Воспользоваться первым замешательством властей, колебанием войск, революционной решимостью рабочих, высадить немедленно, не теряя ни одной минуты, небольшой матросский десант, вооружить находившихся в порту рабочих винтовками, пулемётами и мелкокалиберными пушками и под прикрытием мощной артиллерии броненосца захватить город, организовать временное революционное правительство, приступить к организации революционной армии.
Эту программу действий, непосредственно продиктованную III съездом РСДРП, я и высказал тотчас по прибытии на корабль.
— С броненосца нам сходить нельзя. Вот эскадра придёт, тогда другое дело: и десант высадим и город возьмём. А сейчас нельзя.
Эскадра! Как маяк в ночи, это слово приковало к себе мысли матросов. Они — только передовой отряд эскадры, их восстание — только первый авангардный бой. Без эскадры — они ничто, с эскадрой — они несокрушимая сила. Среди потёмкинцев царила глубокая уверенность в том, что эскадра присоединится к ним.
Я снова взял слово:
— В таком случае вооружите народ. У вас есть пулемёты. В случае боя с эскадрой ваша боевая способность не уменьшится, если вы отдадите народу свои пулемёты и несколько пушек мелкого калибра. Отдайте это оружие рабочим, они ещё до прихода эскадры завладеют городом.
И снова те же слова:
— Без эскадры нам нельзя. Мы вместе со всем флотом. Столько ждали нас, подождите ещё несколько дней.
Для меня эскадра была далёкой, неясной мечтой, для них — этих тридцати моряков, возглавляющих потёмкинское движение, — эскадра была неотъемлемой частью их революционного плана. Для меня реальностью были революционные массы там, на берегу, которые три дня дрались на баррикадах. Но то, что было для меня реальностью, для них, ещё загипнотизированных солдатской муштрой, было ненадёжным, с точки зрения военных, миром «вольных».
Одним своим появлением матросы «Потёмкина» превратили далёкое в близкое, стремление в действительность.
Все эти дни мы думали только об одном: где бы достать оружие? И вот оно приплыло к нам на этом могучем корабле. «Потёмкин» поставил нас перед конкретной возможностью захвата города, создания южно-русской республики и революционной армии. Это была уже не мечта, а действительность, настоящая, ощутимая и многообещающая.
Матросы «Потёмкина» подняли восстание. Несмотря на незначительный повод (инцидент с червивым мясом), восстание это с самого своего возникновения носило подлинно революционный характер. Но даже тогда, когда несколько тысяч рабочих заполнили порт в ожидании вы садки матросов, когда необычайный по своему размаху взрыв энтузиазма наглядно показал матросам могучую солидарность с ними пролетариата, они не решились до прибытия эскадры слить восстание с движением рабочих.
В эту минуту на броненосец прибыл товарищ Борис. Это был пламенный и страстный оратор. Его речь произвела сильное впечатление на комиссию. Лёд растаял, люди заулыбались. Видно было, что некоторые из членов комиссии усомнились в правильности избранного пути. Большинство же членов комиссии оставалось ещё на прежних позициях.
Несмотря, однако, на просьбы членов комиссии остаться на корабле, товарищ Борис тотчас же покинул броненосец.
— Пролетариат должен взять революционную инициативу в свои руки и увлечь за собой матросов, — сказал он мне.
Зная о кризисе, который переживала вследствие арестов одесская большевистская организация, он решил собрать уцелевших большевиков, чтобы с их помощью поднять рабочих на захват города.
Дымченко вызвался тотчас же созвать на первый митинг свободных от вахты матросов, и мы последовали за ним на ют.
Занятый агитацией на корабле, я не присутствовал на совещании потёмкинской комиссии с приехавшими на корабль уполномоченными от всех одесских социал-демократических организаций (большевики, меньшевики, Бунд). Когда я вошёл в адмиральскую, где происходило заседание, оно уже заканчивалось.
Товарищи Афанасий и Наташа[29] энергично призывали матросов захватить город. Наташа — пламенная большевичка Дальника — предложила следующий план. Броненосец высадит немедленно десант. Под его охраной тысячи рабочих, ожидавших матросов в порту, построятся в колонны и понесут тело Вакуленчука на кладбище через весь город. По дороге рабочие и матросы начнут братание с войсками. Соединёнными усилиями они захватят правительственные учреждения, арестуют одесские власти и провозгласят южнорусскую республику.
Комиссия ответила отказом.
Количество матросов на корабле строго соответствует его нуждам. Кроме того, в десант должны войти самые сознательные боевые матросы. Это неизбежно вызовет упадок духа команды, а может быть, и потерю броненосца.
Наташа энергично возражала:
— А вы не боитесь, что неопределённость положения и томительность ожидания эскадры создадут благоприятную атмосферу для страха, сомнений, колебаний, а может быть, и раскаяния?
Матросы настаивали на своём.
Приспособленец Томич, приехавший на корабль в числе уполномоченных, присоединился к мнению матросов. Он вообще был противником бомбардировки города. За ожидание эскадры высказались и меньшевики.
В разгар споров в адмиральскую вошёл матрос. Он заявил, что команду волнует присутствие «вольных» на корабле. Член комиссии, будущий предатель Ведермеер, тотчас же потребовал удалить всех «вольных». Матросы Макаров и Звенигородский запротестовали. Матюшенко предложил: оставить на корабле трёх социал-демократов. Комиссия согласилась.
В эту тройку вошли Кирилл, Афанасий и я.
В 1898 году Кирилл (Березовский) был сослан в Сибирь за участие в марксистском кружке. Вскоре после его освобождения последовал новый арест и вторичная ссылка в Сибирь, на этот раз в далёкую Енисейскую губернию. В 1905 году Кирилл бежал из Сибири, работал сначала в организации Московского комитета РСДРП, а с мая 1905 года в одесской меньшевистской группе.
Но под влиянием революции 1905 года Кирилл, вопреки меньшевистскому руководству, переходит на сторону народа.
До встречи на «Потёмкине» я не знал товарища Афанасия (Лазарева), как, впрочем, и Кирилла. Я не был знаком поэтому с его политической биографией. В послереволюционной литературе товарища Афанасия обвиняли в «примиренчестве».
Член Одесского комитета, он обладал солидным опытом революционной работы. Однако органический недостаток его речи (заикание) не позволял ему принимать слишком широкое участие в агитации.
Короткое совещание тройки выяснило полное совпадение наших взглядов на развитие дальнейших действий. Мы заявили уполномоченным одесской социал-демократической организации, что независимо от прибытия эскадры и её будущей позиции мы будем звать матросов на берег. Они ответили, что вполне доверяют нам. Мы удовлетворились этим заявлением, не разобравшись тогда в том, что оно означало фактический отказ одесских социал-демократов от руководства восстанием.
На плечи нашей тройки была возложена трудная задача. Но мы рассчитывали на прилив свежих сил из города. Наши ожидания, как увидит дальше читатель, были обмануты.
Когда «вольные» покинули броненосец и матросы скатали уже палубу[30], к «Потёмкину» подошла шлюпка. Сидевший в ней человек настоятельно требовал, чтобы ему разрешили подняться.
— У меня важное сообщение, — заявил он.
Вахтенный матрос вызвал Дымченко, и тот разрешил подняться прибывшему.
— Товарищи, я прибыл к вам от Одесского комитета партии социал-революционеров... — начал было последний.
Кулик остановил его:
— А зачем, собственно?
— Как — зачем? Наша партия, готовая помочь команде «Потёмкина», послала меня принять участие в восстании в качестве её представителя.
Кругом собралась значительная группа матросов.
— А на кой вы нам... — снова заговорил Кулик с не совсем обычной для него резкостью. — Мы тут все социал-демократы, и от одесской социал-демократической партии у нас есть представители. Вот один из них, — добавил Кулик, указывая на меня.
Я молчал. Интересно было, как разрешится эта встреча команды с эсером.
— Но, товарищи, — возмущённо заговорил эсер, — наша партия тоже революционная, даже самая революционная, мы требуем землю и волю для народа, это наш девиз!
— Это вы — революционная партия? — выступив вперёд, сказал матрос Шестидесятый. — Слыхали, товарищи?! Буржуи революционерами заделались.
— Позвольте... — горячился эсер.
— Да что тут «позволять», — заговорил другой матрос, — как вы есть мелкобуржуазная партия, то просим вас честью, господин хороший, ступайте подобру-поздорову, откуда пришли, пока мы вам шею не накостыляли.
Но эсер не унимался:
— Это мы, социалисты-революционеры, буржуазная партия?! А ну, давайте устроим диспут.
Но тут дружный хохот матросов окончательно сбил его с толку.
— Ха, ха!.. Диспут! Мы воевать пришли, а он — диспут!
— Что с ним разговаривать, братцы?!
— Вон его с корабля!
И матросы, легонько подталкивая незадачливого представителя партии социал-революционеров, подвели его к трапу и заставили спуститься в свою шлюпку.
Этот инцидент наглядно убедил нас в прочности социал-демократического влияния среди матросов Черноморского флота.