Боковым зрением я увидел, что Люк опять набирает сына. Тыкнув в экран, он включил громкую связь, и внезапно зазвучали гудки. Я моментально выпрямился.
— Привет, пап.
— Мика! — Голос Люка сотряс кабину машины. — Ты где, черт побери?
— Э-э… в Конференц-центре Хайнса в Бостоне? — Мика издал слабый смешок. — Пап, я знаю, ты злишься…
— Злюсь? Да я в бешенстве! Что ты…
— Я уже здесь, и твои крики этого не изменят, — перебил его Мика. — Прости, что не сказал, но… Я знал, что с ней ты меня не отпустишь. А я хотел поехать, очень хотел. Ты даже не представляешь, насколько это важно для нас!
— Важно? — Люк уже в полный голос кричал. — Это всего лишь гребаный геймерский фестиваль!
— Да! Это геймерский фестиваль, а мы геймеры, и здесь наши единомышленники! Ты не играешь, поэтому тебе не понять. — Из динамика донесся долгий и судорожный вздох. — Я просто хотел, чтобы ты знал, что у нас все в порядке, и что днем в воскресенье мы вернемся домой.
— Мика…
Звонок оборвался.
— Мать твою за ногу! — Люк ударил ладонями по рулю. — Поверить не могу, что он бросил трубку!
Исходящий от него стресс уже пропитал мою кожу. Я положил руку ему на плечо и попробовал сжать, но от напряжения он был твердым, как камень.
— Он никогда в жизни не позволял себе так поступать, пока на него не стала влиять Адриана.
Я отдернул руку.
— Люк, он умный парень. И у него есть своя голова на плечах.
— Он шестнадцатилетний пацан, ослепленный длинными светлыми волосами и хорошеньким личиком. Если она ему улыбнется, то он и в кипящий вулкан за ней прыгнет. Вот, в чем здесь дело. — Люк даже не взглянул на меня, пока выпаливал свою речь. — Он знает о ее ситуации дома, знает, что она мало кому доверяет, и либо ему жалко ее, либо он ощущает себя каким-то особенным, потому что она общается с ним.
Защитная реакция, которую я подавлял в спальне, вернулась с утроенной силой.
— Вау. Так вот, почему ты со мной? Тебе меня жалко? Или ты ощущаешь себя рядом со мной каким-то особенным?
— Не передергивай. Я не о нас.
— Я знаю, ты сердишься и боишься за сына, но сестру мою не оскорбляй.
Люк стиснул руль с такой силой, что я испугался, что он погнет эту чертовую хрень.
— Ты прав. Адриана не виновата. А вот твои родители, которые не умеют решать конфликты с детьми…
И тут понеслось.
— Как я уже говорил, я и не отрицаю, что в моей семье есть проблемы. — Мой голос стал повышаться. — Но моя сестра упрямая и своевольная не всегда из-за них. Просто она независимая и хорошо знает, что ей надо, а что не надо, и сама принимает решения за себя. Да, не все из них… правильные, но знаешь ли, контролировать каждый шаг человека тоже нельзя. Так оно не работает. — Я обмяк на сиденье. — У тебя вот беспроблемные дети, и что же — Мика сбежал. И ты тоже в этом не виноват.
— А как я уже говорил, — произнес он, и его голос был холодным, как лед, — без ее влияния ничего этого не случилось бы. Я знал, что наступит тот день, когда она подобьет его на какую-нибудь дикую глупость.
Фургон, лавируя в потоке машин, набрал скорость. Ускорилось и дыхание Люка. Он был в ярости. В запредельной. А значит слышать меня больше не мог.
— Может, он и спросил бы у тебя разрешения, если бы ты не был таким суперстрогим. Ты своим детям и шагу не даешь сделать самостоятельно, вот он и отколол этот номер…
— О, теперь ты будешь учить меня, как мне воспитывать моих же детей?
Мы переступали одну черту за другой, но остановиться уже не могли.
— Может, если б ты не был настолько предвзятым…
— Это я-то предвзятый? Не веди себя так, будто я из какой-то идеальной семьи. Я знаю, что в голове Адрианы, потому что в ее возрасте был как она, только в сотню раз хуже. Я был таким, что родители наказывали своим любимым кровинушкам не приближаться ко мне. Черт, да мне даже сбегать было не надо, потому что моему деду было насрать, куда я пошел.
Я знал, что ему стоило бы посочувствовать, но никакого сочувствия не испытал.
— Но ты все превозмог и вырос вон каким человечищем. Поистине трогательная история.
— Я вырос чрезмерно опекающим, закрытым и неспособным на нормальные отношения, так что не понимаю, что ты увидел здесь трогательного. — Я закатил глаза, но он еще не закончил. — Знаешь, что? Это бессмысленный разговор, потому что виноват только я. Абсолютно во всем. Я был настолько занят тобой и попытками встроить тебя в свою жизнь, что перестал уделять внимание Мике. — Он стиснул руль так, что побелели костяшки. — Потому-то я и не позволяю себе отношений.
Во мне еще бурлил гнев, но сквозь него все равно прорвалась боль разбитого сердца.
— То есть, мы снова вернулись к тому Люку Роулингсу, который ни с кем дважды не спит. Ну зашибись. Тот Люк был чемпион. — Он продолжал сверлить взглядом дорогу, и тогда я продолжил: — Ты, видимо, потому и разграничиваешь свою жизнь. Не можешь справиться с критикой. Сразу начинаешь отгораживаться от меня.
— Да, — ответил он сипло. — Я не могу справиться с критикой. Когда мои дети попадают в беду — не могу. И именно по этой причине, я не привожу в свою семью мужчин. Они все усложняют.
Мне словно дали под дых. На огонь, который подпитывал мой темперамент, наполз лед. Я скрестил руки и перевел взгляд вперед.
— Без проблем. Когда мы вернемся, тебе больше не придется ни о чем волноваться. Я свалю с твоего горизонта.
— Отлично, — прорычал он. — Так будет лучше всего.