Родня, наверное, уже заметила моё исчезновение. Сходят там с ума от беспокойства. Думают, что меня похитили и моё безжизненное тело уже валяется в какой-нибудь канаве, как это было с…
Нет.
Нельзя об этом думать.
Я продолжала идти, но снова и снова упёрлась в лес. Почему-то я всё ещё петляла. В какую бы сторону ни пошла, приходилось возвращаться.
Горло как будто сдавила невидимая рука, разум затуманился, вена на шее начала пульсировать, а ладони вспотели.
— Это просто нелепо, — произнесла я вслух, чтобы разрядить тишину. — Ты же не боишься темноты. Здесь нет ничего такого, чего бы ты не видела при свете дня.
Теоретически.
А на деле…
— Спасите, — пропищала я, не решаясь кричать. Возможно, меня кто-нибудь услышит и спасёт от бесцельного блуждания.
Но а вдруг я привлеку внимание кого-то опасного? Ну уж нет.
Я стиснула зубы и побрела дальше. Когда от напряжения и усталости коленки задрожали так, что идти стало невозможно, я присела к земле и уткнулась лицом в ладони.
Замереть даже на мгновение в полном одиночестве — достаточно долго, чтобы собраться с мыслями и перевести дух.
Я сосредоточилась на дыхании, выравнивая судорожные вдохи и выдохи. Ветер играл с упавшими листьями, поднимая их с земли, внушая моему пугливому разуму, якобы я слышу шаги в темноте. Но я же знала, что здесь нет никого, кроме меня.
Наконец, мне удалось достаточно успокоиться, чтобы предпринять ещё одну попытку выйти из чащи. Я убрала руки от лица…
И увидела, что кто-то присел передо мной.