Единственная причина, что это мое дело, потому…

Только сейчас приходит осознание, что подавать этим отношениям воздуха за пределами пузыря «Таннер– Себастиан» было бы удивительно. Даже только сама идея поговорить с кем– то, помимо мамы и папы, об этом, вызывает во мне ощущение, что я могу вдохнуть полной грудью впервые за несколько недель. Я больше всего хочу поговорить с кем– то – особенно, с Отти – о том, что произошло в четверг.

– Если он и гей, – произносит она, жуя ноготь. – Я надеюсь, что его семья не слишком ужасно относится к этому. От этого мне в каком– то смысле грустно, – она поднимает руку вверх. – Я знаю, что ты не гей, но разве сыну епископа не могут нравиться парни, если он хочет этого?

Этот разговор вызывает во мне легкую тошноту. Почему я до сих пор не открылся Отэм? Да, мамина паника перед нашим переездом была слегка травмирующей для меня, но дружба с Отэм мой фундамент. Думаю, я не хотел рисковать ею. Но все же. Отэм Саммер Грин – последний закоснелый человек, которого я знаю, так ведь?

– Кому– то нужно откровение, – произношу я, бросая на нее взгляд. – Призвать проповедника; дать ему понять, что пришло время принять гей– культуру в его сердце.

– Это случится, – отвечает она. – Кому– то стоит пооткровенничать. И побыстрее.

Откровения – большая часть веры мормонов. Это довольно прогрессивная мысль: мир меняется, и церкви нужен Господь, помогающий с направлением в такие времена. В конце концов, они – Святые Последних дней. Они верят, что у любого есть право на откровение – это как, общение с Богом напрямую – так долго, пока они ищут его с намерениями сделать что– то хорошее. Но только у текущего проповедника – президента церкви – есть право на откровение, которое сможет проложить свой путь в доктрине церкви. Он (всегда он) работает с двумя советниками и Кворумом Двенадцати Апостолов (тоже мужчины) «под озарением Божьим» – над определением позиции церкви в любом вопросе и изменением правил.

Например, больная тема: полигамия была нормальной в прошлые времена. Мама Отэм объяснила мне это так, во времена ранних поселений мормонов было много женщин и несколько мужчин для их защиты. Взяв за себя много жен, мужчины могли лучше обеспечивать женщин в общине. Но по собственным раскопкам, я прочитал, что правительство США не одобряло этот аспект церкви и не хотело давать Юте права штатов. В 1890 президент церкви Уилфорд Вудраф объявил, что многоженство больше не приемлемо Богом – видимо, ему пришло откровение.

Удобно: то, что нужно было услышать правительству США, и Юта стала штатом.

Идея откровения о полном приятии членов ЛГБТ–сообщества церковью в значительной степени единственная золотая нить, на которую я возлагаю надежды, всегда, когда думаю о завтрашнем дне с Себастианом. Бригам Янг самолично сказал: он надеется, что люди не будут воспринимать все, что говорит глава, как истину Божью, он хочет, чтобы они молились и находили эту истину и в себе тоже.

Несомненно, Папочка Янг не говорил о гомосексуальности, но есть те из нас, кто живут в современном мире, кто не являлись мормонами, и кто искренне надеялся, что откровение, что гомосексуализм больше не грех – вопрос времени.

И даже после легализации однополых браков, этого все еще не произошло. Отэм стучит пальцами по своему бедру одновременно с музыкой. Я не вслушивался в то, что играло, но сейчас понял, что это песня, которую я люблю. У нее медленный, нарастающий темп, а голос исполнителя гортанный и хрипловатый. Текст поначалу кажется невинным, но становится очевидным, что он о сексе, как чуть ли не каждая песня на радио.

Все это вызывает во мне мысли о сексе, и каким бы он был с Себастианом. Как бы все происходило. Как бы мы…были. Это громадная неизвестность, одновременно волнующая и пугающая.

– Ты разговаривал с Сашей? – совершенно неожиданно спрашивает Отэм.

– О чем?

Она впивается в меня взглядом.

– О выпускном.

– Серьезно, Отти. Почему ты так зациклилась на этом?

– Потому что ты сам сказал, что пригласишь ее.

– Но почему это волнует тебя?

– Я хочу, чтобы ты пошел на выпускной бал, – она обворожительно улыбается мне. – И мне не хочется идти одной с Эриком.

Это запускает предупреждающий звон в моей голове.

– Погоди, почему?

– Я всего лишь не хочу торопиться с ним. Он мне нравится, но… – она смотрит в пассажирское окно, сдуваясь, когда замечает, что мы приехали к озеру.

– Но что? – спрашиваю я, заезжая на парковку.

– Ничего такого. Он хороший. Я просто хочу, чтобы ты пошел туда, – она удерживает мой взгляд одну… две… три секунды. – Ты уверен, что не хочешь пойти со мной?

– А ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? Послушай, Отти, я пойду с тобой, если тебе это нужно.

Она резко ссутуливается.

– Я не могу отказаться от Эрика теперь.

Облегчение затопляет мою кровь. Себастиан поймет, естественно, но сама мысль о том, чтобы танцевать с Отэм, когда я бы предпочел Себастиана, кажется не очень справедливой по отношению к ним обоим.

Заглушив мотор, я откидываюсь назад, закрывая глаза. Я не хочу находиться здесь с Мэнни или кем–то еще из ребят из школы, возящихся с радиоуправляемыми машинами на парковке. Я хочу уехать домой и написать о той путанице и пламени в моей голове. Я зол на Себастиана, и мне не нравится, что он занят на весь день, когда я чувствую себя таким запутавшимся внутри.

– Сколько девчонок у тебя было?

Я оглядываюсь на нее, удивленный неожиданным вопросом.

– Чего?

Даже за прошлое я чувствую странную боль предательства перед Себастианом за то, что спал с кем– то другим.

Отэм краснеет. Она стеснятся.

– Просто любопытно. Иногда мне становится интересно, я осталась единственная девственницей?

Я качаю головой.

– Клянусь, это не так.

– Точно. В смысле, я уверена, что у тебя целая куча историй, о которых я даже не знаю.

Боже, она не упрощает ситуацию.

– Отти, ты знаешь с кем я был. С тремя. Джессой, Кейли и Трин, – я тянусь за ее рукой. Мне нужно на воздух. – Пойдем.

Озеро Юта как всегда великолепно. Оно широкое и броское, и это классное место для всех видов невменяемых и экологически безопасных видов спорта, которые определенно привели в ужас моих родителей, когда мы только переехали сюда. Если спросите моего отца, водные мотоциклы – дело рук дьявола.

Сейчас уровень воды ниже, а слой водорослей настолько густой, что даже если бы погода подходила для купания, мы, наверное, не рискнули бы войти. Вместо этого, мы притаились между парковкой и берегом, поедая пиццу, которую принес Мэнни, и бросая камни так далеко к горизонту, насколько можем.

Я мечтаю о жизни в колледже и большом городе, где смогу проводить время в музеях или в баре за просмотром футбола, или заниматься любым делом, которое не включает в себя посиделки и разговоры все о том же дерьме, о котором мы говорим каждый день в школе. Я мечтаю о том, как уговариваю Себастиана переехать со мной и доказываю ему, что быть геем не так уж и плохо.

Коул привел парочку своих друзей из колледжа, с которыми я не знаком, и они запускали вертолет на радиоуправлении рядом с парковкой. Они – здоровые футболисты и в некотором роде шумные, нередко матерящиеся парни, от которых мне всегда немного некомфортно. Я не Мэнни, но и не маленький во всех отношениях, и я знаю, что определенное спокойствие для меня может интерпретироваться каким– то образом угрожающим. Один из них, Илай, смеряет меня хмурым взглядом, прежде чем перевести взгляд на Отэм, как будто хочет скрутить ее в кусок пиццы и съесть. Он мускулистый сомнительного характера с толстой шеей и усыпанным пятнами прыщей лицом.

Она прижимается ко мне, разыгрывая роль девушки. Поэтому я сразу же принимаю роль парня, обнимая ее рукой и встречаясь с ним взглядом. Илай отводит взгляд.

– Ты же не хочешь поэкспериментировать? – шучу я.