Люк
Я развил свою непрошибаемость до совершенства.
Когда Джейк, услышав, что я больше не хочу его видеть, устроил истерику, я остался невосприимчив. Когда глупым клиентам не нравилось воплощение их собственного дизайна, и они срывались на мне, я всегда сохранял полную невозмутимость.
Когда Надя попросила меня о разводе, я без заминки подписал все бумаги. Когда любовники на одну ночь упрашивали меня изменить ради них свои правила, я, не колеблясь, вышвыривал их свежеоттраханные задницы за порог.
Поэтому я решительно не понимал, почему, в таком случае, меня подвела к грани безумия ситуация с Домиником. С каждым днем я становился все злее и все сильнее хотел оторвать кому-нибудь голову.
Я сел за счета, но легче не стало. Почему, черт возьми, их требовалось оплатить прямо сейчас? А, точно. Чтобы у моих детей был свет и горячая вода.
Мне самому это было не нужно. С тех пор, как неделю назад мне показалось, что я увидел в пару душевой голубые глаза Доминика, я мылся только холодной водой.
Доминик Костиган. Или Ники.
Проклятье.
— Пап, можно я…
— Ч-черт! — Я грохнул по столу кулаком, чем испугал Мику так сильно, что он подскочил и врезался в стену моего кабинета. Его глаза округлились, и я, сосчитав до трех, процедил: — Извини. Я тут подсчитывал кое-какие цифры. — И теперь мне придется начинать все с начала, но Мика был в этом не виноват. Он по-прежнему смотрел на меня так, словно боялся, что я вцеплюсь ему в горло. — Извини, — повторил я. — Просто… плохой выдался день. Чего тебе надо?
Мика расслабился и с облегчением выдохнул.
— Скорее плохие пара недель, — пробормотал он. — Я хочу пойти в гости с Данте и поиграть с ним в Xbox. Можно?
Сегодня был День Колумба, и школьники не учились.
— Ты сделал уроки?
— Еще вчера.
— Тогда конечно, иди. Только возьми в шкафчике зонт.
— Можно, я у них и поужинаю? Данте сказал, что закажет доставку из «Пачини».
— Хорошо. Твоей сестры тоже не будет за ужином. — Она с подругой ушла в торговый центр.
— Супер, спасибо. — Он минуту смотрел на меня. — У тебя все в порядке?
Господи, видимо, я был совсем плох, раз шестнадцатилетний пацан пытался быть моим психиатром.
— Просто голова всяким забита. Все нормально.
— Окей.
Когда он направился к двери, я выпалил:
— Как Адриана? — Его подружка заботила меня мало, но я очень надеялся, что, может, он бросит мне кость и расскажет хоть что-нибудь о Доминике.
Мика медленно обернулся и приподнял бровь.
— С каких это пор тебе стало дело до Адрианы?
— Не дерзи отцу.
Он вздохнул.
— У нее, вроде, все в норме. Только отец достает. И с братом что-то не то.
У меня перехватило дыхание.
— В каком смысле не то?
— Она сказала, что когда он вернулся из армии, то поначалу все было нормально, но сейчас он снова взялся за старое. На днях пришел домой пьяным и в синяках.
Я еле сдерживался, чтобы не сорваться прямо в присутствии сына. Бедный мой Доминик…
— Паршиво.
— Угу.
— Ладно, иди.
Я помахал в сторону двери, а когда он ушел, вновь погрузился в оплату счетов. Но перед моим мысленным взором продолжало маячить лицо Доминика. Многие ветераны, вернувшись домой, подсаживались на алкоголь. У Доминика были цели, мечты. Мысль о том, что из-за моего сволочного поступка он начал пить, ранила, словно нож, в самое сердце.
Может быть, дело было и не во мне. Разве он мог прикипеть к старому ворчуну и отцу-одиночке? Ему будет лучше с кем-то другим. С ровесником, например. С кем-то менее циничным и скрытным.
В дверь постучали, и я, хмуря брови, поднял глаза. Стук повторился. Я был босиком и в домашней одежде — трениках и старой футболке, — что не располагало к приему гостей. Когда нетерпеливый ублюдок постучал в третий раз, я вышел в прихожую.
Открыв дверь, я заметил две вещи: что ливень усилился и что у меня на крыльце стоит промокший до нитки Доминик Костиган.
Его глаза гневно сверкали из-под завесы спутанных мокрых волос, а на скуле красовался поблекший синяк. Он был одет в промокшие джинсы, футболку, кроссовки с развязанными шнурками и незастегнутый дождевик.
Когда я увидел его, мне словно дали кувалдой в живот, и он добил меня, открыв рот:
— Мне просто надо узнать, что я сделал не так.
От дрожи в его голосе у меня чуть не подогнулись колени. Я взял его за дождевик, рывком затащил внутрь и закрыл дверь.
С него лились струи воды. Я обвел его невозможное состояние жестом.
— Сними одежду. Ты заливаешь мне пол. Я принесу полотенце.
Две недели назад он ответил бы шуткой или дерзкой усмешкой. Но сейчас он только крепче сжал плечи и, рассылая во все стороны брызги, потряс головой.
— Нет.
Я выгнул бровь.
— Нет? Балда, я не трахнуть тебя собираюсь, а лишь хочу поднять температуру твоего тела.
Шутка не прошла — Доминик был не в том настроении. Его глаза сузились, и я впервые увидел проблеск его темперамента, из-за которого он, вероятно, и заработал синяк на скуле.
— Сегодня ты не вправе командовать. После того, как ты безо всяких причин стал меня игнорировать — нет, извини. Я не говорю, что заслуживаю какого-то суперподробного объяснения, но на сообщения-то хотя бы можно было ответить? Что, тебе стыдно трахаться с парнем, который делает сэндвичи?
— Что? Нет…
— Или это из-за детей? Я не настаивал, чтобы ты нас познакомил, но вы сами пришли к нам в магазин. — Он стал задыхаться — у него заканчивался запал. — Или я стал слишком навязчивым? У меня почти нет друзей, и мне просто нравилось говорить с тобой, вот и все. Я не воображал, будто у нас теперь отношения.
— Боже, это здесь не при чем…
— И ты сам предложил встречаться чаще раза в неделю. Меня прежний график устраивал и…
— Господи, Доминик, дело совершенно не в этом!
— Тогда скажи, в чем, — потребовал он чуть ли криком, и его голос эхом разнесся по моему тихому дому. — Иначе я двинусь. Переживать твой внезапный игнор, знаешь ли, нелегко!
— Да разденься ты уже наконец! — схватившись за волосы, проревел я. Господи, я был на грани инфаркта. В последний раз меня вынуждали испытывать столько эмоций, когда…
Что-то мокрое и холодное ударило меня в грудь и шлепнулось на пол. Я посмотрел вниз — там лежал его скомканный дождевик. Когда я поднял глаза, он раздевался, яростно срывая одежду и вещь за вещью швыряя в меня, так что в итоге я стал таким же мокрым, как он. Наконец по полу пролетели его сброшенные кроссовки, и оставшись полностью обнаженным, он сжал кулаки.
Его ноздри раздулись, и он пошел на меня. Не зная, что он собирается сделать — избить меня или трахнуть, — я встретил его на полпути. Взялся за его щеки, потащил на себя, и наши губы слились.
Спотыкаясь, мы двинулись вбок, а когда врезались в стену, я развернулся, пришпилил Доминика к стене и поднял его, подхватив под мощные бедра.
Он обвил вокруг меня ноги, сжав меня будто в тисках. Мы поглощали друг друга, вкладывая в жадные поцелуи тысячи «я скучал по тебе». Я втирался в него, пока он, больно кусаясь, выгибал спину. Просунув между нашими бедрами руку, я приспустил свои треники и взял наши члены в кулак.
Потом чуть отодвинулся.
— Сплюнь. — Он уставился на меня расширенными зрачками, явно не понимая смысл просьбы. Я указал на наши члены и повторил: — Сплюнь.
Он опустил голову и сплюнул, не сводя с меня глаз. Смазав его слюной нашу твердую плоть, я заходил по ней кулаком, и его глаза сразу же закатились, а затылок застучал по стене. Я склонился к вене на его шее и, продолжая ласкать нас, с силой ее засосал.
— Так и не смог выбросить тебя из головы, — с горечью произнес я в его соленую кожу. — Ты был всюду — в душе, в постели, в моих гребаных снах. — Он застонал, когда я стиснул нас крепче и, просунув вторую руку подальше, пальцем нажал на его вход. — Ты скучал по вот этому? Скучал по нам?
Он издал сдавленный звук.
— Ты же знаешь, что да.
Во мне уже зарождался оргазм. Бедра Доминика задвигались в знакомом отчаянном темпе, и я понял, что он тоже близко. Когда он взорвался, то через пару движений рукой кончил и я — застонав ему в рот, пока он, задыхаясь, крутил мои волосы в кулаках.
Где-то минуту мы не шевелились, застыв у стены. Мои треники сползли до лодыжек, футболка была забрызгана спермой.
Когда Доминик отдышался, его тело сразу же напряглось. Я отпустил его ноги, но он не взглянул на меня, а, двигаясь, словно робот, сделал попытку подобрать свои вещи. Но я, распластав ладонь у него на груди, прижал его к стенке. Он вскинул голову, и его глаза снова разгневанно засверкали.
Он открыл рот, и я понял, что если не начну говорить, то потеряю его.
— Ты ничего плохого не сделал.
Его челюсть с различимым звуком закрылась.
— Слушай, давай я дам тебе какую-нибудь одежду. И мне надо сменить футболку. А после… я все объясню. Хорошо?
— Еще как объяснишь. — Вид у него был по-прежнему настороженным.
— Да, мы все обсудим.
— Ты добровольно предлагаешь по-настоящему поговорить?
Я на шаг отступил.
— Я осознаю, что мои навыки общения оставляют желать лучшего, но я все же могу их использовать, когда это становится необходимо.
— Значит, сейчас это необходимо? — Его лицо слегка посветлело.
— Да, мне необходим ты.
Доминик повращал плечами.
— Я или секс?
Я мягко толкнул его в грудь, и он вновь привалился к стене.
— Давай я сначала кое-что проясню. Если б мне нужен был только секс, то я вернулся бы в грайндр. Мне нравится с тобой трахаться, но еще нравится кормить тебя сэндвичами и читать все те глупости, которые ты присылаешь мне каждый день. Так что заткнись и дай принести тебе сухую одежду.
Он заткнулся.
Вернувшись, я застал его на том же месте — он возил по полу своей мокрой футболкой. Когда он встал, я подал ему полотенце, футболку и шорты.
— Что ты там вытирал?
— Воду. Плюс я, кажется, выстрелил чересчур далеко.
Я выгнул бровь.
— Откуда ты знаешь, что это был ты, а не я?
Он фыркнул.
— Ладно, старик. Это не соревнование.
— Не беси меня.
Мы переместились на кухню. После того, как я состряпал два сэндвича, и Доминик их умял, я прислонился к стойке и поставил его себе между ног, а он уперся кулаками в столешницу у меня по бокам.