– Послушание – мать благочестия. Назначу послушание братика такого вот маленького любви научить телесной, которая тоже от Госпожи Божи, когда с молитвою – будешь слушаться.

– Буду.

– Да я и не спрашиваю. Будешь, само собой. Корысть свою растопчешь, потому что лишнее перед Госпожой Божей земное имение, неправедно нажитое.

– Лишнее... неправедно...

– Как звали тебя в мерзком мире?

– Елена Павловна.

– Это второе имя позорное забудь навсегда! От мужской обманной власти оно дается! Твою мать как звали?

– Надеждой Петровной.

– Опять ты, тьфу, Петровну эту рабскую мужскую поминаешь! Надежда. Значит была ты в миру Елена Надеждиевна. А будешь теперь сестра Эмилия.

– Как прекрасно: Эмилия. Я – Эмилия.

– Ты еще не Эмилия. Ты мирская мерзавка Елена пока. Вокрещу вот тебя, тогда и станешь Эмилией. Ну что, братик Валерик?

– Гладко стало, Свами.

– Где гладко, там и сладко. Дай ей братское целование перед крестом.

– Святые вы, – простонала Елена, больше не Павловна. Мальчик сладкий.

Соня подняла Елену с кресла, направила.

Все пришли за ними в молельню. Соня подвела Елену к памятному Клаве нарисованному на стене кресту, затянула петлями руки и ноги.

– Кем ты была в мерзком мире, грешная Елена Надеждиевна? – поинтересовалась Свами.

– Преподавала я. Доцентом философии.

– Философия от слова «Фи»! – засмеялась Соня.

– Нет больше Елены, зачатой в грехе мерзким Павлом, доцентки божемерзкой философии! – загремела Свами. – Сжигается память о ней.

И помазала нужные точки кисточкой из знакомого Клаве синего флакона.

Все запели:

«Для спасения нас всех, чтобы смыть адамов грех...»

– Жжет? – осведомилась Свами через необходимое время.

– Жжет, сладкая Свами!

– Огнем горит?

– Горит, горит, сладкая Свами!

– Вот и хорошо. Это годы твои грешные сгорают. Повторяй громко: «Госпожа Божа, помилуй мя!»

Клава смотрела с превосходством посвященной на крестные муки этой недавно такой важной женщины. Доцентки, а не женщины! Квартира, наверное, не хуже чем у Наташи и муж профессор. Так мало ей всего, еще и измывалась, двойки ставила, кому хотела, воображала из себя – и вот... Госпожа Божа предел положила.

Эта доцентка давно трачена червем, конечно, значит, хоть и станет сестрой, не бывать ей весталкой действенной, не воплощаться в Дочу Божу.

А ее, Клаву, Госпожа Божа очень любит. Поэтому привела сюда, поэтому включила ей дивные Голоса, открыла дар говорить рифмами. И спасет, приведет в свои светлые сады, когда погибнут все неверные белые обезьяны.

– Ой, горит!! Ой бо-ольно!! – закричала сестра Эмилия.

– Много грешила, вот и горит по грехам твоим. А стерпеть придется – назад с креста хода нет, – загремела Свами.

Распятая дергалась, но держали петли затянутые умело.

Назад с креста хода не было.

В воскресенье с утра в корабле поднялась сдержанная суета.

– Общее собрание, не забудьте, сестры, – объявила Свами. – Радоваться, трапезоваться – в темпе, в темпе! Не копаться, прости Божа.

Но сестры и так не копались.

– Сюда все придут? – наивно спросила Клава.

– Ты что?! Куда ж их столько сюда? С ладей наших и то сестер двести! А попутчиц с попутчиками и не считал никто. Да и нельзя таких пускать в корабль. Сюда только верным вход. А для общих собраний мы ДК Водных путей снимаем.

Братец Толик наконец заживил свой терпеливый задок и не отходил от Сони. Та похлопала его:

– Ну что, булочки только румяней и круглей после хорошей порки? Можешь братское целование дать, так и быть, – и плащ приоткрыла приветливо.

Но всё в спешке, на бегу.

Для верных к одиннадцати поданы были автобусы.

Ко входу в ДК заметно шел народ. Под колоннами стояли и ненавистники с плакатами:

ДОЛОЙ ДЕТЕЙ САТАНЫ!

МАСОНСКИХ ВЫРОДКОВ – ВОН СО СВЯТОЙ РУСИ!

ОДУМАЙТЕСЬ, ПОКАЙТЕСЬ,

СПАСЕМ НАШИХ ДЕТЕЙ!

ЗАЩИТИМ НАШУ СВЯТУЮ ВЕРУ!

Входящих встречали криками:

– Антихристы проклятые!

– Жидам продались!

– Куда американские секты везете!

Соня весело засмеялась:

– Ненавидят потому, что завидуют.

Какая-то старуха замахнулась сумкой, но приодетые в стиранные балахоны боровки ограждали сестер.

Зал был заполнен, а зрители всё шли. Они же участники.

– Здесь последнему щипчики перченые не положены, – хихикнула Соня.

Свами уселась одна за маленьким столиком с микрофоном. В втором ряду президиума поместились весталки действенные.

– Начинаем, возлюбленные сестры и братья, – несколько раз взывала Свами.

Но сестры и братья долго и шумно рассаживались.

Наконец из конца в конец зала прошелестело благоговейное «Гос-пжа-бжа» – и затихло.

– Люблю вас, сестры и братья!

– Любим тебя! – отозвался зал.

– Помолимся единым сердцем Госпоже нашей Боже!

Под хлопанье сидений все встали.

Спевшиеся сестры грянули:

«Для спасения нас всех, чтобы смыть адамов грех, Мати Дочу родила в День Счастливого Числа».

Зал подпевал, отставая на слово или два. Уже умолк дружный хор, а по залу перекатывалось:

– ... счастливого числа... –сливого числа...

– Спасибо. Госпожа Божа незримо здесь в этом зале, Она видит и слышит всё – и благодать Её-Их да пребудет на всех преданных Ей-Им. Прочь, мерзость мира! Аминь.

Зал уселся под новый перестук.

– Сестры и братья, благие вести приходят к нам со всех сторон. Наш флагманский корабль спасательный в Вавилоне нераскаянном, в Грешнограде, Петербургом именуемом, пролагает успешно свой путь сквозь волны неверия к светлой цели, уже видной на горизонте. Корабли других городов идут вслед в кильваторном строю. Всё больше душ просветляются верой в Госпожу Божу и зрят истину. Это и порождает скрежет зубовный врагов наших, слуг Дьявола. Женское творческое начало всегда в борении с Дьяволом, воплощением разрушительных мужских сил. Борьба будет долгой, но Госпожа Божа неизбывно одолеет полчища супостатов.

– Одолеет! – не сдержал чувств мужской голос.

– Рада слышать я сугубой радостью поддержку брата. Взгляните на дивное устройство мира, сестры и братья. Сила и победа ведь в единении, в теплом Сестричестве. Женщина самим своим строением раскрыта миру, тогда как мужчина замкнут. Но мы приветствуем с тем большей теплотой тех братьев, которые не поддались коварным увещеванием своего единополого Дьявола, смирили гордыню и признали верховенство женского творчества. Наше женское тепло всегда согреет наших прозревших братьев в их горьком мужском одиночестве, всегда успокоит и убаюкает их в своем горячем животворящем лоне. Открылось сегодня мне от Госпожи Божи новое откровение любви, новый пароль, которым отомкнутся заскорузлые сердца и не останется пред нашим Сестричеством преград в затемненных доселе душах людских. Обменяйте же каждая сестра с братом, соседка с соседом радостным любовным поцелуем в честь Госпожи Божи нашей, положите каждая и каждый ладони соседке и соседу на любовное место ее и его в середине существа телесного как несмываемую Печать Любви – и тогда сольются вместе и души, тогда потоки коллективного творчества польются по малому этому залу – вымывая злые мысли, болезни и немощи. Сделайте так – и рухнут темницы одиночества, в которые заточена каждая и заточен каждый. Мы все станем – одно!

В зале произошло шевеление, все исполняли предписанное упражнение. Действенные весталки в президиуме тоже обменялись поцелуями и расположили ладони согласно откровения.

– Это так сближает, – шепнула Ира, сидевшая слева от Клавы, и, резвясь, чуть поиграла пальчиком.

– Вам стало хорошо, вы больше не одиноки. Одна я, взявшая на себя тяжкое бремя держать кормило нашего корабля, одна я сижу здесь сама с собой. Но я не хочу подавать пример соблазнительный, – Свами оглянулась по сторонам. – Вот пожарника я вижу за кулисами. Вот еще кто-то в пиджачке там же, интересуются, значит, где искать истину. Ну-ка, пожалуйте на свет!