13

В классе все болтают, кто с кем, только Аня и Стефан знать не знают друг друга. Когда взгляды их встречаются, Аня смотрит мимо, а то и сквозь него, будто Стефана и нет совсем или он стеклянный. «Ну и катись!» — вновь решает Стефан. Но теперь это настраивает его на грустный лад.

В класс входит фрау Майнерт, как всегда с большой черной сумкой. Маленькая, быстрая, она водружает тяжелую сумку на учительский стол. Ученики с интересом следят: справится ли она с такой тяжелой сумкой?

Рита рапортует учительнице. Отсутствующих и больных нет, весь класс, четырнадцать человек, в сборе. Да, всё еще четырнадцать, за последние дни новеньких не прибавилось. Первый высотный корпус уже весь заселён, второй достраивается, до самого лета они останутся малочисленным классом.

У Риты красивые светлые волосы. Они гладко зачесаны. Когда она рапортует, фрау Майнерт стоит руки по швам, будто старый генерал на картине. Приняв рапорт, она говорит:

— Садитесь. — Порывшись в своей сумке, она достает книжку с черным корешком и яркой обложкой. На обложке — лодка. В ней мальчишка и дяденька. Мальчишка сидит закутанный в красное одеяло.

— Вот он, — говорит фрау Майнерт. — Сальви-5! Кто из вас знает его?

Тоже вопросы задает! Давно когда-то ты эту книжку читал, может, уже целый год с тех пор прошел, разве упомнишь? Хайделинде Вайссиг, та, конечно, помнит.

— Сальви-5, — говорит она, — бедный мальчик. Он живет в Италии, Южной Италии, где почти всегда светит солнце. Это хорошо — там ведь самые бедные живут. Папа у Сальви умер. И Сальви выходил со своим шурином Николо в море. Каждую ночь. Но они все равно бедняки. И тогда Сальви-5 решает идти искать страну счастливых детей.

— Хорошо, достаточно, — говорит фрау Майнерт. — Спасибо. Очень хорошо.

Хайделинде Вайссиг, затаив дыхание, садится.

Стефан смотрит в ее сторону, но делает это, чтобы видеть Аню. Аня как будто только этого и ждет и сразу замечает, что он смотрит на нее. Но теперь, когда Стефан повернулся, она виду не подает, ни одна ресница не дрогнула. «Корова коровой!» — думает Стефан.

Фрау Майнерт говорит:

— Я прочту вам самое начало книги. — Она тут же садится за стол. Голос с первых же слов делается мягким и ласковым: — «Видишь огоньки там далеко внизу?»

Огоньки там далеко внизу — это на море.

…Ночь. Они с Николо вышли в море, лодка старая, но ведь лодка у рыбака Куланке тоже старая, а Куланке всегда говорил: «Если отдам, счастья мне не будет». Может быть, и Николо тоже так думает? Нет, он мечтает о новой лодке, поет песню о рыцаре Орландо, и Сальви, услыхав о счастье рыцаря Орландо, спрашивает Николо: «А где мне счастье найти?»

Сам-то он, Стефан, не хотел уезжать. От бабушки. От Тассо. От рыбака Куланке. Дни и ночи они проводили на реке. И весной на реке, и летом, и осенью, и зимой — вся жизнь на реке! И остров там — вокруг камыши, кустарником зарос. По утрам оттуда лебеди слышны. Нет, Стефан не хотел уезжать, хотел там остаться.

Но Сальви-5 уже ушел из своей деревушки…

— Так и началось его большое путешествие, — сказала фрау Майнерт, закрывая книгу и зажав указательный палец между страницами. — А как вы относитесь к счастью?

Класс смотрит на учительницу. Все молчат. Не знают, как ответить на такой вопрос.

— Ну как? Ничего в голову не приходит? Счастье? Что вы об этом думаете?

Лица оживают, у многих уже есть что сказать. Первым тянет руку Марио Функе:

— Мне вчера счастье подвалило: забыл ключ от квартиры, но брат был дома.

После него выступает Парис Краузе:

— Моей тетке как-то здорово повезло. Окна мыла и упала. И ничего. Счастье, значит.

— А я с ве́лика упал и не разбился! — выкрикивает Губерт Химмельбах.

Стефан даже вздрагивает — что это Губерт так кричит! Но теперь уже кричит Марио:

— Выиграть в спортлото — счастье!

Фрау Майнерт слушает, порой кивает, но правильного ответа еще никто не дал. Правильный ответ может, пожалуй, Рита знать, вон она уже встала. Движения у нее четкие, даже рассчитанные: поворот головы — и волосы золотом рассыпаются по плечам.

— Все, что вы говорите, — решительно заявляет она, обращаясь к мальчишкам, — никакого отношения к счастью не имеет, к счастью, какое пошел искать Сальви…

— А какое он пошел искать? — спрашивает Марио Функе.

— Например, когда есть человек, который тебе очень дорог. Это счастье.

Мальчишки смеются. Марио кричит:

— Это ты про любовь, что ли?

— Осел! Ты осел! — говорит Рита.

— Поаккуратней, пожалуйста, прошу вас, — делает замечание фрау Майнерт, а одна из девочек говорит:

— Бедный ослик, он-то тут при чем?

Рита оглядывается на Стефана, как бы случайно конечно, но в то же время успевает пристально посмотреть на него. Стефан чувствует, как у него горят уши и почему-то делаются очень тяжелыми. Ох уж эта Рита! С тех пор как она его поцеловала… когда ж это было: в среду, две недели назад, вечером… пахло корицей, — ну да, с того вечера с поцелуем и после ухи у Артура Рита очень пристально смотрит на него. Будто было у них что-то. Было, видите ли.

— Любовь, — говорит фрау Майнерт, обращаясь к Марио Функе, — хотя тебе это и кажется смешным, любовь и счастье тесно связаны друг с другом. Любовь вообще, так сказать. В том числе и любовь брата к сестре, и наоборот, или возьмите вашу любовь к родителям или к другу.

— Я своего папочку очень люблю, — говорит Хайделинде Вайссиг, — и очень боюсь, как бы с ним не случилось чего, когда он в рейс уходит. А когда он вдруг стоит в дверях — прилетел, значит, тогда я самая счастливая.

На этот раз никто не смеется. Летать на авиалайнере — чего ж тут смешного? Каждый день сообщают об авиакатастрофах. Нечего над Хайделиндой смеяться!

— А я считаю, что можно быть счастливым, когда нет отца, — говорит Парис Краузе.

Тихо делается в классе. Наклонив голову, фрау Майнерт спрашивает:

— Как ты это понимаешь?

— Так: когда нет папы.

— Но ведь без папы…

— У меня нет папы.

— Это я знаю, — говорит фрау Майнерт. — Я только думала, что тебе его недостает.

— Никогда, — говорит Парис Краузе. — Я только радуюсь. У меня было два разных папы. А теперь ни того, ни другого. И я рад!

— Лучше, когда есть папа, — говорит Стефан Кольбе. При этом он думает о своем отце, Германе, о годах, прожитых у бабушки. Он ведь тогда все равно как без папы жил, только по субботам и воскресеньям отец в гости приезжал. Иногда только в субботу приедет, а то и в воскресенье или совсем не приедет. Стефан очень тосковал по отцу. Вдруг вечером затоскует, и хочется ему, чтобы папа был с ним, дни считает до следующего приезда…

— Итак, счастье — это… — говорит фрау Майнерт. — Без счастья невозможно жить. Без счастья мы были бы обделены и очень бедны.

Стефан смотрит на Аню. В самый последний раз смотрит на Аню с ее модными белыми полусапожками. Очень она похожа на Тассо. Нос, волосы, подбородок… Но в остальном ничего в ней нет от Тассо. Не смотрит она на него. Стефан отворачивается и тоже больше смотреть не будет. Никогда в жизни.

Бумажка лежит на парте. Откуда? Сложена в несколько раз. Скатана. И вдруг здесь оказалась. Стефан берет бумажку, разворачивает. Круглым, крупным почерком написано:

«Хочешь, пойдем куда-нибудь? Сегодня в 16 часов. Но только если ты правда хочешь. Аня».

Смеется она, что ли? Он косится в ее сторону, и нос у него опять такой белый, как утром в лифте. Он даже пугается оттого, что Аня так спокойно смотрит на него. Глаза большие и спокойно смотрят.

Ему очень хочется спросить: куда это мы пойдем? Но он не спрашивает, и на переменках не спросил, но что он в 16 часов придет — это он Ане сразу сказал. И обрадовался, но виду не показывает, а теперь считает часы — только бы время поскорей пролетело.

Сразу после уроков он идет домой. Идет один. Торопится, даже не оглянулся — вышел ли Губерт из школы? Когда к Стефану записочка прилетела, Губерт уж очень шею тянул и выворачивал. Наверняка подглядывал.

На лифт и вверх. Квартира притихшая, уже родная. Двери все открыты. Стефан подходит к окну, смотрит на небо. Скорей бы вниз — радость предстоящей встречи не покидает его.

И вдруг видит — лист на столе.

На его рабочем столике наподобие палатки сложен большой лист: мать что-то написала! Так она ему всегда пишет, когда поздно приходит. А сегодня она написала:

«Не забудь, семнадцать часов — Сабина!»

Вот тебе и раз! Он же совсем забыл! В детсад к семнадцати. Забыл. А в шестнадцать — Аня!

Как же теперь быть?

Может, лучше всего сразу сказать Ане: мне за Сабиной в детсад надо. Получится: ай-ай-ай, я мальчик-паинька, мне за сестренкой, за Сабиночкой надо… Но кто же за ней зайдет? Губерт! Больше некому.

Четверг сегодня, половина третьего. В это время Губерт ходит на музыку. К учителю на ту сторону канала, на большую шумную улицу. Значит, скорей на мост, а оттуда к медведям — там он Губерта обязательно застанет, сразу после урока музыки он приходит туда. Он же на скрипке учится играть и сколько раз уже пробовал медведя выманить своей скрипкой, посмотреть, как он будет танцевать.

Медвежий вольер устроен под большими буками и платанами. Загородка сложена из камней. Здесь Стефан и поджидает Губерта. Медведей не видно — ни уха, ни лапы.

Проходят люди, женщины, мужчины с важными портфелями, и все идут мимо медвежьего вольера. Вот и Губерт! Он весело шагает под деревьями. Черный футляр прижал к груди, будто драгоценность оберегает.

— Эй, Стефан, ты чего тут делаешь?

— Сам видишь — ничего не делаю.

Губерт заглядывает через каменную ограду — не вышли ли медведи из своей берлоги.

— Нет, опять их не видно. А до меня — не выходили?

— Не принюхивались даже, — говорит Стефан.

— Значит, еще выйдут. Подождем?

— Ты поиграй, — предлагает Стефан. Он никак не может решиться сказать Губерту о Сабине.

— Потом поиграю, — говорит Губерт. — А то вон те люди начнут останавливаться, человек сто сразу набежит.

— А ты — шапку по кругу.

— Мог бы. Но ты лучше скажи, почему ты сегодня удрал сразу после уроков?