— Мэтисон, — с тревогой ответил я, но голос Томаса оставался спокойным, а руки по-прежнему лежали на моих плечах, не позволяя тревожным чувствам прорваться на поверхность.

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но опять закрыл его. Затем, обдумывая каждое слово, осторожно произнес:

— Вчера, когда Джо нашел тебя. Кто заговорил первым?

— Он. Он спросил, не чувствую ли я чем пахнет.

Захотелось достать каменного волка из коробочки и взглянуть на него еще раз.

Томас сделал шаг назад, опустив руки. Покачал головой. На его лице появилась легкая удивленная улыбка.

— Марк сказал, ты другой. В хорошем смысле.

— Это всего лишь я.

— Окс, до вчерашнего дня мы пятнадцать месяцев не слышали от Джо ни слова.

Деревья, птицы, солнце — все исчезло.

— Почему?

Томас грустно улыбнулся.

— Из-за жизни и всех ее ужасов. Мир может быть весьма жестоким местом.

* * *

Мир. Он может быть ужасающим, хаотичным и прекрасным.

Но жестоки в этом мире только люди.

Я слышал это, когда они оскорбляли меня за спиной.

Я слышал это, когда они делали это в лицо.

Я слышал это в хлопке двери, когда отец ушел.

Я слышал это в дрогнувшем голосе матери.

Томас не сказал мне, почему Джо не разговаривал. А я не стал спрашивать. Это было не мое дело.

Люди могут быть жестоки.

Прекрасны, но в то же время безжалостны.

Словно чему-то настолько прекрасному нельзя оставаться просто прекрасным. Оно обязательно должно быть еще жестоким и отравляющим. Это казалось сложным. Я этого не понимал.

Я не увидел жестокости, когда впервые сел за их стол. Марк занял место слева от меня, Джо справа. Еда была на тарелках, но никто не взял вилку или ложку, поэтому и я не стал. Все взгляды устремились на Томаса, сидящего во главе стола. Подул теплый ветерок. Он улыбнулся всем и начал есть.

Остальные последовали его примеру.

Коробочка с каменным волком лежала у меня на коленях.

И Джо. Джо просто без умолку тараторил: «Мне нравится, когда в фильмах все взрывается, типа бум и все такое» и «Как думаешь, что произойдет, если пускать газы на луне?», и «Однажды я съел четырнадцать тако с Картером на спор, а потом не мог пошевелиться два дня».

Он говорил:

«Мэн — это Мэн. Я скучаю по своим друзьям, но теперь у меня есть ты».

«Это даже не смешно! Я не смеюсь!»

«Можешь передать мне горчицу, пока Келли не прикончил ее всю как придурок?»

И говорил:

«Однажды мы отправились в горы и прокатились на санях».

«Я плохо играю в видеоигры, но Картер сказал, что я научусь».

«Спорим, я бегаю быстрее тебя?»

И говорил:

«Можно я расскажу тебе секрет? Временами мне снятся кошмары, которые я не могу вспомнить. А временами я помню их все».

За столом воцарилась тишина, но Джо смотрел лишь на меня.

— У меня тоже бывают кошмары. Но потом я вспоминаю, что сейчас не сплю, и плохие сны не могут добраться до меня, пока я бодрствую. Тогда мне становится лучше.

— Хорошо, — ответил он. — Хорошо.

* * *

Я сдал все экзамены. Нахер Стоунуолла Джексона.