Он допил свой бокал с той же решительностью, с какой Леони давеча осушила свой, и поднялся.

— Пройдемте на террасу, и я вам покажу.

Факир просмаковал последние капли вина, которым угощал его хозяин.

— Превосходный напиток, — сказал он.

— Не хотите ли съесть еще чего-нибудь? — радушно спросил Прадоне. — Нет? Хорошо. Сейчас вы увидите один из наших наблюдательных пунктов и скажете, что об этом думаете.

Он провел гостя на террасу на крыше дома. Этот дом Прадоне в свое время построил на одном из углов четырехугольника, занятого Юни-Парком, там, где бульвар Экстерьер пересекался с авеню Порт-Аржантёй. Прадоне, его дочь и мадам Пруйо занимали втроем два верхних этажа. На втором проживали Тортозы, на первом — семья Пердрикс, а на цокольном этаже размещались консьержи и временные жильцы, которые иногда останавливались в специально для этого отведенных комнатах.

— Ну, как вам? — спросил Прадоне, когда они с факиром поднялись на террасу.

Перед ними простирался Юни-Парк — сияющий, бурлящий и громогласный. Музыка, грохот и крики сливались в гул, от которого сразу закладывало уши. Над морем огней, и неподвижных, и мельтешащих, в уже сгустившихся и (следовательно) поэтических сумерках беззвучно неслись по кругу самолеты, привязанные тросами к высокому пилону. Но подспудно картина сильно напоминала кусок сыра, в котором копошились черные личинки, освещаемые светляками.

— И это все мое, — произнес Прадоне, — ну, или почти все. Во всяком случае, рулю, командую и распоряжаюсь здесь я. Не стану вас грузить статистикой, но иной день у нас бывает сто тысяч посетителей. Двадцать аттракционов принимают на себя удар этой толпы и передают друг другу эстафету, и я уже не говорю о лотереях, играх на испытание ловкости и тирах, которые сосредоточены главным образом между «Альпийской железной дорогой» и танцплощадкой, около выхода на перекресток авеню Шайо и улицы Ларм. А прямо перед нами — главные ворота, на углу бульвара Экстерьер и авеню Шайо, и если от входа повернуть направо (для нас это будет слева), то узнаете тот павильончик, который я зарезервировал для вас? Как раз напротив «Фантастического метро», там сейчас собралась толпа?

— Я узнал, — ответил Круйя-Бей.

— Ну, вот… Все это. Все это принадлежит мне. Или почти все. А ведь начинал я с нуля. Или почти с нуля — с карусели с деревянными лошадками. Вот так-то, уважаемый.

— А тот темный участок, что там?

— Где?

— Вон там… В конце этой аллеи… Как будто маленькая часовня среди деревьев.

— Ах, это… Это так. Это уже не мое. Пожалуй, мы можем спуститься вниз, если вы не против.

— О, вы занимаетесь астрономией? — спросил факир, заметив подзорную трубу, установленную на треноге.

— Ах, это? Это я иногда использую, чтобы следить, как идут дела. Кстати, хотите увидеть мадам Пруйо за кассой «Альпийской железной дороги»?

Прадоне развернул трубу. Факир прильнул к окуляру.

— Она в самом деле там, — учтиво подтвердил он.

Прадоне в свою очередь наклонился к трубе.

— Ох уж эта Леони, — пробормотал он. — На посту как штык, хотя сегодня вечером в такой меланхолии. А виноват во всем этот ваш Жожо, — прибавил он, повернувшись к факиру.

— Но ведь она сама завела об этом речь. Я бы никогда…

— Что правда, то правда. Какие они все-таки странные создания — женщины. Все у них не так, как у людей. Там, где у нас, мужчин, все идет как по маслу, у них всегда случается какой-нибудь затык. Но надо заметить, что их регулы играют здесь не последнюю роль — заволакивают им мозги, потому что есть прямая связь между тем и тем, точно вам говорю. Да вы наверняка и сами это знаете: чтобы проделывать ваши трюки, вы должны были хорошо изучить, как устроено человеческое тело.

Говоря это, Прадоне водил своей трубой то туда, то сюда.

— О! Хотите увидеть мою дочь?

Факир прильнул к окуляру.

— Она в самом деле там, — учтиво подтвердил он.

Прадоне в свою очередь склонился к трубе.

— За ней нужен глаз да глаз, — сказал он. — Вообразите себе: вчера она все бросила и отправилась кататься на бамперных машинках с каким-то хлыщом. Удивляюсь, чем он мог ее прельстить. Эта девица не слишком разборчива, что уж тут, но ведь есть еще и работа. Нельзя вот так бросать свой тир. Ну а я давно не обманываюсь: моя дочка не особенно дорожится. Такие уж нынче времена, и все газеты об этом пишут.

Прадоне вздохнул и перевел трубу в другую сторону.

— А теперь осмотрим входы, — сказал он. — Проверим, все ли там идет как надо.

— Давайте, — согласился факир, которому уже изрядно надоела эта паркоскопия.

Прадоне прильнул к окуляру.

— Отлично, наплыв хороший. Погодите-ка…

— Что-то не так? — спросил Круйя-Бей.

— Ну и ну, да это же тот самый прохвост…

Не разгибая спины, Прадоне обернулся к факиру.

— Там тот парень, который вчера сбил с панталыку мою дочь и который потом — надо вам об этом рассказать — который потом наехал на меня машинкой, так что я вверх тормашками опрокинулся внутрь. Будь на моем месте кто-нибудь другой, я бы нашел эту шутку забавной. Парень работал во «Дворце веселья», но после той истории его, натурально, вышвырнули за дверь. А теперь я вижу, как он входит в Парк. Он даже заплатил за вход: я заметил, как он убирает свой билет. Он как раз остановился перед вашей афишей.

Прадоне снова повернулся к окуляру.

— Черт! — раздался его крик. — Он исчез!

И Прадоне принялся искать своего знакомца, водя подзорной трубой в разные стороны. Наконец он его обнаружил.

— Ага, вот он! Возле «Большой зеленой змеи». Хотя нет, там он не задержался. Сейчас он идет вдоль танцплощадки, но явно не собирается заходить. Да, точно, прошел мимо. Теперь он около одной из лотерей, как будто бы собирается сыграть… Но нет, он просто смотрит, как вращается барабан. Все, насмотрелся, уходит. Теперь он около «Спящей красавицы». Кстати, этот аттракцион придумал Пруйо. Там, знаете ли, женщина, она лежит на кровати, и за двадцать су каждый может выстрелить в мишень, и если попадет в яблочко, кровать опрокидывается и куколка падает на землю. Ну, а она, как вы понимаете, без всего. Такие аттракционы пользуются большой популярностью. Он отнюдь не был дураком, наш Пруйо. Но мой голубчик идет дальше. Знаю-знаю, куда он идет, мой голубчик. Ну конечно. Как я и говорил. Опять подбивает клинья к моей дочери. Ну что за наглец! Интересно, о чем это он ей заливает?..

— Это не слишком назойливо с моей стороны: прийти немного поболтать с вами? — спросил Пьеро у Ивонн.

— Ну что вы, конечно нет, — ответила Ивонн. — Напротив, это очень любезно — навестить меня.

— У вас не было неприятностей после вчерашнего?

— Обычный нагоняй, главным образом за то, что я бросила тир.

— А вы в самом деле дочка большого босса?

— И что с того?

— Ну-у-у, — протянул Пьеро, — это что-нибудь да значит.

— Ах, да ладно вам. Я же не могла возникнуть сама по себе.

— И вы здесь работаете?

— Приходится. Таков порядок. Да мне не в тягость. Я вижу людей. И это способствует моему образоваааанию.

— Вы, оказывается, шутница. А с первого взгляда не скажешь.

— Что это, сегодня у вас брюзгливое настроение?

— Да, мне теперь не до веселья. Мне отказали от места. Я снова безработный.

— Бедняжка. Вас выставили за дверь, это жестоко.

— Еще бы! А у вас правда не было неприятностей?

— Нет, как видите.

— Большой сегодня наплыв?

— Так себе, не особенно.

К стенду приблизилась компания мальчишек.

— Подходите, не раздумывайте, — окликнул их Пьеро. — Сорок су за двадцать пять патронов, и почувствуете себя в Чикаго. Заодно перед войной потренируетесь. Не упустите, парни, уникальная возможность.

Один из подростков принялся выбивать мишень, а тем временем Ивонн и Пьеро продолжили беседу.

— У вашего папы довольно грозный вид, — сказал Пьеро.

— Вы считаете? По мне, так он совсем не злобный. Просто не надо противоречить ему, когда он командует.

— Ну, допустим. А вот та дама, что была с ним, должно быть не слишком покладистая. Она явно была очень недовольна.

— Даже если так, какое вам до этого дело?

— Нет, что вы, никакого. Я просто болтаю.

— Давайте поболтаем на более приятную тему.

— Примите мои извинения.

— Извинения приняты; проехали.

Мальчишка разделался со своей мишенью, и Ивонн отвлеклась, чтобы ее заменить.

— Не очень славно, старик, — сказал Пьеро. — Попробуй-ка еще разок.

Юнец не заставил себя уговаривать, и снова защелкали выстрелы.

— Почему бы нам не встретиться в более спокойной обстановке? — спросил Пьеро у Ивонн. — На днях, например?

— Это не так просто. Всю вторую половину дня я работаю здесь.

— А после?

— Не слишком ли вы торопитесь?

— Тогда когда? Утром?

— Возможно.

— Где?

— Погодите, не так быстро.

— Значит, вы не хотите?

— Я же вам сказала: возможно, утром.

— Где?

— Иногда в одиннадцать часов я прохожу по улице Ларм. Но не ждите меня долго. Если я не появлюсь, значит, я не смогла.

— И где находится эта улица Ларм?

— Это улочка позади парка, между малыми воротами и авеню Порт-Аржантёй.

— А вы будете там завтра?

— Возможно.

— Я приду.

Обойма закончилась. Ивонн пошла достать новую мишень. Пьеро вдруг почувствовал, что у него выросли крылья: это два молодца подхватили его под руки и повлекли к выходу с такой скоростью, что его каблуки почти не касались земли, и с такой виртуозной ловкостью, что никто не заметил его исчезновения. Около кассы ожидали еще двое; они свысока поглядели на Пьеро, после чего прозвучала следующая реплика:

— Ну что, ты запомнил его портрет? Хорошо запомнил? Чтобы больше он сюда не вошел!

И они вчетвером вытолкали Пьеро во тьму.

— Чистая работа, — произнес Прадоне, наблюдавший всю сцену с высоты своей террасы. — Видели, как я все это проделал? Один звонок по телефону, и хоп! — возмутитель спокойствия удален без пыли и шума. Организация — это главное. Вы согласны?

— Впечатляет, — подтвердил факир.

— Бедный малый, — продолжил Прадоне. — Вот уж кому не везет, так не везет. А нечего будоражить персонал во время работы. У Ивонн есть чем заняться, кроме как слушать его комплименты. Если ты неудачник, это сразу видно. Например, сегодня он вполне мог бы остаться незамеченным. Так нет ведь! Надо было ему попасться на глаза, и кому — опять же мне! Вы верите в судьбу, господин Муйеманш? Ведь вам известно столько хитростей!