– Тан?

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Соблазну заползти на него и целовать часами практически невозможно сопротивляться, но есть что– то удивительное в возможности просто так сидеть и держаться за руки со своим парнем.

– А?

Он подносит мою руку к своим губам, целуя мои костяшки.

– Могу я прочитать ее?

До меня очень быстро доходит. Я ожидал этого, но все же.

– Со временем. Я просто… Она не готова.

Он отталкивается, чтобы сесть прямо.

– Я понимаю. Но ты же начал ее, да?

Ложь омрачает меня изнутри.

– Вообще– то, – начинаю я. – У меня возникли проблемы с началом. Я хочу написать что– то новое. И напишу. Но каждый раз, когда я сажусь за ноутбук, то пишу о… нас.

– И это я тоже понимаю, – он замолкает на несколько вдохов. – Я имел в виду то, что говорил. То, что я прочитал, – замечательно.

– Спасибо.

– Поэтому, если захочешь, я мог бы поработать редактором? Сделать ее менее узнаваемой?

Уверен, что он проделал бы отличную работу, но он уже достаточно занят, помимо этого.

– Я не хочу, чтобы ты переживал за это.

Он колеблется, но потом сжимает мою руку.

– Очень трудно этого не делать. Ты не можешь сдать такую книгу Фуджите. Но если ты ничего не сдашь, это будет провалом.

– Знаю, – чувство вины холодом вспыхивает на моей коже. Не совсем уверен, что может быть хуже: просить его помощи или пробовать начать сначала.

– Мне тоже нравится думать о нас, – сообщает он. – Думаю, мне бы понравилось редактировать книгу.

– В смысле, я мог бы отправить тебе те части, с которыми нужно поработать, но не хочу отправлять их на твою университетскую почту.

Думаю, мысль о личном электронном адресе не приходила в его голову.

– Ох, точно.

– Ты можешь создать новый аккаунт, и я смогу отправить туда.

Он уже кивает, и кивки усиливаются, чем больше до него доходит смысл сказанного. Я знаю точно, о чем он думает: мы сможем переписываться по электронке постоянно.

Он такой очаровательный, и мне не хочется лопать его пузырь.

– Только будь осторожен в том, что делаешь дома, – предупреждаю я. – Моя мама создала отслеживающее приложение для родителей. Я лучше всех знаю, как легко они могут отследить каждое твое движение.

– Не думаю, что мои родители настолько технически подкованы, – отвечает он, смеясь при этом. – Но намек понят.

– Ты удивишься, узнав, как это легко, – говорю я, наполовину гордясь и наполовину извиняясь перед всеми в моем поколении, кого подставило первое изобретение моей матери. – Именно так мои родители узнали обо мне…и о моем интересе парнями. Они установили приложение в наше облако и видели все, что я искал, даже если я подчищал историю.

Его лицо сереет.

– Они пришли ко мне, чтобы поговорить об этом, и именно тогда я признался, что целовался с мальчиком прошлым летом.

Мы упоминали об этом, но никогда свободно не обсуждали.

Себастиан ерзает, поворачиваясь лицом ко мне.

– Что они сказали?

– Мама не была удивлена, – я поднимаю камушек и сбрасываю его с края утеса. – Для папы было сложнее, но он хотел, чтобы стало проще. Он разобрался в своих чувствах со временем, я думаю. В первый наш разговор, он спросил меня – было ли это определенным этапом, и я ответил, что возможно, – пожимаю плечами. – То есть, я откровенно не знал. Не сказать, что я проходил через подобное прежде. Я просто знал, что испытывал то же самое, когда смотрел на снимки обнаженных парней, как и на снимки обнаженных девушек.

Себастиан вспыхивает ярко– красным. Кажется, я ни разу не видел его лицо таким пылающим. А он разглядывал хоть когда– нибудь обнаженные снимки? Я смутил его? Потрясно.

Его слова выходят немного искаженными:

– Ты занимался сексом?

– С несколькими девчонками, – признался я. – С парнями только целовался.

Он кивает, как будто это как– то важно.

– Когда ты понял? – спрашиваю я.

Он хмурит брови.

– Понял что? Что ты – би?

– Нет, – смеюсь я, но подавляю смех, потому что не хочу, чтобы это показалось издевательством. – Я имел ввиду, что ты – гей?

Растерянность на его лице становится сильнее.

– Нет.

– Нет что?

– Не…такой.

Похоже, что– то попадает под вращающееся колесо моего сердцебиения и застревает там. На один вдох в моей груди становится больно.

– Ты не гей?

– То есть, – начинает он, суетится и пробует снова. – Меня привлекали парни, и сейчас я встречаюсь с тобой, но я не гей. Это иной выбор, а я не выбираю такой путь.

Даже не знаю, что сказать. Внутри меня состояние, будто я тону.

Я отпускаю его руку.

– Как ты – не гей, не натурал, ты просто… ты, – говорит он, наклоняясь вперед, чтобы перехватить мой взгляд. – Я не гей, не натурал, я просто – я.

Я так сильно хочу его, что от этого практически больно. Поэтому, когда он целует меня, я пытаюсь ощущением того, как он втягивает мою нижнюю губу, заблокировать все остальное. Я хочу, чтобы его поцелуи приносили ясность, уверенность, что ярлык не важен – это важно.

Но это не так. Все время, что мы целуемся, и позже – когда мы встаем и спускаемся обратно – у меня все еще то же ощущение, что я тону. Он хочет прочесть мою книгу, книгу о влюбленности к нему. Но как я могу вручить ему свое сердце, когда он только что сказал, недвусмысленными словами, что не разговаривает на этом языке?

После обеда в субботу Отэм бежит за мной до конца подъездной дорожки. Когда мы, наконец, оказываемся вне пределов моего дома, ее плотину вопросов прорывает.

– Ты разговаривал с ним, когда я пришла?

– Да.

– Ты говорил мне, что ты ему не нравишься? Таннер, я видела, как он смотрит на тебя.

Я открываю машину, затем водительскую дверь. Я на сто процентов не в настроении для подобного. Даже после утреннего разговора с ним, слова Себастиана, произнесенные в четверг, все еще рикошетят в моей голове.

Не… такой.

Я – не гей.

– Разве ты не замечаешь, как он смотрит на тебя?

– Отти, – это не отрицание, и не подтверждение. Сейчас это должно сработать.

Она забирается вслед за мной, защелкивает свой ремень, а затем поворачивается лицом ко мне.

– Кто твой лучший друг?

Я знаю единственный верный ответ на это:

– Ты. Отэм Саммер Грин, – включаю зажигание и смеюсь, несмотря на свое мрачное настроение. – По–прежнему самое лучшее из худших имен на планете.

Отти игнорирует это.

– А кому ты больше всех доверяешь на планете?

– Отцу.

– После него, – она поднимает свою руку. – И после мамы, бабушки, семьи и бла,бла, бла.

– Хейли я абсолютно не доверяю, – я оборачиваюсь, глядя через плечо назад, чтобы съехать с подъездной дорожки. Папа не позволяет мне полагаться только на камеру заднего вида чувствительной «Камри», которой я управляю.

Отэм хлопает по приборной панели.

– Чего ты цепляешься! Хватит противоречить мне.

– Ты – моя лучшая подруга, – выворачиваю руль и выезжаю из нашего района. – Я доверяю тебе больше всех.

– Тогда почему у меня такое ощущение, что ты мне недоговариваешь что– то важное?

Собака с костью, помните. Мое сердце снова колотится, тук– тук– тук по моей грудной клетке.

Я разговаривал по телефону с Себастианом, когда Отти пришла ко мне домой. Мы обсуждали его дневной поход на молодежную, церковную работу.

Мы не обсуждали насколько он не– гей.

Мы так же не обсуждали мою книгу.

– Ты постоянно с ним, – язвит она.

– Ладно, во– первых, мы, честно говоря, работаем над моей книгой, – отвечаю я, и образное лезвие порицательно вонзается в мою совесть. – Ты сама выбрала работать с Клайвом – что замечательно – но сейчас я в паре с Себастианом. Мы зависаем вместе. Во– вторых, я не знаю, гей он или как, – и это определенно даже не ложь. – И в третьих, его ориентация – не наше дело.