Из-за кулис, стесняясь, вышел пожарник в домашней легкой форме без каски, но с топориком у пояса, и лысый плюгавенький мужчинка с пиджаке с нарукавниками.

– С пожарником ясно, а ты кто такой, братец?

– Я – завхоз, – объяснил он тихо.

– Он – завхоз здешний, – перевела Свами ответ в микрофон. А найдется ли у тебя, завхоз мой желанный, пара стульев?

– Стульев? – удивился мужичок-пиджачок.

– Стульев! Не тронов же царских.

– Найдется. Я мигом.

И он тотчас вынес на сцену два заляпанных какой-то краской стула.

– Приставь их ко мне по обе руки, завхоз мой желанный. Так. Садитесь с гражданином пожарником. И рада вам объявить, что я – ваша сестра, вы – мои братья. И будем вместе, будем любить друг друга, как подобает сестрам и братьям.

Свами поцеловала пожарника, поцеловала завхоза, поместила их ладони в назначенном месте, сделала ответные жесты обеими своими руками.

Те замерли в сидячем столбняке.

– Вот видите, сестры и братья, в этом самая суть нашего Сестричества, нашей веры в Госпожу Божу: практическое единение, разрушение перегородок между людьми всех полов. Эти двое милых братьев находились здесь просто по службе, они не пришли за истиной как вы, сидящие в зале, но они ощутили уже единение, и они – мои. Они уже наши братья. А я, недоступная как будто бы ваша Свами, держащая в руках тяжкое кормило – и я такая же как все, и мои серебристые одежды так хорошо сливаются с этой грубой пожарной робой и этим скромным потертым пиджаком, потому что все мы равны перед Госпожой Божей – люди всех званий, положений, полов. Потому что Госпожа Божа есть любовь.

– Что значит на жалейку взять! – восхищенно шепнула Соня.

С раскинутыми руками, словно бы распятая на двух своих невзрачных соседях, Свами невозмутимо продолжала в микрофон:

– Это тепло, этот урок Сестричества вы, сестры и братья, принесете в свои дома, и та сила единения, которая здесь сейчас переливается по рядам зала, заряжая нас неисчерпаемой энергией дальнего космоса, эта сила перельется и в тех близких ваших, которые пока еще коснеют в темноте; принесет им исцеление и мир, которые и исцелят когда-нибудь больное общество, больные народы и больную нашу планету. Но что это всё выступаю я да я? Наша конференция всегда проходит религиозно-практически, и пусть выступят единоверные с мест. Зададут вопросы и поделятся радостным опытом. Кто хочет спросить?

Поднялся мужчина в ряду примерно пятом:

– Ты говорила, уважаемая госпожа Свами, о грядущем наступлении царствия Госпожи Божи. Какие практические шаги предпринимает Сестричество в данном направлении?

– Прекрасный вопрос задал брат-практик. И ответ всегда у меня на устах: шаги наши в молитве и делах. Вера без добрых дел спит. Мы спасаем прежде всего детей, прежде всего девочек. Вот сидит новая наша сестра Калерия, которая вызволена мною из мерзкого притона, где она чудом сохранила девственность – единственно только по милости Госпожи Божи, которая не оставляет сирот, могло такое случиться. Вот еще две девочки, извлеченные из подвала, убежища бомжей и крыс. Деятельная любовь позволяет нам внушать мысль о Госпоже Боже, о спасении через праведную веру нашу многим коснеющим в заблуждениях. Некоторых пока еще спасти не можем, но мы о них думаем, о них молимся, о них у нас болит душа. Еще вопросы?

– Так, не вопрос, а благодарность, – домашняя пожилая женщина поднялась. – Потому как до святого вашего Сестричества я каких только врачей не обошла, электросенсам подвергалась и свечки повсюду ставила, взывала в помощи о лечении сокровенного моего здоровья – и никакого толку. Чахну и чахну. Даже внучек говорит: «Бабушка у нас умрет скоро». Потому что у младенца всегда правда на устах невинных. А стала за вами ходить – и сняло. Всё сразу сняло! Даже грыжу. Я всем теперь советую в доме: в ДК по воскресеньям! Снимет и не заметите.

Свами кивала.

– Иначе и быть не могло. Божа и души исцеляет, и тела, потому как неразделимы суть. Еще вопросы или опыт передовой?

– Опыт у меня, госпожа Свами, опыта много накопилось, хочу раздать!

– Выходи с опытом, любезная сестра.

Вышла блондинка такая безнадежно крашенная, что Клаве стало просто стыдно за всех бледноволосых. Ну что ж – у кого цвет солнечного света на волосах, а у кого – нестиранной робы нерадивого боровка.

– Я всегда пользовалась учением нашей Свами, сестры и братья, в детских яслях. Ведь малыши такие невинные, они сидят на горшочках все вместе, всех полов детки и не стыдятся. А я решила и в кроватки их вместе класть. И вот такая благодать теперь у нас в тихий час – как в раю! Малышка с малышком, малышка с малышком. Лежат голенькие в обнимку и всегда на писеньки невинные подружка дружку ручки положат – в точности, как сегодня наша госпожа Свами нам всем показала. Положат так и дружки подружкам – и заснут. Смотрю и плачу от радости: ну истинный...

И в этот момент послышались крики, топот, треск.

Распахнулись входные двери и по всем проходам между рядами в зал ворвались люди, размахивающие плакатами, зонтиками, сумками.

– Прекратите кощунство! Гоните сектантов проклятых! Свальный грех здесь у них!

По ближнему к сцене проходу бежал поп в черной рясе, крутя над головой крест на цепочке – как пращу.

Толпа выплеснулась краем на сцену, вытолкнув вперед попа. Глаза его действительно сверкали молниями – без всяких преувеличений.

Он схватил микрофон.

– Покайтесь, грешники! Утишьтесь, одержимые бесами! Христом Богом заклинаю вас – покайтесь!

Блондинка убежала за кулисы. Пожарник вскочил, заслоняя Свами, и выхватил у попа микрофон.

– Покайтесь, еретики! Вспомните грешников, которых покарал Господь по слову Моисея-пророка, евреев, поклонившихся поганым идолам, кумирам ложным! – взывал поп уже мимо микрофона.

Свами перехватила микрофон, поданный пожарником.

– Вот вам и любовь – с палками прибежали. Из ближнего, видать, прихода послали раздавать благодать дубинками.

– Церковь московская почиет в сытости и лести, не видит крамолы, не гонит еретиков безбожных! – кричал поп. – Мы истинно православные, мы большевикам не продавались, по катакомбам скрывались, мы и жирным московским приходам не подвластны!

– Вот видите, сестры и братья, православные и между собой грызутся как волки, а приходят нас любви Божьей учить.

– Покайтесь, еретики поганые! Изгоните бесов! Узрите свет Христа!

– Христа? Да ведь не было никакого Христа. Он есть мужской бог выдуманный! Веровать надо в единую Мати, Дочу и Душу Святую. Христос-то ваш, говорят, непорочно был зачат или как?

– Перестань богохульствовать, дьяволица белая! Христос Бог Отцу единосущный родился от непорочной девы ради спасения нашего! Язык у тебя сейчас отсохнет, молния тебя разразит на месте. Испепелит, как испепелил Господь Содом и Гоморру!

Свами выдержала насмешливую паузу.

– Не испепелил. И язык не отсох. А что правда: Мати Божа родила во спасение людям Дочу свою от непорочного зачатия. Дочу! Потому что от непорочного зачатия не может мужская тварь родиться, только Дочь единополая. Пора бы знать уже. За открытие непорочного зачатия уже и Нобелевскую премию дали. Дева родилась, Дева мир спасла! Деву Понтий Пилат бичевать приказал и на кресте распять! Деву! А мужики потом подменили правду, бороду пририсовали, Дочу в Сына обманом превратным превратили!

Бедный попик онемел от такого кощунства. А налетчики затихли.

– Дева спасла мир! – гремела Свами в микрофон, так что хрипели старые динамики ДК Водных путей. – Потому и живы люди до сих пор, что защищены любовью Девы, подвигом ее на кресте! Но Дьявол подменил правду, бороду Деве пририсовал и ненужные ваши мерзкие части подвесил, Деву Христю, Дочу Божу Христом обернул – и оттого нет мира две тысячи лет уже! Мир и правду украл Дьявол в разрушительной силе своей мужской. Но близится последнее пришествие Девы, разверзятся земли и провалятся враги Её-Их! Истинно говорю Вам: близятся сроки! Верные спасутся, а неверных истребит Госпожа Божа, истребит в великой милости своей, потому что лучше гибель вечная, чем мерзкая жизнь в темноте и лжи! Или жить по воле Божи, жить в свете, правде и любви, или не жить совсем, сгинуть без следа – таков приговор изречен племени людскому!