Галенко выполнил план, который, очевидно, был тщательно разработан контрреволюционной организацией, действовавшей на «Потёмкине» и на «Георгии».

Поэтому, когда Задорожный, Денига, Кошуба и ещё несколько матросов попытались остановить и разоблачить провокатора, им не дали говорить.

— Братцы, — заявил один из матросов, — нам надо спешить. Вы слышали, что потёмкинцы хотят сами идти на Севастополь? Если «Потёмкин» сдастся, нас возьмут голыми руками. Кому тогда нужна будет наша повинная? Её и не примут. Нас всех арестуют и будут расстреливать, как куропаток, пока всех не перестреляют. Потёмкинцы на нашей шкуре заработают себе помилование. Поэтому, братцы, нам надо, не дожидаясь «Потёмкина», идти на Севастополь.

Только решительные действия Задорожного — немедленный арест и даже расстрел на месте предателей — могли спасти положение. В его распоряжении был вооружённый караул, за его спиной стоял «Потёмкин».

Денига подсказывал ему это решение, Задорожный колебался.

Не зная, что делать, он снарядил двух матросов на «Потёмкин» за инструкциями. Но по дороге к катеру потёмкинцы были задержаны и заперты в каюту.

Не получая ответа, Задорожный совсем растерялся. Он не решался покинуть «Георгий» из страха быть заподозренным в дезертирстве. Он не решался действовать энер-гично, боясь крутыми мерами окончательно погубить дело.

Этим замешательством команды ловко воспользовался командир «Георгия» боцман Кузьменко. На броненосце по его приказу проиграли боевую тревогу. Все матросы бросились по местам. Над «Георгием» подняли сигнал: «Иду в Севастополь». В машинное отделение полетел приказ: «Полный вперёд!» Прежде чем кто-нибудь успел опомниться и понять, в чём дело, «Георгий Победоносец», стоявший, как и «Потёмкин», под парами, двинулся в море, взяв курс на Севастополь.

На «Потёмкине» в это время шла погрузка угля.

К самому его борту был пришвартован огромный угольщик. Оба корабля были соединены мостками, по которым бегали люди с тяжёлыми мешками на спине. Матросы работали за десятерых. В грязных рабочих куртках они потеряли свой лихой флотский облик, но чёрные от угля лица их точно светились. Быть может, в первый раз в жизни труд казался им таким лёгким и осмысленным. Они знали: каждый мешок с углём, который они перетаскивают на своих спинах, служит делу освобождения народа.

В своих показаниях на следствии Кузьменко рассказывал, что он решился на этот шаг, рассчитывая на то, что угольщик, который стоял рядом с «Потёмкиным», закроет последнему поле обстрела.

«Я рассчитывал, — говорил он, — что удалюсь на расстояние пушечного выстрела, прежде чем на «Потёмкине» придут в себя, отведут угольщик и приготовятся к стрельбе».

Быстрые и решительные действия «Потёмкина» разрушили этот план.

Над «Потёмкиным» подняли сигнал: «Георгию Победоносцу» вернуться на прежнюю стоянку».

«Георгий» продолжал уходить в море. Из его труб валили густые хлопья чёрного дыма. Кузьменко приказал усилить ход. Своей команде он объявил, что «Потёмкин» даёт сигнал: «Следую за вами». Так как немногие матросы умели читать морские сигналы, обман удался.

На «Потёмкине» по приказу боцмана Мурзака пробили боевую тревогу. Возмущённые предательством «Георгия» потёмкинцы мигом убрали палубу, оттащили в сторону угольщик. Над «Потёмкиным» взвился красный боевой флаг, и грозные жерла двенадцатидюймовых пушек приподнялись, повернулись и уставились на «Георгия». Это были сигналы, понятные каждому матросу. Озлобленные обманом, георгиевцы бросились к штурвалу, которым управлял сам Кузьменко, и потребовали вернуть броненосец на прежнюю стоянку.

Кузьменко пришлось подчиниться. Манёвр не удался. Кузьменко испугался расплаты за открытую попытку измены.

Но тут вступил в действие ещё один заговорщик. Это был матёрый черносотенец Романенко, командир «Надежды» — большого катера управления одесским портом. Романенко неоднократно появлялся на «Потёмкине» под предлогом различных поручений начальника порта. Должно быть, ему удалось договориться лично или через посредника с боцманом Кузьменко, потому что он на своём быстроходном катере неотступно следовал за уходившим в Севастополь броненосцем «Георгий Победоносец».

«Когда «Георгий Победоносец» поравнялся с катером «Надежда», — рассказывал впоследствии в своих показаниях Романенко, — канонир Кузьменко сделал жест отчаяния. Я мимикой предложил ему идти в порт, а сам на катере пошёл вперёд, указывая путь. Введя броненосец в гавань и выведя его на мелкое место, в нескольких саженях от Платоновского мола, я указал место, где бросить якорь, после чего на «Надежду» сошло пятнадцать матросов, в том числе и командовавший броненосцем канонир».

Этот быстро выполненный манёвр спас предателей от расправы георгиевцев.

Наступил критический момент потёмкинского восстания. Правительственные войска получили возможность завладеть «Георгием» и воспользоваться его артиллерией против нас.

Пушки с Николаевского бульвара были наведены уже на броненосец «Георгий», но «Потёмкин» мог заставить их замолчать огнём своей артиллерии. От нас зависело не дать правительственным войскам завладеть «Георгием» и под прикрытием наших пушек снять его. с мели. Я бросился искать Алексеева. Но тот уже заперся в боевой рубке. Он всегда запирался там, когда замышлял предательство.

В этот же самый момент начали действовать заговорщики «Потёмкина».

Раздался крик: «В Румынию!» Кто-то подхватил его, и через несколько минут этот крик слышался всюду.

— В Румынию! В Румынию! — кричали матросы.

Откуда-то из трюмов выползли люди, которых мы никогда не видели раньше. Шептуны и кондуктора приступили к очередному манёвру.

— В Румынию! В Румынию!

Я бросился к матросам, стоявшим на спардеке.

— Братцы! Товарищи! Что вы делаете? Вы губите дело!..

Но мне не удалось кончить: несколько матросов подбежали ко мне и, грозя кулаками, стали кричать:

— Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы нас, как баранов, потопили? Поговори-ка ещё, сейчас за бортом очутишься.

Кулик и Бредихин во-время прибежали ко мне на помощь.

Паника всё усиливалась. Новая мысль снова подстёгивает меня. Бегу к старшему офицеру, боцману Мурзаку.

— Ведь на «Георгии» — наши товарищи. Пошлите за ними миноносец!

— Да уже послан, вон идёт!

Действительно, к «Георгию» уже подходил наш миноносец.

Через подзорную трубу видно было, как бегут к трапу «Георгия» матросы.

— Это наши бегут! — крикнул кто-то. Скоро они были уже на «Потёмкине»,

Я бросился к ним навстречу. Среди них не было доктора.

— А доктор где? Почему оставили его? Ведь его повесят.

— Как же, повесят! Только не за шею, а на шею... — злобно ответил Задорожный.

И он рассказал про измену доктора.

Через несколько минут после возвращения товарищей «Потёмкин» снялся с якоря и взял курс на Румынию.

К вечеру исчезли последние следы паники.

Дымченко, Кулик, Резниченко, Костенко, Денисенко, Звенигородский, Курилов, Кошугин, Макаров, Шестидесятый, Мартьянов, Заулошнев, Задорожный, Савотченко, Сопрыкин — социал-демократический актив корабля — беседовали с матросами в разных частях корабля. Их слушали.

К ночи в адмиральской состоялось заседание комиссии, на котором присутствовал весь актив корабля.

Произносились горячие речи и призывы к дальнейшей борьбе. В разгар заседания вошёл Кулик; он положил на стол шапку с деньгами и заявил, что команда отдала все свои личные деньги в общую кассу. Этот поступок команды положил конец всем колебаниям. Комиссия единогласно постановила не сдаваться в Румынии. «Пополним там запасы угля, добудем провиант, сообщим всему миру о целях нашей борьбы — и обратно в Россию!» Матросы повеселели.

Только кондуктора молчали, бросая угрожающие взгляды. Ясно было, что эти господа не подчинились общему решению и что-то замышляют.

Когда заседание комиссии кончилось, я подошёл к Дымченко и поделился с ним моими опасениями. Винтовки стояли у нас в открытых пирамидах, и кондукторы, вооружив ночью своих сторонников, легко могли перебить наиболее сознательную и передовую часть команды. Всё зависело в этом случае от того, из каких людей состоял караул.

Дымченко согласился со мной и немедленно отправился искать матроса, заведовавшего в этот день караулом. Вскоре он вернулся с ним, и последний успокоил нас, заявив, что караул состоит из самых надёжных матросов.