Он толкнул ее обратно на кровать, так что они оказались в том же положении, что и раньше.

С одним отличием.

— Должен ли я рассказать тебе, что сделал с другими девушками, Вэл? Как они кричали? Как они умоляли? Они задавали один и тот же вопрос — почему я это делаю? Но не ты. Ты знаешь очень хорошо почему.

Лезвие пахло цветами, было испачкано пыльцой и — она сглотнула — чем-то, что могло быть старой кровью.

Вэл издала тихий звук, когда ледяное лезвие ножа скользнуло по ее ребрам. От страха у нее отяжелел мочевой пузырь и закружилась голова. Она крепко зажмурилась. Да, она знала почему.

— Покончи с этим. Пожалуйста. Что бы ты ни собирался сделать... — Лезвие ножа прижалось к ее рту, заставляя замолчать. Но не поранило.

Еще нет.

— Такая идеальная мученица.

Она собралась с духом. Нож разрезал бретельки ее лифчика. Затем она услышала, как он со стуком упал на пол, когда Гэвин швырнул его через всю комнату.

— Но тогда мы чувствуем себя наиболее живыми, когда находимся ближе всего к смерти.

Он сбросил свою куртку, рассыпав пригоршню зеленых листьев по ее распростертому телу.

— Базилик. Добавим еще немного ненависти.

Языком он обвел ее грудь, отодвигая в сторону один из листьев базилика, и ее сдавленный вздох вернул эти бледные, прикрытые веками глаза к ее лицу. Его рот сомкнулся вокруг соска, и глотание для Вэл стало невозможным, так как его язык сделал то, что раньше сделала веточка жасмина. Она уставилась в потолок, ее сердце колотилось в груди, как будто пыталось вырваться на свободу.

— Нет.

— Ты не согласна?

Он укусил.

— Или не веришь, что я могу... должен... убить тебя?

Она вздрогнула, ее мышцы напряглись, когда он проложил дорожку горячих липких поцелуев по ее коже.

— Ох, Вэл.

Он укусил ее с упреком. Не так сильно, как раньше, но все равно было больно.

— Ты недооцениваешь меня.

Его язык обвел ее ареолу.

— Всегда.

Он подул струей прохладного воздуха на ее влажную кожу, отчего по ней побежали мурашки, а затем долгим движением, которое длилось от бедра до лодыжки, снял с нее джинсы и нижнее белье, раздвинув ее ноги своим коленом. Не отрывая взгляда, он приподнял бедра, чтобы стянуть свои брюки.

Под ними на нем ничего не было.

Вэл начала кричать. Он накрыл ее рот рукой... рукой, которой прикасался к себе, — и она почувствовала, как головка его члена потерлась о внутреннюю поверхность ее бедра, оставляя за собой влажный липкий след. Она вонзила зубы в мясистый узел кожи у основания его большого пальца и сердито извивалась, пытаясь освободиться. К своему ужасу, она почувствовала, как он дернулся и напрягся.

Гэвин скользнул пальцами между ними, чтобы поиграть с кусочком плоти, который скрутил ее разум и тело одновременно. Дискомфорт превратился в мучение, с удовольствием, вспыхнувшим по краям, как шипящее пламя.

Ее бедра дернулись, и его улыбка стала кривой.

— Желтые розы, — выдавил он. — За неверность.

Он откинул бедра назад, и Вэл поняла, что он намеревался сделать, только когда Гэвин врезался в нее, разрывая, и последовавшая за этим боль затопила ее бедра, образовав колыбель огня.

Она почувствовала урчание его удовлетворения, глубокое, до самого низа живота, и впилась ногтями в ладони. Он дышал тяжелее, а зрачки его глаз расширились, отчего радужка стала черной.

— Кричи для меня, мой цветок.

Всхлипывая, задыхаясь так сильно, что едва могла говорить, она сказала ему то, что, по ее мнению, он хотел от нее. Она говорила ему, пока не охрипла.

Это ничего не изменило.

Это изменило все.