— На… автовокзале? — переспросил огорошенный таким известием Алексей, внутренне холодея. Только этого не хватало. Чтобы дядя умудрился покинуть город. И где его тогда искать?

— На самом деле могло быть и хуже, — почувствовав панику в его голосе, Инна поспешила Крянева успокоить, — по крайней мере, мы знаем, что он жив. Плюс некоторая определенность появляется. Позволяющая сузить область поиска.

— Вы серьезно? — не понял Алексей; уж очень абсурдным показалось ему это утверждение. — Вы говорите, что дядя Миша собрался уезжать неведомо куда… или, скорее всего, уже уехал. И считаете, что это облегчит поиски?

— Ну почему же «неведомо куда», — дама-инфорг позволила себе легкую усмешку, как исключение из собственной доброжелательно-деловитой манеры вести разговор, — место, куда отправился ваш дядя, нетрудно предсказать. Просто исходя из особенностей заболевания… состояния, в котором он находится.

— Не просветите меня, Холмс? — попросил Крянев. В отличие от Инны, усмехнувшись невесело.

— Почему нет, — с готовностью ответила та, — знаете, в чем суть понятия «деменция». Слово происходит от латинского «mentis», что значит «ум, мышление, рассудок». А приставка «de» означает нечто обратное. Процесс, направленный на разрушение, препятствование. Применительно к нашему случаю… хм, если ребенок, подрастая, накапливает некий опыт в зависимости от условий жизни, то старик постепенно его теряет. Сначала теряются когнитивные способности… позволяющие узнавать и воспринимать нечто новое. Потом слабеют и разрушаются социально-коммуникативные навыки. И, наконец, утрачивается умение элементарно ориентироваться в пространстве. Когда зрение, слух и прочие чувства уже неэффективны. Вот тогда и наступает смерть… или состояние похуже, когда жизнь еле теплится, но человек даже моргать толком не способен.

— А попроще нельзя? — недовольно попросил Алексей. — И поконкретнее. Ближе к делу.

— Поконкретнее, — было ему ответом, — это значит, вам не стоит опасаться, что ваш дядя выкинет что-то неожиданное. Например, захочет уехать за тридевять земель. Такой поступок больше подходит какому-нибудь малолетнему сорванцу. А старые люди к неожиданностям не склонны. Я имею в виду настоящие неожиданности, не просто выходки. Напротив, круг их интересов строго ограничен… вы сами-то разве не заметили, дядю своего навещая? Ограничен и постепенно сужается. По мере утраты ментальных и физических способностей, о которых я говорила. Сужается, сужается, пока весь мир старика не сжимается в точку.

— И где эта точка… по-вашему? — все еще не понимал Крянев. — Для дяди Миши?

— У истоков, Алексей Павлович, у истоков, — молвила Инна почти торжественно, — ваш дядя пытается вернуться к истокам. Зря, что ли он заходил в то здание, где когда-то работал? То есть, где пребывал, когда был здоров, энергичен и считал себя полезным.

— А теперь…

— Он отправился к самому главному истоку. Откуда все для него началось. Туда, где ваш дядя родился — в село Локтево. Собственно, поэтому я и спрашивала вас, в том числе о его малой родине. Говорила же: любой факт может стать зацепкой.

— Локтево, значит, — Крянев вздохнул, — значит, будете искать там?

— Разумеется.

— В таком случае, — Алексей снова набрал воздуху в грудь, придавая себе храбрости, решительности и спокойствия, — можно и мне к вам присоединиться?

— Нужно, — последовал незамедлительный ответ, — то есть, конечно, участие в нашем отряде добровольное. Но вы, как родной для Рощина человек, можете сильно помочь при поиске. Незнакомых людей он может испугаться. А вас узнает… скорее всего.

— Так я и думал, что вы не просто так позвонили, — проговорил Крянев, чувствуя волнение и даже воодушевление, как всегда бывает, когда предстоит нечто новое, и в этом новом ему отведена роль отнюдь не пассивного зрителя, — не просто чтобы лекцию о старческой деменции прочитать.

— Разумеется, — не стала скрывать Инна и снова вернула голосу деловой тон. — У вас машина есть? Если нет, назовите адрес. Ближайший из поисковиков, кто на колесах, за вами заедет. И…

Она сделала паузу, чтобы особо выделить следующие свои слова:

— Оденьтесь соответственно. Непромокаемая одежда, обувь. Что-нибудь туристическое. Убор какой-нибудь головной и очки… чтобы лицо от веток защитить. И сигнальный жилет… хотя жилет вам, скорее всего, на месте выдадут.

— Зачем? — не понял Алексей.

— Неподалеку от села лес, — пояснила Инна, — ну, если Яндекс со своими картами не врет. Не исключено, что и там искать придется. Если ваш дядя в детстве любил по грибы ходить.

— Любил, — только и мог сказать Крянев, — вообще любил бродить по лесу.

Выходя из автобуса на остановку с надписью «с. Локтево», Михаил Лукич еще раз (пусть мысленно) поблагодарил доброго человека, выручившего его на автовокзале.

Едва оказавшись перед кассой, билет купить, старик узнал, что для этого нужны деньги. Что по льготной карте он может ездить разве что в черте города. А денег у Лукича с собой не оказалось. Нисколько. Как бы тщательно и отчаянно он ни перерывал карманы.

Но, должно быть, отчаяние это слишком явно читалось на его лице. Разжалобило хотя бы одного из пассажиров — стоявшего в очереди прямо за Лукичом.

— На, отец, — сказал этот добрый человек, протянув старику нужную сумму.

А тот, чуть не плача и приложив руку к сердцу, пробормотал: «Спасибо!»

Теперь между Лукичом и родным Локтево ничего не стояло. Кроме пары десятков километров пути.

Вот только… сойдя на нужной остановке и осмотревшись, Михаил Лукич очень быстро понял, что и Локтево изменилось.

В окрестностях по-прежнему зеленели луга, но им пришлось потесниться. Даже слабое стариковское зрение подметило, что, собственно, село заметно раздалось вширь.

Перемены бросались в глаза чуть ли не с каждым шагом. Пруд, где Лукич в детстве рыбачил и куда бегал с пацанами купаться, теперь исчез, засыпанный. И на его месте выросла огромная красная коробка с надписью белыми буквами «Магнит» ближе к крыше.

На заасфальтированной площади перед коробкой стояли несколько автомобилей. Время от времени из-за стеклянных дверей выходили и спешили к этим машинам люди с сумками и тележками, набитыми продуктами да всякой необходимой в быту мелочью вроде рулонов туалетной бумаги.

«Однако дефицит опять выбросили, — решил, глядя на них, Лукич, без труда определив, что в коробке размещался магазин, — странно, что так мало народу набежало».

И пошел дальше.

На пути еще увидел столб наподобие путевого или стелы, какая обычно встречает каждого въезжающего в населенный пункт. На столбе крепился щит, где на фоне примитивного изображения зеленеющего луга, леса и голубого неба, красовалась большая надпись: «Зеленые лужки». Ниже располагалась надпись поменьше: «новый загородный жилой район». И, наконец, еще ниже: «офис продаж» со стрелкой, указующей направление.

И хотя ничего покупать Лукич, разумеется, не собирался, указывала стрелка в том же направлении, куда нужно было ему. К скоплениям домов. Совпадение?..

А, собственно, дома поразили старика больше всего. Хотя, казалось бы, лимит удивлений он за этот жуткий день уже исчерпал.

Добротные, крепкие сооружения из кирпича или (судя по виду) из другого, но непременно огнеупорного материала. Никаких бревенчатых избушек. И если в том Локтево, каким оно запомнилось Лукичу, два этажа были редкостью, то среди этих новых домов одноэтажные казались нелепыми гномами, неведомо как оказавшимися в строю гренадерского полка.

Окруженные высокими, опять-таки кирпичными заборами, новые дома казались настоящими крепостями и замками. И возвышались вдоль новых же улиц — сплошь заасфальтированных и ровных, точно по линейке проведенных.

Возвышались… но теснились. С непривычной, совсем не деревенской, на взгляд Михаила Лукича, кучностью. Старик прикинул, что на площади, прежде занимаемой одним хозяйством (со всем подворьем, огородами) теперь размещалось не меньше полдесятка домов. Так что не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: жители этих хором вряд ли что-то выращивают и уж точно не держат никакой скотины. Оставалось гадать, что в таком случае их вообще погнало за город, заставляя к тому же ютиться на клочках земли.

Но не какие-то предполагаемые неудобства новых жителей Локтева волновали Михаила Лукича. Другое было важно: эти натыканные вокруг мини-замки вдоль ровненьких (но опять-таки узковатых) улиц казались ему гигантским надмогильным памятником родному селу. Всему тому, что он помнил с детских лет.

А главное: на этих узких улицах, в окружении высоких заборов и хором-новоделов Лукич не видел ничего знакомого. Ни одной хотя бы смутно знакомой постройки. И ни единого узнаваемого лица средь редких прохожих.

Где-то за высокими заборами лаяли собаки, плакали дети или играла музыка. И никому не было дела до одинокого старика. Растерянного и заплутавшего в селе, которое он когда-то истоптал на сотни раз — вдоль и поперек заодно с окрестностями.

Куда идти по ставшему чужим родному селу, Михаил Лукич не представлял. Он просто шел — как давеча по городу. Пока не вышел к противоположному краю Локтева.

Сюда любители жить как бы в сельской местности, но горожане по роду занятий, пока не добрались. Чуть ли не с облегчением Лукич встретил прежние дощатые заборы и бревенчатые избушки.

Вот только беспощадная поступь времени чувствовалась и здесь — даром, что на другой лад. Избушки чуть ли не до окон вросли в землю, заборы стояли покосившиеся, и из-за них не доносились привычные звуки села: кукареканье петуха, мычание коров, блеяние коз. Оттого и эта часть прежнего Локтева казалась мертвой. Просто этого мертвеца не успели похоронить. Не говоря уж о красивом памятнике.