Губерт смеется, словно козленок блеет. И Губерт и Стефан уже представляют себе, как каноист скачет по детской площадке, будто большая черная галка, а вокруг прыгают маленькие синички. Правда, смешно. Но Аня остается совершенно серьезной, ни одна ресница не дрогнула, и губы совсем не смеются.

— Вам самим там место, — говорит она. — Ножками да ручками…

Губерт смеется, никак остановиться не может, Стефан перестал, он чувствует — сейчас Аня уйдет, а они с Губертом так и будут стоять как дураки. Здорово она разозлилась. Но непонятно почему? Над ней же никто не смеялся. И над каноистом не смеялись. Правда, отчего это?

Они еще толкутся возле доски объявлений, но почти не говорят, да и пора им идти. В школу, на урок.

— Я пошла, — говорит Аня, но сама не уходит. Сзади кто-то подошел. Комендант Бремер! Он в синем рабочем кителе, из кармашка торчит складной метр. Там же очки в роговой оправе. Степенно так подошел и говорит детям:

— Без десяти восемь. Вижу, вы не торопитесь. — Достал очки, нацепил на нос.

— Мы уже идем, — говорит Аня, но они не уходят, смотрят, как комендант, задрав подбородок, читает записку. Читает долго, то есть не сводит глаз с бумажки, прочитал-то он быстро. Он в таком недоумении, что проходит много времени, прежде чем он говорит:

— Что это такое?

Ребята не знают.

— Как это сюда попало?

Ребята и этого не знают.

— Кто это написал? Вы это повесили? — Очки в роговой оправе съехали на кончик носа. Комендант смотрит поверх очков, кустистые брови шевелятся. У него очень светлые глаза. Да, от таких ничто не скроется! Ребята вот-вот рассмеются. — Ну, кто это написал?

Не знают они. Стефан говорит:

— Откуда нам знать.

Комендант останавливает взгляд на Стефане, глядя поверх очков.

— Двух недель не прошло после дела с гидрантом, а ты уже опять?

— С гидрантом?

— Ты ж тогда тоже был! Мы эти штучки знаем: я не я и лошадь не моя. — Он снимает очки, прячет в карманчик и, злобно ухмыляясь, говорит: — Я вашего брата давно раскусил! Молчать!

Последнее слово было явно лишним. Стефан разозлился не на шутку.

— Гидрант никакого отношения к этой записке не имеет. Никакого.

— Еще как имеет! — говорит Бремер. — Всё всегда связано.

Ребята не понимают. Комендант Бремер говорит:

— Вам этого не понять! А вот того человека, который это написал, вы наверняка знаете.

— Ну и что, если знаем?

— Придержи язык! Скажешь ему, что я скоро навещу его. И с этой вот писулькой! — В руках Бремера изящный ножик, лезвие блестит, ручка — перламутровая. Ребята не могут наглядеться! Но именно этим ножичком Бремер отколупывает кнопку за кнопкой. Аккуратно, а то как бы материю не попортить.

— Так не разрешается, — говорит Стефан.

— Что-что?

— Без разрешения снимать объявление.

— Может, мне вашего приятеля, Гаральда, прикажете спросить?

— Сначала все должны прочитать! — говорит Стефан. — Все должны знать!

— Не таким манером, — говорит Бремер. — Всякому встречному и поперечному мы не позволим здесь вывешивать, что ему заблагорассудится. До чего ж мы тогда дойдем! — Бумажку он уже снял, сложил уголок в уголок и сунул в кармашек кителя, туда, где торчат складной метр и роговые очки. Оттуда теперь выглядывает и крохотный кусочек серенькой бумажки. — На этой доске вывешиваются объявления управления высотными домами. В данном частном случае — это я. Я определяю, что здесь вывешивать!

— Мой отец — тоже.

— В данном случае — я!

— Но мой отец…

— Насчет своего отца ты лучше помалкивай, — говорит Бремер. — Он об этом деле скоро сам узнает. И не обрадуется, скажу я тебе.

Молча смотрит Стефан на коменданта Бремера — чего уж тут говорить! Бремер достал часы-луковицу с серебряной крышкой. У ребят снова загораются глаза, как до этого при виде ножичка с перламутровой ручкой. Серебряная крышка отскакивает. Тоненькие черные стрелки показывают: пять минут девятого!

— На вашем месте я включил бы четвертую скорость, — говорит Бремер.

Но ни Стефан, ни Аня, ни Губерт никуда не бегут. Они шагают без особой спешки. Но на улице, где комендант их уже не видит, припускают бегом.