Поскольку лифт уже отключился, нам пришлось карабкаться вверх по аварийной лестнице, хватаясь за стены при каждом новом толчке и кашляя от сыплющейся с потолка пыли.
Я нес на руках бездыханную Киру, укрытую моей курткой, а тело Алана взял Егор. Звучали даже предложения бросить его там, в операторской, ибо он сполна получил то, что заслуживал, но Андрей распорядился по-своему. Любви к отеческим гробам никто не отменял, пусть отцов и не выбирают, и они нередко обманывают наши ожидания.
Андрей сжимал в руке рацию, но метры земли над нашими головами блокировали связь, и он никак не мог связаться с подчиненными, чтобы дать и приказ об отходе. Никто ведь не знал, насколько масштабными окажутся разрушения и какую территорию они охватят.
Мой разум, спасаясь от свалившегося на него груза переживаний и скорби, увлеченно сосредотачивался на всевозможных второстепенных деталях, обращая болезненно обостренное внимание на откровенную ерунду.
…и все-таки я запачкался. Теперь мои окровавленные пальцы, припорошенные сверху известковой пылью, выглядели как коричные трубочки под сахарной пудрой…
…ботинки скользили по песку и кускам штукатурки, так что за нужно повнимательней следить за равновесием. Не хотелось бы упасть с таким деликатным грузом на руках…
…мои немеющие руки с каждым лестничным пролетом все громче укоряли меня, что я ошибся, и первое впечатление об исхудалости Киры оказалось обманчивым. Или же я сам не настолько хорош, как мне казалось…
Рация Андрея вдруг захрипела, подав признаки жизни, и он, вскинув ее ко рту, закричал:
– Немедленно отведите всех людей от корпусов Центра! Существует угроза взрыва!
В ответ ему прохрюкали что-то невнятное, и Андрею пришлось повторить свой приказ еще несколько раз, пока мы не поднялись выше, и не наладилась более-менее устойчивая связь.
Выбравшись с лестницы, мы припустили к выходу. Со всех сторон доносился звон бьющегося стекла и вой пожарных сирен. Мы пробегали мимо автоматически распахнувшихся пожарных шкафов, подсвеченных красным, и вспыхивающих зеленых стрелок, указывающих путь эвакуации, а гул и дрожь под нашими ногами продолжали нарастать.
С потолка брызнули струи воды из системы пожаротушения, и покрывавшая нас известка сразу же превратилась в стекающую по щекам серую грязь. В дополнение ко всему погас свет, и видимость упала почти до нуля. Только светлое пятно впереди указывало нам путь в главный холл.
Входные двери ожидаемо отказались перед нами открываться, и Андрей, долго не раздумывая, выхватил пистолет и расстрелял стеклянные панели, мгновенно покрывшиеся матовой паутиной трещин, а затем и вовсе рассыпавшиеся мелким крошевом.
– Вперед! Быстрей! – прикрикнул на нас Овод, как будто это могло как-то дополнительно нас ускорить, – Все здесь? Том? Урсула? Отлично!
В тесных коридорах и на лестничных пролетах нам приходилось семенить гуськом, но теперь, когда мы вырвались на простор, дело пошло существенно бодрей. Наш измазанный в штукатурке грязно-серый отряд направился к посадочной площадке, где нас поджидали несколько прибывших с Андреем бойцов. Все остальные, по-видимому, уже отступили к ограде. Что ж, чем скорей мы все покинем территорию Центра, тем лучше, и в такой ситуации транспортный коптер – наилучший вариант.
Отягощенный своей скорбной ношей я немного поотстал и очень надеялся, что никому не придет в голову, обернувшись и увидев меня позади, останавливаться и уж тем более возвращаться, чтобы мне помочь. Во-первых, я был просто обязан донести свой груз сам, а во-вторых, я не хотел, чтобы кто-то видел мою измученную физиономию и слышал мое захлебывающееся сиплое кряхтение. Все-таки я свои силы явно переоценил.
Я видел, как Овод, подбежав к коптеру, нырнул в кабину, чтобы запустить двигатели. Видел, как Андрей вытащил из салона носилки, чтобы перфект уложил на них тело его отца. Видел, как Том придерживает под локоть уже выдохшуюся Урсулу… Главное не думать о своих проблемах – о ноющей боли в затекших руках и о ногах, которые после подъема по лестницам уже начинали подкашиваться. Осталось совсем немного.
В оставленном нами здании что-то громыхнуло, и на глянцевых панелях коптера впереди я увидел желтые отсветы. Я не стал оборачиваться, чтобы взглянуть – если я сейчас остановлюсь, то потом даже с места сдвинуться не смогу. А вот все остальные буквально застыли, глядя на творящееся за моей спиной. Вот и отлично, тем меньше внимания они уделят моей неуклюжей персоне. Еще пять шагов, четыре, три…
Едва не застонав от боли в мышцах, я осторожно опустил Киру на край посадочной площадки и только потом оглянулся назад.
Что сказать, зрелище действительно заслуживало того, чтобы уделить ему немного своего времени, пусть даже это будут последние мгновения жизни.
Из окон первого и второго этажей тут и там вырывались языки пламени, облизывавшие еще недавно белоснежные стены здания Центра и оставлявшие на нем черные разводы копоти. Но даже не это выступало первым номером огненного шоу. Куда большее впечатление производили полыхающие столбы, бьющие вертикально вверх с крыши главного корпуса и озарявшие мерцающим желтым светом окрестности, не которые уже начинали опускаться вечерние сумерки. До нас долетал низкий пульсирующий гул, словно от пролетающего где-то в облаках тяжелого реактивного лайнера.
– Вентиляционные шахты! – догадался кто-то из техников, – Давление выбило переборки и теперь все вылетает к чертям!
– То есть взрыв отменяется? – уточнил Том.
– Похоже на то. Система вентиляции сработала как предохранительный клапан.
– Ну, слава богу! Хотя бы одной проблемой меньше.
– Но там же остались люди! – крикнул вдруг Андрей, указывая на пожар, – Ребята, которые дежурили на крыше! Почему их не известили?! Почему не отвели?!
Присмотревшись, я действительно разглядел несколько фигурок, спрятавшихся от огненного фонтана за какой-то надстройкой. Пылающий смерч, плюющийся шматами расплавленного пластика и огрызками раскаленной арматуры, отрезал им все пути к бегству, оттеснив несчастных на самый край крыши и заблокировав их там.
Андрей сорвался с места, намереваясь отправиться на выручку своим соратникам, но успел сделать от силы шага два-три, когда резкий рывок пресек его порыв, да так, что ноги лейтенанта на мгновение оторвались от земли.
– Я вас туда не пущу, – решительно заявил Егор, – Слишком опасно.
– Отпусти меня сейчас же! Я приказываю!
– В ситуации непосредственной угрозы жизни ваши приказы не имеют силы.
– Угомонись, парень! – поддержал перфекта Овод, – Ты подумать сперва не пробовал? Что ты там делать-то собрался? Как ты можешь им помочь?
– Подберем их на коптере! – выплеснул на нас свой энтузиазм Том, – Зависнем рядом, и…
– И что? – устало уточнил Овод, – Дальше-то что? Ты даже не представляешь себе, какие там сейчас восходящие потоки! Нас сразу же засосет в этот вулкан – и все! Никого не спасем, да еще и сами угробимся.
– Но почему они не могут спуститься? – Андрей не находил себе места, – У них там что, даже завалящей веревки не нашлось?! Можно ведь куртки связать, еще что-нибудь придумать!
Веревка! Точно!
Я почувствовал, как на краю моего почти разваливающегося сознания блеснула искорка озарения. Веревка. Что-то длинное и прочное, чтобы дотянуться до…
– Пожарный рукав! – воскликнул я, чуть не подпрыгнув, – Когда мы выбирались, то пробегали мимо пожарных щитов, где лежат рукава! Они достаточно длинные, чтобы спуститься по ним с крыши…
…И был изрядно озадачен, когда никто из окружающих не разделил моего воодушевления. Сперва все печально посмотрели на меня, а потом вновь перевели взгляды на полыхающее здание. Даже сквозь рев пламени и вой раскручивающихся турбин коптера я услышал общий вздох.
– Что?! – всплеснул я руками, – Что не так?!
– Сам посмотри, – Овод кивнул на пожар, – Сама идея-то неплохая, согласен, но до тех шкафов нам теперь никак не добраться.
– Но… почему..?
Мне никто не ответил, и в этом печальном молчании мне вдруг открылось понимание. То самое, которое окрыляет. Которое заставляет людей, перебравших с психоактивными веществами, поверить в свою способность летать и выходить на улицу с балкона десятого этажа.
Все очень просто – я сошел с ума.
Кстати, если задуматься, то такое положение предоставляет целый ряд привилегий, недоступных нормальным людям. Теперь я мог вытворять самые невероятные безумства, и мне бы все сошло с рук. Хотя странно – почему я осознаю свое сумасшествие, если обычно все бывает с точностью до наоборот? Психи же, как правило, как раз себя полагают нормальными, в то время как помешался весь остальной мир. Ну да ладно, доктора в белых халатах и с клизмами наперевес потом непременно разберутся, а сейчас мне надо действовать!
Вскочив на ноги, я выхватил у Тома из рук его куртку, которую он безуспешно пытался очистить от налипшей известки, и, не сбавляя хода, сиганул прямо с площадки в пруд. Думаю, я поступил достаточно убедительно для полноценного помешательства.
Дно оказалось неглубоким и илистым, поэтому я не только намок, но еще и перемазался в грязи и на берег выбрался эдаким болотным чудищем. Не дожидаясь, пока зрителей отпустит охвативший их паралич, я со всех ног помчался к главному корпусу, на ходу обматывая голову мокрой и провонявшей водорослями курткой.
Везет же мне на всякую дурь! Я уже успел побывать и в гуще пожара, и в сердце песчаной бури, и везде, всякий раз мне приходилось что-нибудь нахлобучивать себе на голову. Я, пожалуй, уже профи в этом деле! Лишь бы не развязалось по дороге…
Так, шутки в сторону, теперь надо сосредоточиться на деле.
Я выстроил в своей голове примерную схему холла первого этажа. Если войти через главный вход, а потом двигаться налево и наискосок, то я как раз должен попасть в ведущий к лифтам коридор. Один из пожарных щитов располагался там прямо при входе, я даже помню тот алый квадрат на стене! Будем надеяться, что вся аварийная подсветка там имеет автономное питание, иначе найти нишу со шлангом будет крайне непросто, а то и вовсе невозможно. За стеклами парадного подъезда огня пока не было, только густой дым валил из разбитых Андреем дверей. Если я обернусь достаточно быстро, то проскочу до того, как пламя успеет опомниться.