Глава 4

Спустя три дня Мари умерла.

На кладбище, под дождём, мы провожали её в последний путь. Я дословно запомнил речь священника. "Когда мы умираем, мы забираем себя и чужие слова туда , где хранится Идеал Мира. Там мы абсолютно свободны от этих слов, и они копятся, хотя сказавший их ещё живёт на земле. Говорите добрые слова, и тогда ваша копилка оправдает ваш жизненный путь". Речь пастора носила евангельский характер, была сплошь умаслена цитатами из Священного Писания.

Анн не была сломана утратой, но что-то в ней изменилось. Через три дня она призналась мне в любви. Я попросил её подождать, ведь я любил Мари. Анн погрустнела, приосунулась. Голос её стал вязок, ершист. Она плохо управляла речью. Её белокурые волосы стали ломки. Волосы, утратившие спокойствие. Женское тело, застывшее в ожидании.

Чтобы выйти из ступора, а попросил Анн съездить со мной в Швейцарию, посмотреть Альпы и освободится от горя. Анн охотно согласилась и повеселела. Маргарет мы взяли собой. В Берне была отвратительно мерзкая погода, дул холодный ветер, промозглый, проникающий прямо в душу. Мы бродили вдоль холмов, одетые как по зиме. Иногда я зарисовывал в блокнот очертания вершин, наскоро, но без помарок. Анн слышала музыку. Ей нравился Паганини и Крейслер.

С церкви мы молились о душе новопреставленной. Добрые католики вторили нам со всем религиозным пафосом. Вообще, церковь вызывала у меня чувство страха. Магия была ближе мне как язычнику. Все эти "рабы Божие" вызывали негодование во мне. Я мнил себя свободным от всего, даже от собственных мыслей. Я хотел делать что хотел. Поэтому я быстро сдался Анн, и мы обвенчались. Язычество моё обрело оттенки внутреннего пространства, куда Христу путь воспрещён. Только внешнее ещё было отдано церковным законам.

Вернувшись из путешествия, я отдался политической деятельности и журналистике. Анн рисовала ночи напролёт, я был её одновременно учителем, и учеником. Она делала все правильно, её черты работы отражали её твёрдый и сильный внутренний мир. Мари была слабее её. В музыке Анн черпала сюжеты своих рисунков. Особенно ей нравилась китайские иероглифы, японская каллиграфия. Дети были излюбленной темой. Анн хотела родить мне ребёнка и мы очень преуспели в этом, и в конце марта мы стали счастливыми родителями кучерявой малышки по имени Джеси.

В политике я также преуспел: меня наконец-то выбрали в парламент. В апреле я три раза посещал Лондон. В Тауэре я взял на память камешек, даже больше для магических практик. Там же познакомился с древней старухой еврейской национальности по имена Раиса. Она была из России. Я полюбил её всем сердцем и взял к себе во Францию. Пусть она растит моих детей, решил я. Раиса обучала их английскому и латыни. Она кое чему научила и меня в магике. Моя магика разрослась до манеры Мастера. В мае меня посвятили именно в Мастеры за выдающиеся заслуги.

"Ты Мастер?"

"Я Мастер".

"Ты веришь в Бога?"

"Бог верит в меня"

"Ты веришь в братство?"

"Брат верит в меня"

"Ты доверяешь женщине?"

"Я доверяю только Великому Архитектору".

... Я и братья-масоны. Серьёзные лица, серьёзные одеяния.

"Ты восприимчив к злу. Меньше полагайся только на добро. Из зла выходят занимательные кирпичики для строительства личности и характер. Брат Евсей, будь осторожен с Добром. Чистое Добро убивает всё человеческое".

"Брат Евсей, держись подальше от служения Женщине. Ты должен соблюдать безбрачие в постели, только ласки разрешены ученику. Тем более Всевышний подарил тебе ребёнка, так что путь твой необходимо самоутверждать на основе служения Братству, но не влагалищу".

"Ты Мастер?"

"Я путь".

"Ты веришь в Бога?"

"Я верю в путь"

"Ты веришь в Братство?"

"Братство дало мне путь"

"Ты доверяешь Женщине?"

"Я родил Путь, Путь мой закон".

Анн мы посвятили в Женское Братство звезды Северной. Счастью её не было пределов. Мы забыли про секс, иногда предаваясь умопомрачительны ласкам. Я научился доводить её до оргазма только манипуляциями языка, когда она лежала на животе. широко раздвинув ноги. её тело было превосходным аккумулятором сексуальной силы. ею она делилась и со мной посредством оральных ласк.

Прогуливаясь по лесу, мы держались за руки и смотрели в небо. На Анн было лёгкое платье. Мне захотелось её приласкать прямо у дерева. Я находил её тело священным сосудом, который необходимо наполнять раз от разу со всем уважением к его происхождению.

- Анн, скажи для чего мы приходим в этот мир?

- Чтобы собирать чужие мысли, копить их, строить из них воздушные замки.

- Но эти воздушные замки легко разрушаются.

- Они разрушаются по очереди. Одни рушатся, но на смену им приходят другие.

- Разве можно всегда жить чужими мыслями?

- Чужие мысли рождают наши собственные.

- Магика способна утроить продолжительность нашей жизни?

- Магика для этого и приходит в нашу жизнь, что увеличивать и улучшать нашу жизнь.

- Женщина способна дарить радость только даже своим присутствием?

- Она сама есть уже радость и путь.

Вскоре моя газета начала проводить антиправительственную кампанию. Мы критиковали жадность и скупость власть предержащих, их устремлённость подминать под себя свободу, равенство и братство. Братья каменщики всегда выступали против попраний гражданских свобод. Я был вынужден бросить семью на произвол судьбы и скрыться в Персии.

В Иране я познакомился с Джоан. Она была низенького роста, роза дикого сада.

Всё в тебе необычно,

Всё в тебе совершенно,

Сказка моя отличная

От дикого прошлого моего.

В первый же день знакомства мы легки в постель и предались безумной любовной страсти. Через два месяца Джоан забеременела.

"Брат Евсей, не должно тебе иметь двух женщин!"

"Прости, брат, но это мой путь"

"Тогда ты будешь изгнан из Братства и падут на тебя вме проклятия".

И они действительно пали: от чахотки умерла малышка Джеси. Моему горю не было предела. Тогда я стал писать философский трактат "Змея тлена".

" Мы теряем то, что способны потерять. Если ты ни к чему не привязать, то и терять нечего. Будь свободен от привязываний, будь даже свободен от самого себя".

Где ты была, когда пылала Троя,

Которой боги не дали защиты?

Ужели снова твой приют — земля?

Ты позабыла ль юного героя,

Матросов, тирский пурпур корабля,

Насмешливые взоры Афродиты?

Тебя ли не узнать, — звездою новой

Сверкаешь в серебристой тишине,

Не ты ль склонила Древний Мир к войне,

К её пучине мрачной и багровой?

Ты ль управляла огненной луной?

В Сидоне дивном — был твой лучший храм;

Там солнечно, там синева безбрежна;

Под сеткой полога златою, там

Младая дева полотно прилежно

Ткала тебе, превозмогая зной,

Пока к щекам не подступала страсть,

Веля устам соленым — что есть силы

К устам скитальца кипрского припасть,

Пришедшего от Кальпы и Абилы.

Елена — ты; я тайну эту выдам!

Погублен юный Сарпедон тобою,

Мемнона войско — в честь тебя мертво;

И златошлемный рвался Гектор к бою

Жестокому — с безжалостным Пелидом

В последний год плененья твоего!

Зрю: снова строй героев Илиона

Просторы асфоделей затоптал,

Доспехов призрачных блестит металл, —

Ты — снова символ, как во время оно.

Скажи, где берегла тебя судьба:

Ужель в краю Калипсо, вечно спящем,

Где звон косы не возвестит рассвета,

Но травы рослые подобны чащам,

Где зрит пастух несжатые хлеба,

До дней последних увяданья лета?

В летейский ли погружена ручей,

Иль не желаешь ты забыть вовеки

Треск преломления копий, звон мечей

И клич, с которым шли на приступ греки?

Нет, ты спала, сокрытая под своды

Холма, объемлющего храм пустой —

Совместно с ней, Венерой Эрицина,

Владычицей развенчанною, той

Пред чьей гробницею молчат едино

Коленопреклоненные народы;

Обретшей не мгновенье наслажденья

Любовного, но только боль, но меч,

Затем, чтоб сердце надвое рассечь;

Изведавшей тоску деторожденья.

В твоей ладони — пища лотофага,

Но до приятья дара забытья

Позволь земным воспользоваться даром;

Во мне еще не родилась отвага

Вручить мой гимн серебряным фанфарам;

Столь тайна ослепительна твоя,

Столь колесо Любви страшит, Елена,

Что петь — надежды нет; и потому

Позволь придти ко храму твоему,

И благодарно преклонить колена.

Увы, не для тебя судьба земная,

Покинув персти горестное лоно,

Гонима ветром и полярной мглой,

Лети над миром, вечно вспоминая

Усладу Левки, всей любви былой

И свежесть алых уст Эвфориона;

Не зреть мне больше твоего лица,

Мне жить в саду, где душно и тлетворно,

Пока не будет пройден до конца

Мой путь страдания в венке из тёрна.

Елена, о Елена! Лишь чуть-чуть

Помедли, задержись со мною рядом,

Рассвет так близок — но тебя зову!..

Своей улыбке разреши блеснуть,

Клянусь чем хочешь — Раем или Адом —

Служу тебе — живому божеству!

Нет для светил небесных высшей доли,

Тебя иным богам не обороть:

Бесплотный дух любви, обретший плоть,

Блистающий на радостном престоле!

Так не рождались жены никогда!

Морская глубь дала тебе рожденье,

И первых вод серебряную пену!

Явилась ты — и вспыхнула звезда

С Востока, тьме ночной придя на смену,

И пастуху внушила пробужденье.

Ты не умрёшь: В Египте ни одна

Змея метнуться не дерзнет во мраке,

И не осмелятся ночные маки

Служить предвестьем гибельного сна.

Любви неосквернимая лилея!

Слоновой кости башня! Роза страсти!

Ты низошла рассеять нашу тьму —

Мы, что в сетях Судьбы, живем, дряхлея,

Мы, у всемирной похоти во власти,

Бесцельно бродим мы в пустом дому,

Однако жаждем так же, как и встарь,

Избыв пустого времени отраву,

Увидеть снова твой живой алтарь

И твоего очарованья славу.

Оскар Уайльд "Новая Елена"

Перевод: Е. В. Витковского