушке с обесцвеченными волосами, которые темнели у корней на добрых два дюйма.
Она подмигивала мне, и ее язык скользил по тонкой верхней губе. Низко склонив голову, я отвел взгляд от неприятного образа. Не хочу, чтобы он преследовал меня в течение дня.
— Счастливчик. — дразнил Ян, его плечи дрожали от мелкого смеха.
— Хорошо, что есть охранник, чтобы защитить меня. — прошептал я в ответ.
Ян громко хохотнул, и я толкнул его локтем, чтобы заткнуть.
Охранник в передней части комнаты сердито посмотрел на нас, так как учитель математики помогал кому-то в конце класса.