Но Леониду на градирне сказал иначе: задержался, мол, а сюда дежурка позже приходит, вместе поедем домой.

— Сейчас, Арсений, еще три щита. Для ровного счета.

— Валяй, я подожду. Разве Тугров не понимает?

Но ждать в сторонке было не в его характере. Он помог Леониду взвалить на спину щит, хотя тут же подумал: «Зря сунулся, только ноги промочил». Но ведь и Ленька, и остальные весь день тут бултыхаются! И еще отметил про себя Тугров, что дежурка пришла, а никто к ней не побежал. Сознательные собрались, есть на что с интересом посмотреть…

Уже в фургоне дежурки Арсений вытащил из кармана четвертинку нагревшейся и от этого достаточно противной водки, сам пригубил и Леню заставил отхлебнуть.

— Раз уж у тебя фронт, принять сотню граммов — естественное требование обстановки, а то налицо возможность схватить простуду и воспаление. Работаете вы здесь красиво, Леня, однако… Давай я тебе анекдот расскажу: кончают ребята свою довольно среднюю школу, и учительница задает вопрос — кто кем хочет стать? Половина метит в космонавты, остальные — в инженеры и в доктора, причем лучше бы в доктора наук. А один паренек режет впрямую: хочу, говорит, в пенсионеры.

Леня громко рассмеялся, и Тугров взглянул на него в упор:

— Смешно? Да, но только на первый невнимательный взгляд. Бесконечной чередой, в поту и труде проходят молодые годы, и лишь тогда, когда нет уже у тебя особых потребностей, приходит долгожданное пенсионное обеспечение. Нет, нужно наоборот.

— Кто же тебе даст пенсию в тридцать лет? Этакому быку!

— Зачем непременно пенсию? Можно и умней. Портрет на Доске почета видал? Тугров! В газетах читал? О Тугрове! Скоро Тугрова за одну фамилию будут оплачивать по высшей марке и в президиумы сажать. А ты? Жизнь, Ленька, коротка, и зря ты суешься во все дырки. Ты на своем законном рабочем месте, не давай себе отдыха, добивайся, чтобы тебя заметили, в пример поставили, дали достойную квартиру и полное признание. А там можно и отдохнуть, не насилуя свои умственные и физические способности, все блага тебе по привычке пойдут.

— Сеня, это что же — герой на короткую дистанцию? Когда будет опыт, умение, сноровка — в кусты? Дурацкие твои речи! Да и сам ты разве так живешь?

— Так! Вот выбьюсь в самые заметные — и хватит, филонить начну, купоны буду стричь!

— Не верю, — тихо ответил Леонид. — Ты лучше.

Уезжала на сессию Марика, но столько событий происходило вокруг, что я спохватился лишь дня за два до ее отъезда. Друзья и подруги Марики, прощаясь, огорчались:

— А как же диспут о широте взглядов, о дружбе с природой, о человеке будущего? — спрашивал Леня. — Ты же сама предлагала, ты основной докладчик! Может быть, твой отъезд можно отложить?

— Ах, без тебя Арсений на мне не женится, — совсем уж нелогично сетовала Оля. — При тебе еще мог бы жениться, хоть с досады… Или ты что-нибудь придумала бы… Возвращайся скорей!

— Марика, а наше рацпредложение? Неужели ты уедешь, не дождавшись результатов?

Узнав, что Марика уезжает, Тугров собрался проводить ее до аэродрома. Но Марика обманула его, уехав вместо среды во вторник. Она опаздывала, мы едва застали ее междугородний автобус. Пользуясь исписанной конституцией вокзалов, я расцеловал ее, но сказать успел только одно: «Пиши!»

И еще смотрел вслед автобусу, когда до моего плеча дотронулся Вася Кудрин:

— Вам не на автозавод? А то садитесь, довезу. За так довезу, попутка.

Он распахнул дверцу своей новой машины с шашечками такси на боках. Был он по-прежнему круглым и румяным, как колобок, успевший уйти и от бабушки, и от дедушки. Едва набрав скорость, спросил:

— Куда же Марика уехала?

— В Ленинград, на сессию.

— Вернется?

— Да, обязательно.

И вдруг мелькнуло сомнение: вернется ли? Уж очень обстоятельно прощалась Марика со всеми.

— Слыхал я, в общежитии она живет? — не унимался Вася.

— Да, в общежитии.

— Ушла, значит? Я так и думал, молодежь теперь вся такая, никакой благодарности. А что, слыхал я, опять каких-то чертежей на заводе недостает?

— Не знаю. Проект приходит частями, но в срок.

— Зря говорить не станут. Тут всегда так, они только на людей жмут, а сами шаляй-валяй.

— Вася, кто это «они»?

— Известно кто — начальство. Им что, зарплата идет, дело чистое, ручки в брючки — и гуляй.

— Да знаешь ли ты… — У меня перехватило дыхание, но я взял себя в руки. — Ты и представить себе не можешь, какая нагрузка у этого самого «начальства»! Зачем такое нелепое разделение на «мы» и «они», словно это… — Я остановился, подбирая слова.

— Знаю, — не дождавшись конца тирады, обронил Кудрин. — Возил. И жен их, между прочим, возил, то в ателье на примерку, то на базар, за всякой овощью.

— Наверно, бывают исключения…

— А я не спорю, наверно, бывают исключения, — перевернул он мои слова и сказал примирительно: — Давайте и я взгляну, что на заводе делается, давно не был.

Мы вместе вошли в главный корпус, в первую его «треть», где уже красовался участочек конвейера с ярко-оранжевыми трубчатыми захватами — они будут нести собираемый автомобиль вдоль главного корпуса, пока машина сама не встанет на колеса. Поблескивала металлом окрасочная линия. Примерно полтора километра пройдет кузов автомобиля внутри этих камер, где операции многочисленных чисток, промывок, сушек, грунтовок и окрасок будут производиться автоматически. Поблескивали круглые, надежно остекленные иллюминаторы, необходимые для наблюдения снаружи за ходом процесса, сверкали три отсека линии, со своими мостиками и поручнями, как военные суда, готовые в любую минуту ринуться в бой.

— Да-а… — протянул Кудрин. — Вон сколько, оказывается, понаделали делов…

И вдруг у него, такого благополучного и процветающего, дрогнул голос: рядом был, а сотворено это без него!

— Я поеду, — горько сказал он, даже не стараясь бодриться. — Прощайте, клиент меня небось заждался, спешу по вызову…

А я шел дальше, шел невероятно длинным корпусом, вглядываясь в напряженные, одухотворенные лица работающих здесь людей. Может быть, и среди них еще затесался какой-нибудь стяжатель и приспособленец. Но у подавляющего большинства главное — отношение к своему труду — новое, коммунистическое.

Остальное — приложится.

Почти во всю длину корпуса бесконечным строем вставали ящики с оборудованием — в один ярус, в два, в три, с надписями на разных языках. Чем ближе к концу, тем меньше становилось смонтированных машин, тем больше нераспакованных ящиков. Но и здесь крышу над головой уже возвели, и несмотря на морозность ясного дня, в будущих цехах шасси было тепло. Фонари крыши раскладывали по готовым и неготовым полам одинаково ровные полосы мягкого света; от свежего бетона, а кое-где и от разрытой еще земли поднимался легкий туман, и пронизанная лучами солнца дымка, смягчая, стирая контуры, окончательно скрывала границы здания.

Всюду трудились люди, едва различимые в удивительных здешних масштабах: внизу, в котлованах для фундаментов оборудования, на фермах, у меня над головой, на бойких автопогрузчиках, в кабинах кранов, самосвалов, тракторов…

Лавируя между станками и фундаментами, подъехала «Волга», и вышел из нее Строев, как всегда, в ослепительно белой рубашке. Поздоровался, сказал негромко, словно выдавая секрет:

— Все время сроки кажутся фантастическими, но уже есть уверенность, что выдержать их удастся. Есть!

— Виктор Петрович, у меня к вам столько вопросов…

Он смотрит на часы: приближается «получас», выделенный Поляковым для этого цеха. Но сколько-то минут еще есть…

— Когда будет автомобиль? К столетию Ильича должны собрать. Хоть одну штуку, но по-настоящему, на конвейере! Обязаны успеть: выдал детали кузова прессовый цех, сварочный собрал «черный кузов», через месяц кузов уже пройдет окрасочную линию, месяца четыре уйдет на мотор, а там — готова автомашина!

— Стоило ли покупать технический проект заграницей? Да! Мы купили весьма прогрессивную технологию. Наш завод будет выпускать по одиннадцать автомобилей в год на каждого работающего, вдвое больше, чем на старых наших заводах. Фирма «Фиат» предоставила нам проект своего конвейера с накопителями. С тех пор как они внедрили такой у себя, их заводы работают бесперебойно. Вот смонтируем — увидите.

— Виктор Петрович, что сейчас тревожит вас больше всего?

— Головоломок много, только успевай решать… Простите!

Аудиенция закончена: минутная стрелка проскочила очередной круг, и, как говорится, «с последним коротким сигналом» машина пунктуального гендиректора появилась вдали. Строев прощается, бросая мне на ходу:

— ТЭЦ очень беспокоит, трудно будет пустить агрегаты к новому году… С жильем пока отстаем…

Разговор о строительстве жилья шел и в парткоме КГС: отставание серьезное, люди прибывают, селить негде, больше двух тысяч семей живут по общежитиям. Конечно, тут и я воспользовался случаем, чтобы привести пример Лени и Тони.

Кашунин и Суворов выслушали меня сочувственно. Суворов записал фамилию молодой пары, а Кашунин сказал:

— Досаев мне уже о них рассказывал. Пускай Бойцов зайдет.

— Он… не хочет. Говорит: «Мы еще не заслужили. А сына будем закалять».

Кашунин удивленно поднял брови:

— Ну пусть зайдет Бойцова.

Заметив кого-то на улице, быстро приоткрыл окно, крикнул: «Вячеслав Иванович, зайди-ка!..» — И снова обернулся ко мне:

— Вы вот о чем напишите — итальянцы предложили: господа, временно отсеките часть завода, не стройте ее, детали шасси пока у нас купите. Нет, говорят, такой силы, чтобы выполнить подобный объем работ за несколько месяцев. А сила нашлась, успеваем всюду, где нужно. И ТЭЦ пустим. Весь коллектив задачу понимает. Бесстрашные есть мужики — хотя бы Досаев. Как работает! Песни бы о таком писать! Послушайте, что к нам все прозаики ездят? Не знаете ли вы поэта, хоть плохонького, сюда бы заманить?