И как у айсберга лишь часть его возвышается над водой, так и здесь под уровень пола уходило многое. Оказывается, эти тяжелейшие прессы стоят не на привычных фундаментах, а на переплетении мощных железобетонных балок: под ними, в подвалах, пролягут конвейерные линии для удаления отходов. Конструкции там сложные, к ним и Тугров с друзьями руку приложил. Да и не только руку — здесь работа берет человека целиком.

Пришла пора строителям уходить подальше от прессов, конечно, закончив свои работы полностью. Немыслимо было ставить на каждый участочек разом узких специалистов всех профессий, жизнь потребовала универсалов. Одним из первых вызвался Тугров, его разросшаяся бригада без толчеи и неразберихи принялась доделывать и стальные конструкции, и фундаменты, и полы возле них — начисто, до конца, в три смены. А сам Тугров проводил здесь круглые сутки, лишь на считанные часы пристраиваясь вздремнуть тут же, у себя в бригадном вагончике-обогревалке. Был Арсений неплохим организатором, да и своими руками делал немало, не хватаясь за лопату или вибратор, но принимая на себя работу посложнее, особенно если приходила нужда смонтировать какую-нибудь конструкцию на высоте. В этих случаях Тугров поручал всю беготню кому-либо из своих звеньевых, а сам поднимался на каркас, на колонны.

— А то имеются риски забыть, что ты высотник и навеки потерять свою высокую квалификацию, — объяснял Арсений. Правда, сложные подвалы прессового корпуса бетонировали сразу несколько бригад, и как ни старался Арсений с товарищами, они так и не опередили ни молодежную бригаду Боркова, ни коллектива Комбарова, получавших и вымпелы, и премии, и звания передовых. Надежда выбиться «в самые заметные» становилась все слабее: столько разных дел шло вокруг, и так славно работали ребята, что и сам Арсений в конце смены забега́л ими полюбоваться.

Я встретил Тугрова возле готового ожить пресса. На самом верху, за каймой шин и ограждений, раскрашенных в косую, как на бортике авиаконверта, полоску, словно на капитанском мостике, четверо монтажников укрепляли электромотор. Ниже маслянисто поблескивали стальные штанги и цилиндры, среди которых тоже виднелись слесари. Еще ниже, под надежно заблокированной многотонной махиной штампа, стоя на четвереньках и склонившись друг к другу головами, шестеро парней укрепляли какие-то ролики и болты.

Кивком головы поздоровавшись со мной, Тугров указал на монтажников:

— Крупные своего рода специалисты. Заводчане. Прошлым летом их навызывали, итальянскому обучили, но вместо далеких заграниц сунули в нашу «Стальконструкцию» по совершенно низкому разряду. Знаете такое короткое слово «ВАЗ»?

— Конечно: Волжский автомобильный завод.

— Это всем общеизвестно. А они тогда грустно объяснили его по-своему: «Вызвали, а зачем?» — или даже: «Вот вам, аболтусы, и загранка!»

— Слово «оболтус» начинается с буквы «о», — заметил я.

— Ну что вы, право, разве главная суть в букве? Шутили они так, и с полной, скажу, определенностью — невесело шутили. Однако вскоре оказалось, что парни они более-менее, даже есть с высшим техническим образованием, так что справлялись и у нас…

Тугров многого недосказал: промучившись недельку в подсобниках, эти заводчане собрались в одну бригаду и решили утереть нос хозяевам — монтажникам. Принимая сложные задания, разрабатывали приспособления, подмости, системы блоков, благо, действительно, были среди них и механики, и технологи. Конечно, на результатах это не замедлило сказаться. Утерли нос. Тому же Тугрову.

— Я их всех знаю. Слева — Кожемякин, потом Колька Ревин, правее — Мочалов, Домненко…

Мочаловцы… Рассудительный, аккуратный во всем крепыш Валентин Мочалов, с виду больше похожий на оперного певца или научного работника, чем на бригадира из двадцать восьмого, ремонтного цеха; бледнолицый интеллигентный Володя Домненко, смахивающий на вдохновенного художника; Николай Ревин с открытым и энергичным лицом передового рабочего, подлинного представителя нашего рабочего класса…

Я любуюсь их слаженной работой и, как на многих участках автозавода, удивляюсь: «по форме» совсем другие наши организации должны вести монтаж прессов, другие должны бы и налаживать их, и пускать. Ну что ж, придет время, и станут мочаловцы работать на ремонте. А вот сегодня они — наладчики, вчера монтировали пресс, а год назад помогали строить корпус. Многое в нем прощупано их руками, поднято с их помощью.

Так всюду на ВАЗе вместе со стенами поднялся и окреп слаженный производственный коллектив…

Леня Бойцов неожиданно оказался на ТЭЦ.

Сложное было положение на этом объекте. Недоставало монтажников и строителей, хотя ведущие здесь работы подразделения многих трестов мобилизовали все свои силы. Тогда партийный комитет «Куйбышевгидростроя» направил им на помощь бригады коммунистов, возглавленные такими опытными мастерами своего дела, как Николай Зенков и Александр Шторм.

Ничего особенного эти бригадиры не выдумывали, просто их бригады всегда выполняли порученное дело. Но разве это — просто? Разве этого мало?

Бригадиры командовали необычными отрядами, из разных управлений были собраны под их начало представители четырехтысячной партийной организации КГС. Зенков и Шторм повели коммунистов на ТЭЦ — бетонировать фундаменты турбогенераторов, монтировать сложные конструкции из сборного железобетона, достраивать уникальную градирню. Коммунисты несли сюда не только опыт и умение, но и самоотверженность, твердую решимость выполнить поставленные задачи во что бы то ни стало! А кто из них находил время для шутки, кто был невозмутимо суров — это уже дело характера. Леня Бойцов, чуть ли не самый молодой здесь, еще даже не член партии, а кандидат, был предельно серьезен.

Ему не поручали работ, требующих особо высокой квалификации. Нет, он и тут укладывал бетон. Только конструкции ему были доверены изящные, ажурные, где каждый огрех в бетонировании мог в дальнейшем повести к тяжелым авариям. И прежде чем взяться за вибратор, Леонид стальным прутом прощупывал между стержнями арматуры каждый камешек, каждую щебенинку, ожесточенно вороша подвижную серую массу, пока она не заполняла опалубку надежно и полно, чтобы потом превратиться в добротно-единое целое.

Леониду было тесно и неудобно ворочаться в узкой щели, где его стискивали уже смонтированные трубопроводы, какой-то вентиль все время впивался в бок, а выступ стены мешал размахнуться. Больно ушибая локоть об этот выступ, Леня чертыхался: конечно, в свое время и эту работу можно было выполнить легче и удобней!.. Но не сейчас о том рассуждать.

Выполнив одно задание, Леня сразу получил другое. Он попал на градирню, где электролебедка легко вздымала на монтаж тяжелые щиты для обшивки. Вздымала-то легко, но в градирню прорвалась вода, и хотя кто-то уже готовил насосы и траншеи, многие сутки ушли бы в ожидании ее откачки. Бригада Шторма решила: медлить нельзя, на то и посланы сюда они, коммунисты. И Леонид взвалил на спину щит и одним из первых понес его к лебедке, шагая по колено в ледяной воде — когда стиснешь зубы, даже ноги не стынут от холода. А второй, третий, десятый щит — те пошли уже легче.

И, как его отец, тоже коммунист, идя в атаку, писал на броне тридцатьчетверки: «Победа или смерть!», так и Леонид мелом царапал на своих щитах те же слова. Встанет щит на место, высоко над землей, никто никогда не увидит бойцовской надписи. Но ведь и писал не на показ, а для себя…

Требовательный и придирчивый Кочет появлялся здесь нередко, но распоряжений не отдавал. Торопить эту бригаду было нелепо, с первого взгляда становилось ясно, что работа идет на втором дыхании, за пределами человеческих возможностей, только успевай обеспечить материалами. Приезжали, иной раз заполночь, Семизоров, Кашунин… Они тоже не агитировали, не торопили, но их присутствие помогало: уж если и командиры рядом с тобой, ночью, в воде и в грязи, — значит очень важен твой участок фронта.

Однажды вечером приехал Строев, помог не только головой, но и руками: посоветовал крепить щиты иначе, надежней и проще, да сам и показал, как именно. Будто заправский такелажник, управлялся с ломиком и с тросом. Не выходя из воды, закурил, привычно пряча в ладонях огонек спички, хоть ветра в градирне не было. Узнал Бойцова, улыбнулся ему, сочувственно кивнул: понимаю, мол, трудно, но что делать? А Леонид в ответ коротко махнул пятерней: ладно, дескать, не тревожьтесь, будет сделано.

И Строев уехал домой.

В прихожей его встретила по-праздничному нарядная жена. Разглядела, всплеснула руками:

— Боже мой, Витя, в каком ты виде? Даже сегодня!

А за столом сидели друзья Строева, как видно, не первый час. Старательно делая вид, что не замечают вошедшего хозяина дома, они обращались к его фотографии:

— Ваше здоровье, Виктор Петрович! С днем рождения!

Стало неловко. Как же это вдруг о собственном дне рождения забыл? И обрадовался: а вот друзья не забыли!..

Не только руководители приходили к градирне. Далеко за пределы ТЭЦ разносилась слава о работе коммунистов, и под вечер тянулись сюда строители: одни — поучиться, другие — полюбопытствовать.

Побывал на градирне и Тугров.

Скажи ему кто-нибудь, что он завидует Леониду, — поднял бы такого на смех: есть чему завидовать! Но душу щемило: не его, Тугрова, включили в бригаду коммунистов, а Леньку. Ясное дело, бригадирствовать там есть кому, а рядовым Тугрова поставить нельзя, это все равно что разжаловать, но вот, поди ты, щемило: без Бойцова не обошлись, без Тугрова обходятся!

— Схожу посмотрю на Леньку, — объяснял он друзьям. — Довыдвигался, добегался, своего рода человек, угодил в воду! Пойду выражу ему мое сочувствие…