— И поэтому вы так делаете?

Закрыв глаза, Томас улыбнулся. Я его очень забавлял. Он же приводил меня в восторг.

— Думаю, мы делаем это только потому, что нам нравится слушать наши собственные песни. Мы — самовлюбленные существа, — его улыбка слегка померкла. — Хотя иногда эти песни предназначены для того, чтобы позвать члена стаи домой. Заблудиться и потеряться, Окс, очень легко, потому что мир — огромное и жуткое место. И время от времени просто нужно напоминать о дороге домой.

После этого мы долго не разговаривали.

* * *

Я не был волком.

И не думал, что когда-нибудь им стану. Не по своей воле.

Но два члена моей стаи уже погибли.

Я запрокинул голову.

В глазах защипало.

Звезды над головой начали расплываться.

— О боже, — выдохнул я.

Прозвучало хрипло.

Я прочистил горло, когда его перехватило.

Подумал о своей матери.

Подумал о Томасе.

Сегодня я потерял их обоих.

Нужно было спеть, чтобы позвать их домой.

Так я и сделал.

Это был сдавленный звук, надтреснутый и расколотый. Вышло не очень громко, и резануло слух. Но я вложил в него все, что мог, понимая, что, возможно, не такой уж я мужчина, каким себя считал, когда щеки мои стали влажными, а дыхание сбилось в груди.

Мой вой быстро затих.

Я сделал еще один вдох.

Марк завыл вместе со мной, его голос звучал мелодично, хоть и казался убитым горем.

Картер с Келли гармонично завыли вместе с нами, вплетая свои голоса в нашу песнь.

Элизабет подхватила ее тоже, и когда мы сделали вдох, ее вой звучал высоким и протяжным. Песня изменилась из-за нее, из-за того, что она потеряла, волки взяли ее песнь и сделали ее своей, их голоса сплетались с ее голосом, октавами выше и ниже.

Я чувствовал Гордо на периферии. Чувствовал его нерешительность. Его благоговение. Его печаль. Он не выл, но его магия пела вместо него. Она таилась в земле под нами. В деревьях вокруг нас. Гордо не выл, но в этом не было необходимости. Мы все равно это чувствовали.

Джо поерзал рядом со мной.

На этот раз он обратился в волка легче, чем когда бы то ни было раньше.

Всего мгновение назад он был печальным мальчиком, потерянным и окровавленным, а теперь превратился в волка, ослепительно-белого во мраке. Он уже стал крупнее, чем был до сегодняшней ночи, а его лапы, возможно, вдвое превосходили свой первоначальный размер. Раньше он доходил мне до пояса, теперь же, вероятно, был бы выше груди, если бы я стоял. Он не был таким массивным, как отец. Да, он стал крупнее, но все еще оставался жилистым. Думаю, это изменится со временем, когда он станет старше.

Остальные ждали, пока их песни отдавались эхом и затихали в лесу.

Джо посмотрел на каждого из нас по очереди. Его глаза задержались на мне дольше всего.

Его песнь была глубже, чем когда-либо прежде. Я чувствовал каждую эмоцию (страдание, боль, любовь, о боже, почему, почему, почему), которую он вложил в нее, и это единственное, что не дало мне разлететься вдребезги.

Там, в лесу, под молодой луной и звездами, которые лгали, мы пели, чтобы позвать нашу стаю домой.

* * *

После этого события развивались стремительно.

Следующие три дня напоминали ураган, дом Беннетов наполнился людьми, которых я никогда раньше не видел. Они с Джо, Марком, Элизабет и Гордо прошли в кабинет Томаса и исчезли там на несколько часов, все волки. Они тихо шептались друг с другом, те, кого я не знал. Разглядывали меня, пока Картер и Келли, все еще в волчьем обличье, лежали, свернувшись вокруг меня, жалобно поскуливая и подергивая лапами во сне. Я не дал этим незнакомцам запугать меня. Я смотрел на них в упор в ответ.

До меня долетали лишь кусочки и обрывки информации.

Ричард ушел в подполье.

Роберта Ливингстона так и не нашли.

Как и Осмонда.

Осмонд оказался для всех полнейшей неожиданностью. Никто не предполагал, что тот способен переметнуться на другую сторону. И он тоже исчез.

Это раздражало их, всех волков. Теперь они знали, что среди них появился предатель. Особенно такой высокопоставленный, как Осмонд. Я не винил их. Но определенно не доверял ни одному незнакомцу в доме Беннетов. Сложилось такое впечатление, что им самим стало трудно доверять друг другу.

Элизабет не дала мне вернуться домой. Сказала, что это неправильно. Во всяком случае, сейчас. А может, и гораздо дольше. Я остался в комнате Джо. В его постели.

Но Джо там ни разу не ночевал.

Они обставили все, как неудачную кражу со взломом. Будто моя мама пришла домой и помешала кому-то. Разумеется, у меня имелось алиби. Я находился в семье Беннетов. Которых все уважали. Перед которыми трепетали. Горожане, возможно, и не понимали их самих, зато понимали, как те выглядят. То богатство, которое у них имелось. То, что они сделали для города.

Коронер сказал, что горло моей матери похоже перерезали каким-то зазубренным ножом.

Я ответил полиции, что у нас нет ничего подобного.

И должно быть, его принес с собой злоумышленник.

— А где же Томас? — поинтересовалась полиция.

— Уехал по делам, — ответила Элизабет. — Покинул страну. Его не будет еще несколько месяцев.

Позже станет известно, что Томас умер от сердечного приступа за границей.

Но пока что для всех он просто уехал.

— Когда он вернется? — уточнила полиция.

— Надеюсь, скоро, — сказала она.

Каким-то чудом ее голос даже не дрогнул.

Посторонние не уловили ничего необычного.

Но я смог.

* * *

Маму похоронили во вторник.

Во вторниках нет ничего особенного, просто это был первый день, когда мы смогли это сделать.

Город оплакивал ее вместе с нами.

Со мной.

Проповедник произнес умиротворяющую речь о Боге и неисповедимых путях Господних. О том, что мы можем не понимать, почему это происходит. Единственное, что в наших силах — надеяться, что все происходит не просто так.

Когда ее опустили в землю, солнце уже вовсю светило.

Стая ни на миг не покидала меня.

Джо все время держал за руку, но мы не разговаривали.

Таннер, Крис и Рико тоже пришли. Они растолкали всех, пробираясь ко мне, и даже не пытались пожать руку. Вместо этого все трое обхватили меня в крепкое объятие и держали изо всех сил. Я ощутил исходившую от них какую-то небольшую вспышку, она скользнула по коже, но быстро потерялась под тяжестью испытываемых мною эмоций.

Джесси тоже присутствовала на похоронах. Она дождалась, пока сможет встать передо мной. Прошептала что-то, чего я не запомнил. Ее губы прижались к моей щеке, нежно задержавшись там.

Джо смотрел, как Джесси сжала мою руку.

Но отвел глаза, когда она ушла.

Позже, после того, как выстоял перед очередью людей, позволяя им плакать на мне, пожимать руку и говорить, как им жаль, я стоял над ямой в земле, где лежала моя мать. Ее не станут засыпать землей, пока все не разойдутся.

Стая собралась в стороне, среди деревьев. Ожидая меня.

Это было несправедливо. Все это.

— Мне так жаль, — сказал я, вспомнив тот день, когда мы с ней лежали на спине, она была в своем красивом платье с голубыми бантами, и мы смотрели, как проплывают облака.

* * *

Томаса сожгли во вторник вечером.

Во вторниках не было ничего особенного, но мы уже похоронили мою мать в этот день, и было бы лучше покончить со всем сразу.

Те же люди, что наводнили дом в дни, последовавшие за нападением Ричарда, теперь наводнили и лес. Некоторые оставались в человеческом обличье, но большинство превратилось в волков. Как и вся моя стая, кроме меня и Гордо. Но мы шли вместе с ними, Элизабет и я по обе стороны от Джо. Остальные замыкали шествие. Я положил руку на спину Джо и держался изо всех сил.

Никто не говорил о Боге и Его неисповедимых путях. На самом деле, было практически тихо, когда мы смотрели на тело Томаса на вершине погребального костра, сооруженного на поляне в лесу. Волки собрались вокруг меня. Мои волки. Все остальные держались на расстоянии.

Именно Гордо разжег огонь.

Когда он приблизился к костру, я подумал, что Томас должно быть почувствовал его как часть стаи прежде чем испустил свой последний вздох. Почувствовал, что ведьмак наконец вернулся. Мы об этом не говорили. О том, что это значит. О том, что теперь произойдет. Я даже не пытался. Было немного неприятно, что меня не пускали в их кабинет, на те тайные встречи, но я отгонял эту мысль.

Гордо положил обе руки на погребальный костер.

Его татуировки ожили.

Он склонил голову.

Под пальцами вспыхнул огонек.

Стоило Гордо коснуться дров, как огонь тут же распространился дальше.

Я стоял и смотрел, как он горит.

После этого Джо завел песнь.

— Это называется хоровой вой, — нашептал мне Томас. — Гармония заставит любого пройдоху думать, что группа гораздо больше, чем есть на самом деле.

И так оно и было. Они звучали, словно их были сотни, а не десятки.

Гордо заглушил звук, чтобы никто в Грин-Крик ничего не узнал. Его магия была необычайно полезна, когда он не пытался отрицать свое место.

И все же мне стало интересно, слышат ли эту песнь люди в городе. Или, по крайней мере, ощутили они смену одного короля другим или нет. В конце концов, они ведь жили на этой территории.

Я почувствовал. Я чувствовал все это.

Огонь обжигал лицо.

Песни, воем звучавшие вокруг, казались громкими, как никогда.

Они опустошили меня. Сделали кожу хрупкой и туго натянутой. Превратив меня в оболочку по сравнению с тем, кем я был всего несколько дней назад. И я не имел ни малейшего понятия, чем заполнить эту пустоту. Не уверен даже существует ли вообще хоть что-нибудь, что было бы способно ее заполнить.

В конце концов огонь догорел. Пока не осталось ничего, кроме углей да пепла.

Позже он разлетится по всей территории.

А пока что волки-чужаки ушли.

Осталась только наша стая.

Мы вдыхали дым, и он заполнял наши легкие, заставляя кашлять.

Потом ушел Гордо. Спрятав руки в карманах и опустив голову.

Следующим был Марк. Он направился вглубь леса, прочь от дома Беннетов. Мы увидим его снова лишь дня через два.

Картер и Келли ушли вместе с матерью, поддерживая ее с обеих сторон, когда она вдруг споткнулась, ослабев в ногах.