На кровати сидела Ульянка и гладила мою руку.

— Больной совсем…

— Ты чего?

Она всхлипнула.

— Того. Ты же заболел. Не надо.

Я попытался сесть. Получилось со второй попытки. Огляделся…

На столе, банка с цветами и… дымящийся стакан с чаем?

— Уля это что?

— Это лечение, вот.

Она потрогала мой лоб.

— Горячий. Сейчас чай пить будешь, с малиной.

Действительно, рядом со стаканом чашка с вареньем.

— Уля, откуда это?

— Не скажу, наверное. Давай пей.

Пока я пересаживался на стул, она открыла шкафчик и по хозяйски заглянула в него.

— Это постирать надо, а тут чего…

— Не надо.

— НАДО. И вообще… Пей свой чай давай. И это… Солнышко уже не будем встречать?

— Почему? Ты что? Я что зря картошку в столовой выпрашивал? Вот я сейчас чаю с твоей малиной напьюсь и буду здоровым. Кстати, ты что варенье не будешь?

Она немного постояла, потом, вздохнув, подошла к столу и взгромоздилась на стул.

— Ну если ты настаиваешь…

— Уля…

Она засопела.

— Пользуешься моей слабостью, да?

— Ну извини, давай я его уберу подальше, чтобы не соблазнять.

— Чего?

Зачерпнув полную ложку варенья, она задумчиво посмотрела на нее.

— Оставлять жалко. Ладно уж, съем.

После того, как с вареньем и чаем было покончено, Ульянка слезла со стула и потянула меня за руку.

— Пойдем, погуляем немножко. Пусть проветрится, а то накурил тут.

— Согласен. Только сначала к умывальнику. Тебя от варенья отмыть надо. И признавайся, где его… взяла?

Она виновато улыбнулась.

— Его Ольга Дмитриевна дала. Она его сама варила, вот. А ты не сердишься, что я его съела? — Уля, на тебя же сердится невозможно даже теоретически. Пошли гулять. Говорят для здоровья полезно.

Кое-как отмыв Ульянку от варенья, мы шли по лагерю, шли-шли… и вышли к какому-то дому. — Уля, а это чего?

Она лишь пожала плечиками

— Не знаю. Склад наверное, а что?

Действительно, какая разница. Подойдя к стене я сел и откинул голову, чувствуя тепло нагревшихся за день досок. Ульянка присела рядом.

— Устал, да?

— Немного.

Что за ебанутый день. Проще два раза подряд на зачистку сходить, нахер.

— Ты чего? Не матерись, не надо. Фу…

Я что, это вслух сказал?

— Прости, доча, я больше не буду.

— Лучше облака смотри. Вон… Она ткнула пальчиком вверх.

Ну да…

— Время придет, ты меня там увидишь.

— Не надо там, я здесь хочу.

Я погладил ее по голове.

«Над землей бушуют травы,

Облака плывут, как павы.

А одно, вон то, что справа, —

Это я, это я, это я…

И мне не надо славы.

Ничего уже не надо

Мне и тем, плывущим рядом.

Нам бы жить — и вся награда.

Нам бы жить, нам бы жить, нам бы жить —

А мы плывем по небу.»

— Слушай, хочешь полетать? Вот правильно говорят про дурную голову.

— Ой, а как? Люди же летать не умеют.

— Просто.

Я встал, подхватил ее на руки.

— Я тебя покатаю. Только не пугайся.

Расправил крылья, теплый ветер ударил в лицо.

— ААААААА! Летим, ура! Папа мы летим же! Правда же летим! Ой…

— Не бойся, я держу тебя. Нравится?

— А ТО!

Обняв меня за шею, она радостно засмеялась.

Потом посмотрела вниз.

— Ой… Высоко.

— Не бойся.

— А почему у меня волосы мокрые?

— Мы облачко задели.

— Облачко, прости нас, мы нечаянно.

— Голова не кружится?

— НЕТ! ЗДОРОВО!

Я глянул вниз. Представляю что там творится. Ну что теперь, дочку покатать нельзя? Если каждый раз оглядываться да под ноги смотреть…

— Славяна, ты что тут на коленях-то стоишь?

Молится что-ли собралась или потеряла чего?

— Ольга Дмитриевна… Посмотрите сами.

Она показала наверх.

— Господи… Ольга зажала ладонями рот. — Господи… Он же.

Она опустилась рядом со Славей на колени.

Стоящая неподалеку кастелянша только перекрестилась.

— Олька, мы что это все видим? А кого видим-то, Олечка? КОГО ВИДИМ, СКАЖИ…

— Сама знаешь.

У молоденькой вожатой, смотревшей в небо, неожиданно задергались губы, она молча уткнулась в плечо стоявшего рядом парня.

— Лиска, ты ведь видишь?

— Вижу Микуся. Скоро уже.

— Я готова. Он же брат мой.

— Тогда… Две девичьи фигуры взмыли вверх.

— Мику!

— Лиска, глупая, ты вниз не гляди. Ты в свет смотри.

— Ладно, не учи.

–Девочки… Как же это?

А мы летели. И белый голубь сидел у меня на плече. А второй на плече моей дочери.

— Батюшка, батюшка! Люди такое в небе видят, говорят знамение.

— Что там, Степановна, никак самолета испугались?

Пожилой священник вышел из храма, взглянул наверх и схватился за сердце.

— Господи… Да как… Это же…

— Смотрите, девочка у него на руках, крылья белые, ружье…

— Михалыч, ты же разбираешься. — Сейчас в бинокль дай гляну. Ну точно и оружие. АК-47 называется. И сапоги солдатские…

— Ой лихо идет… Война будет, бабоньки, как в священных книгах все написано. Мне прабабка еще говорила. Страшней она будет той что была, самая последняя.

— Ты что Агафья… Спаси и сохрани.

— Смотрите, люди, трое их стало. Ангелов-то.

— К добру или худу такое чудо узреть.

— Дура ты Катька. Не понимаешь? То знамение. Бог нам Защитников своих послал, рази не видишь сама?

— Батюшка, что же теперь?

— Молиться будем. Михалыч… Ты хоть и участковый, власть…

Дородный мужик в милицейской форме неуклюже плюхнулся на колени.

— Сам, батюшка, всё вижу.

А мы летели. Все трое. И венки были у нас на головах. И дочь улыбалась. Ветер развевал наши волосы. И смерти не было. Не для кого.

В небе начало уже темнеть.

— Ну что дочка, возвращаемся? Девочки, чего людей-то пугать?

— Давайте. Ой, а Ольга Дмитриевна же ругаться будет. Пионерам по небу нельзя же летать.

Я лишь засмеялся. — Ну если только немножко.

— Ой… Вечно с тобой, вот. Ну и ладно, зато весело было. А ты как, больше уже не болеешь?

— Нет. Все хорошо…

Мы опустились на землю там же у склада. Нас уже ждали.

Ольга, подойдя к нам, неожиданно уткнулась мне в плечо.

— Азад… Ты… Вы…

Ее голос дрожал.

Алиса дотронулась до ее руки.

— Оля, ты что? Не плачь.

— Ольга Дмитриевна, не ругайте вы нас, пожалуйста.

— Мику у тебя волосы темнеют.

— Я знаю. Она встряхнула головой.

— Как-то непривычно собой становится.

— Старшая…

— Видно, неправильно пророчество-то. Не один он будет.

Трое, из Света, пришли.

— И чего теперь-то?

— Этого даже ОН не знает, младшая.

Когда мы вышли в центр лагеря Ульянка спряталась за мою спину.

Ну да… Когда на тебя пальцами показывают, кому понравится.

— Ой, Лиска, а давай улетим. Чего они ко мне пристают?

— Уля, терпи.

А когда еще в бок тыкают, типа, кто-ты… Сам виноват.

К девочкам-то особо не лезли и то хорошо.

Меня кто-то подергал за руку. Два пацаненка.

— Дядя, а покатай нас.

Ольга тщетно пыталась навести какое-то подобие порядка. — Отстаньте от них! Азад, девчонки… Мать вашу, не при детях будет сказано.

Вы хоть в столовую идите, что-ли… И где вожатые?

Перестаньте пялится, ничего не случилось, никто не летал. День жаркий, головы всем напекло.

ВСЕ, ВСЁ ПОНЯЛИ ИЛИ ПО ДРУГОМУ ОБЪЯСНИТЬ?

Как это не странно, но подействовало. По крайней мере, мы хоть действительно смогли дойти до столовой и типа поужинать.

После ужина, Мику убежала в клуб, как она выразилась баррикадироваться и обороняться, Алиса с Ульянкой короткими перебежками в свой домик… А я к себе. Уф…

Зато полетали. Все равно бы узнали.

Рано или поздно.

В дверь постучали.

— Кто там еще?

— Да я. Пустишь?

— Заходи, Оля. Садись.

Она прошла, осторожно присела на стул.

— Ну вы, ангелы…

— Ты что?

— Вас в лагере иначе как ангелами теперь никто не называет. Закурить дашь?

Я протянул ей пачку табака и бумагу.

— Сверни сама, я что-то не в форме. Как там?

— Да успокоились. Мику в клубе закрылась, Алиса с Ульяной у себя в домике.

Она выпустила клуб дыма и показала на меня пальцем.

— Вот теперь мне понятно. А я всё думала, что неправильного.

— Что понятно-то?

— Да в сопроводительных документах на тебя всё под грифом «Совершенно Секретно». Прикинь, даже имени нет. Написано лишь, что выполнял особые задания где-то на востоке, был ранен, после госпиталя…

Всё удивлялась, как тебя к нам занесло.

Я понимаю, там «Артек» какой-нибудь…

Герой. А мы-то, захолустье. Провинция. Думала еще, может «наверху» перепутали.

Ольга показала пальцем на потолок, помолчала…

— Только одного понять не могу… И это пугает.

Азад, кто ты?

Только не говори, что этому в каком-нибудь спецназе учат. И девочки… Ладно, Микуся два года назад приехала, особо не рассказывала.

Но Алиску с Ульянкой я же как себя знаю. Какого…

— Люди мы, Оля. Как и вы, только…

— Давай рассказывай…

Она вздохнула. — Своих детей у меня уже не будет. А девчонки мне как родные, понимаешь? Или это тоже секретно?

Я сделал вид, что улыбнулся.

— Нет, тебе можно. Просто вы те кто есть, а мы те кто будем.

Она отпрянула.

— Это как? Мутанты какие-нибудь?

— Да тихо ты, разбудишь всех. Какие ещё тебе мутанты? Фантастики начиталась?

— А как?

— Обыкновенно. Вы такие какие есть. По земле ходите, неба не видите, властью живете. А мы…

Свободные, вольные, крылатые. Azadi…

Она вздрогнула.

— И что дальше? Стоп. Мику, Алиса… А Ульянка?

Я снова сделал вид, что улыбнулся.

— Она еще маленькая, у нее крылья только растут.

— Господи… — Помнишь двух мальчишек что ко мне подходили?

— Пашку с Данькой? Из моей школы. Обычные мальчишки…

— Если бы… Я могу это чувствовать.

Ольга смотрела на меня с о смесью удивления и ужаса.

— ОНИ…

Я только вздохнул.

— Оля, пойми. У ваших детей крылья растут, они не смогут как вы жить.

ВСЁ.

Что с ними делать будете?

Убьете, в тюрьму посадите, в резервацию?

Она опустила голову.

— Прекрати, не надо. Думаешь я за них не боюсь?

Потом неожиданно улыбнулась…

— Как там, в небе вашем?

— Хорошо.

— Хотела бы я…

Она замялась.

— Полетаешь ещё.

Мы посидели, помолчали.

Она потушила сигарету.

— Правильно старики говорили, всё правильно.

— Ты о чем?

— Когда придет подобный тебе, мир изменится. К добру или к худу… И еще.

По ее губам скользнула ухмылка.

— Понимаешь, секретность в документах, не потому что… Особые задания… Просто не знают они о тебе ничего. И пусть не знают. Нежданчик…

Она вдруг схватилась за голову.

— Мать-перемать… Вас же в деревне видели… Ладно, там участковый власть, а он мужик нормальный. Председатель-то…