У МОРЯ

Иду на пляж отыскивать домик Бойцовых. У дороги, за решетчатым забором, вдоль которого уже вровень с ним вытянулись молоденькие клены, — знакомый коттедж, где над крыльцом раскинула легкие ветви белая акация. Лишь однажды она расцвела осенью, не вовремя, и тогда каждое ее соцветие изумляло и радовало. Чудесны запоздалые цветы. Увы, обреченные: их настигнет зима.

Нет, сюда я заходить не буду. Зачем?

И ноги несут меня по гладкому шоссе — помнится, не было здесь такой гладкости два года назад, — а потом тропинкой вниз, под гору, с обрыва: поднятая плотиной Волга усердно обгрызает свои новые берега.

Увязая в рыхлом песке, выбрался на пляж. Передо мной ворочалось Куйбышевское море, еще не утихшее после вчерашнего шторма. В пятидесятые годы неподалеку отсюда, в местах, оказавшихся ныне на дне водохранилища, томился районный центр, неуважительно прозванный гидростроителями «ставропылью». Потом горожане перевезли отсюда свои дома в степь за приволжским бором, основав центр нового Ставрополя, ныне носящего имя Тольятти.

За наше, советское время мы так привыкли менять лицо земли, что перестали этому удивляться. И все же город Тольятти и его окрестности изумляют: тут неузнаваемо все, тут раскинулось величайшее в мире водохранилище, изменившее даже климат прибрежья. Так что не к чему и присчитывать деревянную историю Ставрополя, начинавшуюся с крепости, заложенной в 1737 году. Новая история этих мест была положена революцией, а новейшая — 21 августа 1950 года, когда Совет Министров СССР постановил:

«Построить на реке Волге в районе г. Куйбышева гидроэлектростанцию мощностью около двух миллионов киловатт… Создать строительную организацию «Куйбышевгидрострой».

Вот она, просторная водная гладь, где и волны ходят нешуточные, и дальний берег проглядывается не всюду и не всегда! Море, не зря народ наш называет свое творение «морем», пренебрегая казенным словообразованием «водохранилище». Какое уж тут «хранилище воды», когда оно живое, бурное, пенное, да еще как бы увенчано богатырской гидростанцией, торцовая стена которой гордо несет надпись:

«ВОЛЖСКАЯ ГИДРОЭЛЕКТРОСТАНЦИЯ

ИМЕНИ В. И. ЛЕНИНА

1957».

Надежно спроектированный и построенный, навсегда утвердился гидроузел на Волге.

Трудно было ее строить, один котлован чего стоил! Пекло! Все стихии бушевали в этом котловане — мороз и жара, темнота и слепящая электросварка, половодья и ледоходы. И еще стихия человеческая…

А какие выросли здесь командиры стройки, какие рядовые! Да и рядовой ли, скажем, бульдозерист Петр Досаев, Герой Социалистического Труда? Разве что гвардеец! И таких — сотни.

Нет, не случайно звалось это строительство великой стройкой коммунизма. Подлинно великой была стройка и подлинно величественна гидростанция. Работать ей на коммунизм.

А «Куйбышевгидрострой» сохранился, этот гвардейский коллектив по-прежнему строит дом за домом, завод за заводом.

Кто видел грибницу? Мы знаем грибы, срезаем их — все книги о природе требуют, чтобы мы не вырывали грибы с корнем, берегли грибницу. Гриб растет на ней, как огурец на плети, сам он всего лишь плод. А плети не видно, хотя она ветвится, расходится во все стороны.

Строители — та же грибница. «Куйбышевгидрострой», несмотря на нашу любовь к реорганизациям, уцелел. Первый его плод — Волжская ГЭС. Потом КГС вырастил два города и триста промышленных объектов. Сейчас созревал новый плод: Волжский автозавод.

Огромный объем работ? Ну что ж, примерно такой был и на гидростанции. Вдвое быстрей? Естественно! Ведь накоплен опыт, проверены люди, наготове механизмы.

Водозабор уходит глубоко под уровень моря? Кого этим удивишь! Из котлована гидростанции воду откачивали разом восемьсот мощных насосов!

Чем еще испугать? Ажурными, кружевными конструкциями? Но если пройтись вдоль улицы заводов, построенных КГС за последние годы, не может не поразить разнообразие, порой причудливость форм. За вереницей щедро остекленных, перекрытых изящными железобетонными дугами цехов одного завода стоят массивные с виду кубы соседнего. Следующий начинается хитросплетением трубопроводов, металлических ферм, эстакад… Нет, готов КГС и к конструкциям автозавода!

Когда выбирали площадку для строительства, немалую роль сыграло наличие в Тольятти орденоносного «Куйбышевгидростроя». Но было решено не допустить ни волюнтаризма, ни случайностей: чуть ли не семьдесят возможных вариантов размещения нового завода — Киев, Минск, Горький, Ярославль… — сравнивала электронно-решающая машина. И выбрала Тольятти.

Раздались протесты. Отдельные города и области настаивали: гигантское предприятие нужно строить у них, программа сравнения была составлена неполно!

Показатели лучших из площадок вновь были заложены в машину с уточнением всех получаемых выгод и убытков. Снова машина сказала: «Тольятти». И КГС со своими многочисленными субподрядными организациями развернул работы таким фронтом, что летом 1967 года, когда я впервые побывал на строительстве, за один день наш спидометр накрутил почти сто километров. Правда, тогда, хоть и наспех, я осмотрел многое. Видел, как опускается в землю железобетонный стакан водозабора — стаканчик таких размеров, что им можно было бы накрыть, например, купол Исаакиевского собора! Шагал вдоль котлованов, непривычных, невероятных размеров: поперек семь минут ходу, вдоль — почти полчаса. Меня, инженера, тогда поразила кажущаяся беспечность строителей, словно позабывших о близкой зиме: я еще не представлял себе всей мощи «Куйбышевгидростроя».

Кроме врезанных в землю гигантских котлованов будущих корпусов, отсюда уходили глубокие, как каналы, траншеи коммуникаций. Они шли на юго-запад, к водозабору, на юг — к новому городу, на юго-восток — к очистным сооружениям.

Как раз очистные были крайней точкой моего объезда. Еще открытые глазу железобетонные цилиндры и кубы попросту подавляли своими размерами.

— Успеете? — не без тревоги спрашивал я, помня о не столь уж давних временах, когда строительство отлично задуманных очистных не поспевало к пуску промышленных объектов.

— Обязательно! Торопят со всех сторон! — сказал бригадир Михаил Шунин. — Конечно, объект крупный, больше десяти миллионов рублей, тысячи кубометров железобетона… Но — не впервой!

В стареньком плаще с развевающимися полами, напряженный настолько, что даже чуть подергивалась щека, он всюду поспевал своей неровной, с хромотцой походкой. Вот взвалил на плечо ящик гвоздей, подошел к автомашине с досками, направил ее в дальний угол площадки и ящик сунул в кабину. Поспешил к бетономешалке — и как успел заметить, что там заминка? А вот его подозвал прораб, и Шунин принимает распоряжения так же уверенно, как только что отдавал. Всевидящий бригадир, всеуспевающий.

Наконец, он забежал в передвижной вагончик, присел, развернул чертеж. Вслед за бригадиром вошел и я:

— Михаил Федорович, я смотрю — вы здесь, как дома!

— Дом и есть: всю жизнь на строительстве, привык.

— А на очистных давно работаете?

— Тоже с самого начала. Сперва для кольца заводов строили, тоже огромные сооружения. Стоит сходить посмотреть — тут они, неподалеку, коллекторы идут почти параллельно автозаводскому.

Какая благородная задача — обеспечить полную механическую и биологическую очистку сточных вод, чтобы не загрязнять Волгу, не отравлять ее! Огромные средства вкладывает страна в решение этой задачи. Только зачем же тянуть трубы параллельно? Нужно будет узнать…

— Михаил Федорович, а объединить коллекторы нельзя было?

— Можно! Дешевле да и надежней. Но проект утвержден, никуда не денешься. Автозавод не захотел связываться с соседями. У тех сточные воды похитрее, синтетический каучук, всякая химия…

Да, так и есть. Автозавод не захотел связываться с химиками. Потом и Виктор Петрович Строев сказал мне:

— Нет уж, увольте!

И хотя я все равно был убежден, что очистные сооружения города Тольятти со всеми его заводами, включая автогигант, следовало кооперировать, со Строевым спорить не стал: даже я научился беречь его время.

Помню свою первую встречу с Виктором Петровичем. Тогда стройке был всего год отроду, дирекция занимала часть чужого административного здания, даже вывески еще не было. Вместо нее у подъезда стоял легковой автомобиль с отштампованной на радиаторе фирменной маркой «Fiat» — в итальянской модели кое-что менялось, велись испытания. Вокруг приземистой машины — пониже «Волги», вроде «Москвича-408», только шире и вместительней — собралась небольшая толпа, шли толки и пересуды. Тогда эта машина была еще в диковинку, и любопытство будила даже элегантная никелированная марка, укрепленная позади, возле багажника: «Жигули».

— Что, уже решено? Будет так называться?

— Может быть. Еще неизвестно. Испытываем вариант крепления марки…

На двух этажах, занятых дирекцией ВАЗа, шло ожесточенное составление спецификаций, заявок на материалы и оборудование, чертежей, графиков, пояснительных записок… В отделе оборудования тесно усаженные инженеры еще хватались за голову от расхождений между нашими и итальянскими стандартами станков, еще искали поставщиков, а в соседнем кабинете уже разрабатывалась технология работы на этих станках. Вовсю трудились начальники цехов, понемногу обраставшие персоналом, хотя сами цехи существовали пока только в воображении.

Строев рассчитывал освободиться к семнадцати часам, и я, испросив разрешения посидеть в кабинете, с интересом выслушал несколько деловых разговоров в очень разном ритме и тональности. Предельно корректный с проектировщиками, деловитый и краткий с подчиненными, со строителями Виктор Петрович становился попроще, пофамильярнее. А вот беседуя с крупным московским плановиком, он выторговывал у него дефицитные материалы на уровне матерого смекалистого купца.