Глава XXV Дорофей Кошуба

Вместе с нашей делегацией, вернувшейся с изменившего революции «Георгия» на «Потёмкин», прибыл георгиевский матрос, комендор Дорофей Кошуба.

Кошуба ещё только взбирался по трапу, а уже послышался его громовой голос.

— Братья!.. Товарищи!.. К орудиям!.. Огонь по изменнику!

Кучка распоясавшихся потёмкинских изменников пыталась помешать ему, но Кошуба продолжал свой страстный призыв:

— Братцы!.. Не ходите в Румынию... не обрекайте себя на вечный позор и презрение народа.

Негодяи схватили его, подняли, угрожали бросить в море, а он продолжал кричать:

— Дезертир всё равно что предатель... Кто бросит броненосец, тот предатель народа!..

Если б не подоспел Дымченко с несколькими караульными, негодяи привели бы в исполнение свою угрозу.

Вечером, когда мы шли в Румынию, он кричал со спардека:

— Кто пойдёт со мной штурмовать Севастополь, братцы? Сто человек, мне надо сто человек решительных матросиков, и я возьму Севастополь... Вот как это сделаем, товарищи. «Потёмкин» подойдёт поближе к Севастополю, спустит нас где-нибудь возле Балаклавы, а сам уйдёт в море воевать другие города. А мы, то есть наша сотня, мы набьём свои рубашки патронами и ночью, разбившись на несколько групп, войдём под видом патрулей в Севастополь, незаметно просочимся в крепость, арестуем офицеров и провозгласим республику.

Дальше следовала картина сурового суда матросов над «шкурами» и над изменниками-георгиевцами. И, наконец, Кошуба перешёл к описанию встречи «Потёмкина», на которую «сойдутся в Севастополе со всей нашей страны все страждущие и угнетённые и все храбрые борцы за дело народное. И будет их такое множество, что для всех не хватит места на улицах и площадях Севастополя; все крыши домов, все деревья, все холмы и курганы будут усеяны народом. И когда в Северную бухту войдёт «Потёмкин», корабль-герой, люди будут приветствовать его слезами радости, от которых море выйдет из своих берегов».

Кошуба не был членом «Централки». Больше того, до 1905 года он стоял в стороне от политической жизни.

Как и многие матросы, которые, попав во флот, отдавали дань увлечению морской романтикой, Кошуба увидел во флотской службе своё призвание и решил избрать морскую профессию. Он не думал о сверхсрочной службе. О нет, он не мечтал стать боцманом. Он презирал кондукторов, продавшихся начальству за чечевичную похлёбку. Кошуба не был тщеславен. Но он чувствовал в себе силы для большого плавания в жизни.

Его определили в комендоры. Он был очень доволен: «артиллерия — царица морского боя». Кошуба принялся изучать артиллерийское дело. Он просил откомандировать его в артиллерийскую школу. Он имел на это право: у него на руках было свидетельство об окончании четырёхклассной школы. Ротный командир наотрез отказал: «Рылом не вышел».

Отказ не обескуражил Кошубу. Он решил учиться самостоятельно. Вход в публичную городскую читальню для матросов был фактически закрыт. Читать и заниматься в экипаже было небезопасно. Матрос с книгой в руке немедленно брался на заметку. И начинались допросы, придирки, наказания и взыскания! Неизвестно, какими правдами и неправдами Кошубе удавалось доставать книги по теории и тактике артиллерийского морского боя. И главное — хорошо усвоить их. После двухлетних занятий он стал образованным артиллеристом. Но тут и начались все его злоключения.

Как известно, до русско-японской войны морские артиллеристы считали своей первоочередной задачей во время боя пробить броню неприятельского корабля и вывести из строя его артиллерию. Кошубе пришла в голову мысль сосредоточить огонь всей артиллерии ниже ватерлинии корабля противника, то есть по части корабельного корпуса, не защищённой бронёй. Кошуба поделился этой мыслью с начальством. Его обругали дураком и невеждой, Он стал настаивать, приводил доказательства; его отправили в карцер. Он написал статью и отнёс её в редакцию «Севастопольского вестника». Сотрудник редакции, морской лейтенант, выслушав Кошубу, обозвал его «болваном», прибавив, что матрос «ни уха ни рыла» не смыслит в артиллерийском деле. Лейтенант разорвал статью, даже не взглянув на неё, а Кошубу отослал к ротному командиру с предложением наказать «автора» за «дерзновенную и невежественную критику морского устава и морских авторитетов». Ротный распорядился: «Тридцать суток внеочередных нарядов».

Началась война, и японцы положили в основу своей морской артиллерийской тактики именно эту мысль.

Так глушились народные таланты в царской России.

Обозлившись, Кошуба бросил учёбу. По какому-то странному стечению обстоятельств революционное движение во флоте проходило стороной от него. Возможно, товарищи по экипажу опасались матроса, который неизвестно где пропадал в отпускное время и занимался артиллерийской наукой. «Нашивок, верно, захотелось!..» Это был самый суровый приговор матросов по отношению к своему товарищу.

Однажды, убирая койку, Кошуба нашёл под подушкой прокламацию. Кошуба задумался. Перед ним приоткрылся новый мир. Через несколько дней по кубрикам и экипажам читали правительственное сообщение о петербургских событиях 9 января. Кошуба увидел перед собой новую жизненную дорогу, по которой шагал уже русский рабочий класс. Он решил связаться с матросами-революционерами. Кошубу снабдили социал-демократической литературой. Он требовал у матросов-партийцев всё новые и новые книги. В разгар этих занятий и застигло его восстание «Потёмкина».

В составе эскадры «Георгий Победоносец» вышел на усмирение мятежного броненосца. На «Георгии» не было организованной группы социал-демократов. По существу, социал-демократическая организация на корабле состояла из машиниста Дениги, деятеля «Централки», и только начинавшего ещё свой революционный путь Дорофея Кошу-бы. Читатель уже знает, как геройски вели себя два этих матроса на «Георгии Победоносце».

На «Потёмкине» всюду и всегда слышались страстные речи Кошубы. Неизвестно, где и когда он отдыхал, он всегда бодрствовал. Контрреволюционеры «Потёмкина» почувствовали в нём опасного врага. Они называли его «чужаком», стараясь уронить его авторитет. Но популярность Кошубы всё росла и росла.

Этот маленький матрос с горящими глазами стал скоро совестью потёмкинской команды. Сам полный неутомимой энергии, он тормошил всех и никому не позволял ни на минуту забыться.