Глава 3

Я стояла снаружи бара Лероя, дрожа на прохладном вечернем воздухе и чувствуя себя карликом в сравнении с возвышающимися шпилями Гилдхолла. В кои-то веки стихли все воспоминания, которые преследовали меня последнюю неделю, стихло то слово «бесполезная», которое без устали крутилось в моём сознании. Наверное, отчасти это связано с тем, что я вылакала полбутылки вина, и земля под моими ногами кренилась. «Само собой, — подумала я, — нужно пойти обратно в хостел, проспаться и попытаться воспользоваться компасом на трезвую голову». Но сначала мне надо было посмотреть, как эта штука работает.

Я достала компас из кармана и открыла. Его стрелка вертелась, изредка задерживаясь на секунду, но потом вновь сдвигаясь и ища дальше. Я сделала глубокий вдох и поднесла компас к щеке, подумав о том, каким, наверное, было моё рождение; подумала о связи с женщиной, которую я никогда не знала. Какой она была? Похожа ли она на меня? Отдала ли она меня на удочерение, или же меня похитили фейри?

В глубине моего сознания образовался силуэт моей матери — полая фигура, состоящая из вопросов.

Металл у моей щеки начал пульсировать теплом.

Когда я отодвинула его от себя, потускневший компас засиял легким серебристым светом. Стрелка показала на юго-восток, ни капельки не подрагивая. Я пересекла двор Гилдхолла, следуя её указаниям.

Не отрывая глаз от металлического круга, я пошла по тихим улицам города, уставившись на стрелку. С таким же успехом она могла показывать на Италию, или Соединённые Штаты, или на какое-то место посреди океана. Я всё равно шла по указанию стрелки, полностью сосредоточив на ней свой взгляд и внимание.

Когда я добралась до Уолбрука (места подземной реки, где я временами слышала мучительные крики), стрелка внезапно немножко дёрнулась, и моё сердце ёкнуло. Я сделала несколько шагов назад, затем снова пошла вперёд. Это была не случайность. Стрелка двигалась от моих перемещений.

Если цель вдалеке, то она бы не пошевелилась. Она бы упрямо указывала в одном и том же направлении, как большинство компасов показывало на северный полюс, не сбиваясь с курса. Я приближалась к ней, двигаясь мимо широких улиц банковского района и шагая на юг. Судя по тому, как шевелилась стрелка, моя мама определённо находилась в Лондоне... вовсе недалеко. Мой пульс бешено застучал. Неужели это действительно возможно?

Я свернула на старую узкую улочку Святого Свитуна — даже переулок, на самом деле. По обеим сторонам возвышались современные здания. Стрелка вела меня вперёд, пока кое-какая архитектура не сменилась более старинной — викторианские дома с узорными каменными карнизами. Я смотрела, как иголка чуточку смещалась, пока не зафиксировалась в новой точке. В конце переулка я вышла на более широкую дорогу с магазинами, по которой ехало несколько такси. Стрелка показывала резко направо.

Я свернула на широкий тротуар, и теперь стрелка почти идеально указывала в ту сторону, куда я смотрела. Я двигалась в верном направлении. Пока я шла, стрелка вибрировала, а потом остановилась, снова показав направо. С бешено бившимся пульсом я подняла взгляд и посмотрела на фасад здания.

Я поняла, где нахожусь, и сердце ухнуло в пятки.

Роан приводил меня сюда несколько недель назад, когда впервые поведал о фейри. Именно здесь я впервые мельком увидела Триновантум — это здание вмещало в себя Лондонский камень.

Я медленно присела возле узорчатой железной решётки в стене возле меня. За ней, под защитой тусклого стекла, жёлтый свет озарял Лондонский Камень. Я подвигала компасом влево и вправо возле Камня, наблюдая за стрелкой. Она постоянно показывала на центр известняка. Вот куда привёл меня компас, бл*дь?

В моей груди расцвела печаль, и по щеке скатилась горячая слеза, которой я даже не осознавала. Я честно думала, что компас ведёт меня к моей матери, к женщине из плоти и крови, которая наконец-то даст мне ответы, но это не так. Он привёл меня к камню, к безжизненной штуке, и это означало, что моя мать мертва. Возможно, она умерла здесь.

Я сделала глубокий вдох, стараясь мыслить связно. Если Элвин говорит правду, то здесь задержалась сущность моей матери. Что это означает? Когда Роан привёл меня сюда в первый раз, он использовал Камень, чтобы показать мне видение Триновантума. Он относился к камню с почтением, которого я не замечала за ним с тех пор. Чем именно являлся этот Камень? Связью с миром фейри. Может, это портал?

Я посмотрела сквозь защищавшие его решётки и стекло. Сложно было разглядеть что-то за ним, но в темноте мне удалось увидеть вешалки с одеждой. Может, магазин спортивных товаров.

Я позволила своей магии просочиться в здание, ища. Словно влекомая магнетической тягой, моя магия нацелилась на отражения внутри, на стеклянные и металлические поверхности. Я пошарила в сумке, достала одно из карманных зеркалец и посмотрела в него, связавшись с зеркалом на стене магазина. Мой разум щёлкнул, когда я установила соединение и ощутила холодный прилив магии на коже, прыгнув в отражение.

Я вышла в тёмном магазине и осмотрелась по сторонам, пока не увидела в окне Камень. Я прошла между стоек с вешалками, чтобы добраться до Камня, затем уставилась на стекло, покрытое пылью и следами пальцев. Эта древняя и могущественная реликвия явно находилась не в лучшем состоянии.

Я встала на колени, задаваясь вопросом, как Роан использовал его. Я пыталась нащупать Камень, как нащупывала отражения. Я прижала ладонь к тусклому стеклу, но ничего не почувствовала. Закрыв глаза, я подумала о Триновантуме. Ничего. Достав компас, я обнаружила, что он всё ещё показывает на Камень. Место определённо верное. Моя кожа покрылась холодным потом.

Я подумала о моей матери, о женщине, державшей меня после рождения. Вопросы бушевали в моей голове словно буря, пробиваясь сквозь дымку опьянения от вина. Сумела ли моя мама подержать меня на руках? Было ли ей больно, когда меня забрали? Вопросы эхом отдавались в моём сознании, умножаемые моим одиночеством. Моё сердце бешено стучало, гулко ударяясь о рёбра. Перед глазами всё потемнело, пока перед мысленным взором не появился образ хлещущей воды, потоки которой окружили мою кожу, поднимаясь выше по телу. Вопли ужаса пронизывали мой разум, крики жертвоприношений...

Мои глаза вновь распахнулись, костяшки пальцев обожгло болью, и я посмотрела вниз. Охваченная галлюцинацией, я пробила кулаком стекло, чёрт возьми. Кровь стекала по пальцам, пятная пыльную полку. И всё же Камень притягивал меня ближе.

Словно ведомая гравитационной тягой, я прикоснулась к его шершавой поверхности. В то же мгновение, когда мои пальцы вступили в контакт, меня накрыло волной шума. Это всё равно что нырнуть в реку голосов, где мой голос был лишь капелькой в общей какофонии, переплетаясь с остальными. Тут уже не было меня. Не было Кассандры, дочери Рикса, бесполезного лича страха. Лишь река мучительных криков в бездне темноты.

В тенях бушевали кружащие водовороты страшных, печальных, мучительных криков, нахлёстывавшихся друг на друга. Звуки Ада переполнили моё тело тёмным восторгом, мощной силой, которая вибрировала на коже, проносилась по позвоночнику. Может, это и ужасало меня, но я нуждалась в этом — в избавлении от собственных мыслей.

Мощный разряд ужаса окутал меня, увлекая в свои глубины, пока не осталось ничего, кроме меня и чёрного потока криков. А потом, буквально на долю секунды, я вспомнила имя: Кассандра. Я заставила себя перекатывать эту идею в своём сознании, медленно собирая частицы себя в реке. Я была агентом ФБР. Мне нравилось печенье Орео, хип-хоп, и я не могла отличить дорогое вино от дешёвого, а значит мне нравилось пить всё подряд. Мне нравилось смотреть танцевальные видео и запоем читать исторические романы про мускулистых шотландских лэрдов. В старшей школе я вела дневник с вырезками фотографий кинозвёзд, на которых я хотела походить — Одри Хепбёрн, Грейс Келли. Я была пикси, фейри-полукровкой. Меня три раза жалили пчёлы, и у меня аллергия на бананы. Я была профайлером. Моей первой влюблённостью был паренёк по прозвищу Блейз, который пользовался подводкой для глаз и играл на гитаре. Я была личом страха. И подменышем.

Я пришла сюда в поисках женщины, которая породила меня на свет.

Где я? Я каким-то образом переместилась внутрь Камня? Пространство вокруг меня пульсировало жизнью, и Камень словно связал меня с остальным городом... и не только с тем Лондоном, который существовал теперь, но с древним Лондоном, со слоями его истории. Я впитывала столетия лондонского ужаса. Я начала тонуть в гвалте бестелесных воплей.

Я испустила в реку визг «Мама!», но крики заглушили мой голос. Я искала её, искала связь с женщиной, которую разлучили с дочерью. Я нащупывала то чувство потери.

Где-то в этом потоке тихое причитание с плачем выделилось на фоне остального, и я чувствовала связь, нечто общее. Генетическая связь? Общая потеря? Я знала лишь то, что это связь. Я попыталась соприкоснуться с голосом, сказать, что я хочу помочь, спросить, как я могу вытащить её оттуда. Но крик лишь продолжался, источая печаль и страх.

В следующее мгновение я осознала, что лежу на сером ковре, тяжело дыша, и по моему лицу катятся слёзы. Боль обжигала ту мою руку, которой я пробила стекло. Заставив себя посмотреть на неё, я ощутила тошноту при виде ран, тянувшихся по моему предплечью. Как минимум одна из них была глубокой и сочилась кровью. Нетвёрдо поднявшись на ноги, я схватила спортивную ветровку с вешалки, чтобы зажать рану. Я покосилась на разбитую витрину, на мою кровь, которая стекала по зазубренным осколкам стекла. Хоть я уже не прикасалась к Камню, голоса до сих пор воевали в моём сознании. Крики мучимых душ, и один вопль, который завывал громче всех — тот, что был связан со мной. Что с ней случилось? Мне надо узнать.