Аня была счастлива откровенно, по-детски. Она взяла в своем стройуправлении отпуск и принялась добавлять последние детальки к великолепию своей квартиры: флакончики, салфеточки, занавески…

Соседка Ремигайло уже успела переклеить обои на свой вкус: вместо старательно подобранных Аллой Борисовной и ее подругами бежевых и коричневатых, в тон полу, в одной комнате поклеила голубые, в другой — кремовые с красными розами. Ане больше нравились яркие и пестрые соседские комнаты, но что-то останавливало ее, какая-то прелесть угадывалась в строгости, заданной художниками, переклеивать обои она не стала. После их малосемейки четырехкомнатная квартира на Революционной улице была бесконечно хороша.

С утра, когда Иван уходил на работу, а дочки убегали в школу, Анна открывала двери во все комнаты, и в кухню, сама садилась посреди прихожей на стул. Если медленно поворачиваться, поочередно заглядывая в комнаты, они проходят перед тобой, как страницы сказки. И гостиная, у которой лоджия выходит во двор, на запад, и спальня, и мамина комната, и та, что отдали повзрослевшей дочке, ученице десятого класса, где лоджия выходит на восток и сейчас, утром, вовсю светит солнце.

Было и так: вернулась мать из магазина, начала искать Анну. Та сидела перед зеркалом — ведь в такой квартире самой тоже хочется быть красивой и прибранной, — а дверь ее заслонила. Мать ходила-ходила из комнаты в комнату, да как взмолится: «Анна, отзовись же, где ты есть?!».

Первые агрегаты ТЭЦ дают свет и тепло, быстро выполняются всяческие доделки-недоделки, а рядом идет монтаж новых турбин. Даже заместитель министра в свой очередной приезд говорит Кочету:

— Молодец. Дело знаешь.

— А не так давно вы меня с работы снимать собирались, — напомнил Алексей Николаевич.

— Значит, тогда было за что снимать, а сейчас есть за что хвалить.

Позади были «год земли» и «год бетона». Ленинский, семидесятый, тут называли кто «годом большого монтажа», кто «годом автомобиля». Но сколько еще нужно было сделать, чтобы лакированная коробочка «Жигулей» выкатилась из ворот главного корпуса!

На почте, в окошечке на букву «Р», мне дали письмо Марики, где коротко сообщалось, что сессия прошла благополучно, «хвосты» обрублены, но институт требует, чтобы Марика работала по специальности.

«Что же, бросить учение на полдороге? Ты сам будешь против этого. А меня принимают техником-гидрологом в экспедицию, для работы на одной из сибирских рек.

И я уеду, уеду далеко-далеко. Куда приведет меня мой путь, я не знаю, но начну оттуда, где разбился отец. Он был бы рад моему приезду, но его уже нет. Так порадуйся ты, порадуйся моим первым шагам по новой дороге.

Ты рад?»