Глава 5

Черты лица Анн пострашнели, она стала выглядеть как баба Яга, костяная нога. Я включил свою магию на все обороты, пытаясь вытащить её из могилы, где землянистые черви грызут человеческую плоть, лопающуюся под их остренькими зубками.

Магия, как пишет Елена Петровна Блаватская, есть первое и чуда чудес. Я убедился в этом сам: в моей возлюбленной затеплелась жизнь. Я вообще человек ранимый, не знаю что бы я делал оставшись один. Может, покончил жизнь самоубийством? Но самоубийство для меня ещё страшнее смерти. Нет, я бы ещё барахтался на поверхности моря жизни, пока не принял вид бомжа из касты неприкасаемых.

Вернувшись к жизни, Анн занялась рукоделием. Иногда мы занимались с ней близостью, но она была как бревно. Раньше она была как огонь, однако это было в прошлом. По-видимому, она боялась забеременеть, и родить ещё одного потенциального трупа. Это всё из области психологии. Тонкая сфера жизни женщины, ранимой и раненой.

В политике я достиг значительных успехов: меня избрали спикером парламента. Я стал поздно возращаться в свой домашний очаг, и Анн загрустила. Она потолстела, стала есть много мучного и сладкого. Некоторый блеск в глазах всё же появился и спустя месяц. Интимные игры обрели интересное звучание. Пополневшей она мне нравилась больше, это имело смысл лично для меня ласкать полное жизни тело, а не высушенные кости.

Спикер парламента, как же это сладко звучит! С-п-и-к-е-р, как это мощно - как стихийное бедствие. Здесь стоит такой шум, политика вообще дело шумное, как те самые трупные черви, грызущие плоть. Политик грызёт плоть действительности, которая резко отличается от идеала. Анн тоже не была илеалом, но я Женщину возношу на пъедестал. Я обожествляю Её, делаю объектом поклонения. Даже парламентские схватки не убили во мне не на йоту это самое поклонение. Я стал только мудрее и возвышеннее. Жаль, Мари не было рядом, и Джесси. Какая была бы у меня обширная семья. Целый клан, кае у итальянцев.

Вскоре я стал принимать участие в парламентских оргиях. В зал зоводился чёрный козёл и все начинали ему поклоняться. Этот Зверь 666 вызывал древний инстинкт страха и уважения. Один из парламентариев даже разделся донага и был облит козлиной мочой прямо в рот и на всё тело. Я пылал древним ужасом. Затем вошли молодые проститутки и блуд взыграл в чреслах. Кое-где творилось и мужеложество. Старый с молодым, толстый с худым. Это было логово Сатаны посреди островка высшего мира власть имеющих.

Чем отличаются каннбализм по плоти и по духу? Ничем. Убивающие душу намного зверее и азартнее. Они мчится на дьявольском экспрессе и выкидывают за борт всех кто им наскучил. У них нет ни грамма жалости к тебе. Если бы я восстал против них, участь моя была бы обречена на казнь, мучительную и ужасную. Я бы весь истекал кровью, молил и пощаде. Некая Анна Болейн, попавшая в мясорубку государственной машины. Страшная участь одиночки. Легче сойти с ума, чем перенести это самим собой.

Анн потребовала привести её туда. Я даже не подозревал что эти оргии найдут свой отзыв в её душе. В её уже навсегда падшей душе великой смрадной грешницы. Что она там только не вытворяла, моя Анн. Родившая мне дитя и отдавшая его на алтарь жертвоприношения. Я потерял сознание. Мне впрыснули героин, сделав меня наркоманом. Один ужас пришёл на смену другого. Наркотики дали мне энергию, дали силу магии. Но они и забрали мою свободу и заменили жизнь существованием.

Чтобы вылечить астму, мы с Арн укатили в Финляндию, оставив Маргарет подруге нашей семьи. Маргарет заметно вытянулась, стала капризной. Ей нравилось полусырое мясо, гранатовый сок и писать в постель. В Финляндии я отдыхал от неё. Здесь мы зачали ещё одну девочку. Мы знали что будет девочка и даже приготовили ей имя Мари, в честь сами знаете кого. Анн тяжело переносила беременность. Постоянный токсикоз, рвота. Я немного поуменьшил дозу наркотиков. Обдумывающий свою пропащую жизнь наркоман. Видела бы меня моя мать. Это было ужасно правдоподобно, если иметь ввиду падшую душу.

Много написано томов и неисчислимое количество страниц про богооставленичество. Это когда человек сознательно оставил Бога. Зачем мне Бог, если я сам есть бог? Человек сознательно ставит себя на краю бездны. Бездна ужасна и близка, хотя сам человек и ге чувствует как безрассудно он поступает. Власть может затмить глаза, и так оно часто и бывает. Тоже самое произошло и со мной. Власть затмила мои глаза безумством. В закрытом от глаз людских парламенте и частных виллах мы творили настоящий сатанизм. Сколько боли сейчас во мне, когда я это всё вспоминаю. Тогда я этого ничего не понимал, мне было всё равно.

Тогда я опять задумался о том чтобы покончить с собой. Я был больной одиночка, Анн уже в открытую изменяла мне с моим заместителем. Хаггет был тот ещё ёж. Всегда с щетиной, он охотился за женщинами, собирая коллекцию и разбивая семьи. Есть такой типаж людей. Они идут по головам имея целью похоронить всё живое вокруг себя. Выжигатели жизни. Это самые циничные и подлые людишки, и французский парламент, как и английский, и любой другой прямо кишил ими. Я оставил должность спикера и уехал навсегда от Анн в Берлин. Немецкая зима благожелательно сказалась на мне: я наконец-то стал срать по ночам и физически окреп, и завязал с наркотиками. Про Анн я даже не вспоминал, у меня появилась другая женщина. С Терезой я познакомился на скачках. Миловидная, обаятельная. Она сама заговорила со мной. Её голос был необычно тонок и радостей. Это была женщина-праздник.

Мы с ней объедались грибами и майонезом, она любила русский борщ и прозу Владимира Набокова. Я тоже стал писать, но пока в стол. Я сочинил повесть "Весёлая трагедия", три раза редактировал и всё же отнёс в редакцию "Берлинской городской". Мне позвонил герр Штраз, сказал что лучше чещи моей ещё не встречал. Тереза и я радовались шампанским. Я признался Терезе в любви. В третий раз в жизни. Много это или мало, искренне или нет, решать вам, но тогда я был весь заворожён ею, она стала моим причалом. Тереза забеременела летом. Я в четвёртый раз должен был стать отцом. Это впервые должен быть был мальчик, мой наследник.