Дальше страшно было и думать.

– Ну что, – как бы подвел итог профессор Сеня, – рассказал я, чему научился от компьютера? Ученье свет, ребята.

– Значит, пошли мы, – подвел итог и Витёк, как старший в группе. – Разобрались и разошлись вничью. Мы к тебе вопросов не имеем, профессор. Но и ты выдай нам запись эту – для спокойствия.

– Зеркала тут нет поблизости? Зеркало дайте! – засуетился профессор. – Хочу посмотреть, действительно ли я так похож на идиота? Да этим чистым... э-э... как первый снег, девочкам-отличницам и то ясно, что моя безопасность только в этой записи. Да и объяснил же я ясно, нет никакой пленки, которую можно взять. Есть запись на сервере. Ушла по проводам далеко. Сеть такая большая, что даже мне ее не вытащить из моря информации.

– Значит, пошли мы, – уже более настойчиво повторил Витёк. – Разобрались и разошлись вничью.

Соня откинула волосы, словно плащ сбросила, и прошла, почти задев компьютер, за которым засел профессор, как за бруствером.

– Тело верной рабы Божи – сосуд благоуханный. Запомни, профессор, и не отворачивайся.

– Ты сестричке понравился, – хмыкнул Григорий. – Хочешь, оставим тебе – просто так. Хоть молись на нее и даже пальцем не трожь, раз ты такой отшельник за компутером.

– Напрасно ты меряешь всех по себе, Петр или Павел. Сказал же я, что не вишу придатком к собственным семенникам.

– Ну, как знаешь.

«Однако операция была задумана смело. Мысль свежая...», – расслышала Клава, выходя, голос из Канады.

– Накинь чего-нибудь из здешнего барахла, балахон твой порвался в хлам, – сказал Витёк Соньке, входя в другую комнату.

Женскую, сразу видно. Под большим зеркалом стоял телефон – затейливый, в старинном стиле – по такому хорошо подолгу болтать с подругами.

Соня, не одеваясь, стучала по коленке кулачком, чтобы до боли!

– Вывернулся невр проклятый! Все они такие: живут ради злобы! Против Госпожи Божи измышляют! Ну ничего, ничего! Они еще!..

– Ладно, прикинься, – повторил Витёк. – Проигрывать надо – легко. Не всегда одержать получается. Жизнь – большой понт, и все – понтёры!

Умный он – Витёк.

Соня наконец натянула джинсы и куртку почти по себе, не Эмилину, конечно же, а от ее дочки. Которую профессор по злобе отвращает от спасения.

Клава снова подумала, что если Госпожа Божа не накажет ее сегодня, то это знак, чтобы она шла по городу и приводила к Ней-Ним таких же девочек невинных и небритых еще. Собирала по дискотекам, тусовкам, подвалам. Ну и мальчишки следом потянулся – как боровки за кормушками.

Выслушав донесение, Свами разъярилась.

– Сходу провода все надо было резать! Провода всегда резать! Телефон брать!

– Так кто же знал? Если б он только дернулся к телефону! Да у него и телефона там не было, верно, Соня? Один компутер.

– Да, сладкая Свами, телефон в другой комнате стоял, где я потом одевалась.

– А ты тоже оправдываешь, тварь?! Нет на тебе больше моего благословения!

Соня стала поспешно целовать ручку:

– Поучи, виновата. Вольно и невольно. Донесением и недонесением.

– Потом, – вырвала руку, приласкав только пощечиной.

– А оказалось, компутер в своей сети, – благодушно объяснял Витёк. – Кто ж знал? Я думал, он только в розетку включен для пропитания электричеством. Сидит профессор и в виртуальные игры свои играет. Бабами настоящими не интересуется, потому что на экране их вертит, как хочет. Наука теперь дошла. И про сеть слышал, не валенок, такую, чтобы из дома через нее энциклопедии читать. А чтобы с голосом и вместо телефона – не слыхал. И чтобы как видик – тоже не слыхал.

– Вот и узнал теперь, что ученье – свет, – в один голос с профессором сообщила Свами.

– Мы в десанте только стреляющее всё учили. И ездящее. Тачанка на четыре колеса – это вещь! Это по мне!

– Вот теперь и узнал, что такое – настоящая вещь. Надо и нам завести, по другим городам в корабли команды передавать. И верных собирать по всему миру. Я бы и профессора этого пригласила. Видно, мужик настоящий, не то что вы... Но Эмилия эта!! Она почему не сказала?! Завлекла нарочно!

Брат Григорий без дальнейших указаний уже тащил Эмилию.

– Ты что же, тварь пропащая, не предупредила?!

Эмилия бухнулась к ногам сразу – не поняв еще состава своего преступления.

– О чем – не предупредила?

– О том! Что у него там сеть, у муженька твоего! Что он с Австралией, как с соседкой, разговаривает! Здесь сидит, а в Австралии видно и слышно!

– В Канаде, – безмятежно уточнил Витёк.

– Два дьявола – пара! Наверное, когда вы с ним случку свою обезьянью устраивали, в Австралии тоже любовались! И в Канаде.

– Я всегда мечтала: по-человечески, а не по-обезьяньи. Душу вкладывала.

– Каждый из вас, значит, вкладывал свое. У кого – что. А по-божьи тебя Госпожа Божа здесь научила. Когда ты волос свой животный сбрила. А прежде случкой занималась. Потому и дочка твоя безбожья за своим отцом прямо в ад спешит.

– Я скорблю, сладкая Свами, я скорблю день и ночь!

– Плюнуть в горшок и воду спустить – вот твое скорбление! Не скорбеть надо попусту, а спасать девочку. Сюда привезти, здесь ее Госпожа Божа вразумит. И муж твой божемерзкий смирится, когда узрит просветление дочки. Один у тебя шанс найти прощение: дочь свою привезти. А не привезешь, значит, знала, что муж твой сеть раскинул, нарочно сюда пристала, чтобы невинную сестру Софью в ту сеть заманить! Вижу замысел дьявольский! Вижу!

– Не знала я, сладкая Свами! Сидит он вечно за своим проклятым компьютером, от божьего мира закрывается. Откуда ж я знаю, с кем он связался, какая сеть?

– Ты что ж, говоришь, что я солгала?! Раз сказала я, что ты знала, тварь ползучая, значит – знала! Госпожа Божа всё видит – и через меня передает!

«Значит, не всё Госпожа Божа передает Свами», – снова дерзко подумала Клава. Потому что ясно же, как Единая Троица, не знала глупая сестра Эмилия ни про какие эти невидимые сети. Такими глупыми только доцентки и бывают, честное слово. Муж рядом с Канадой перешептывается, а ей – как лягушке физика.

– Значит, знала, сладкая Свами. Грех мой вольный и невольный, поучи любовно, – согнулась сестра Эмилия перед очевидностью доводов Свами.

– Вот и искупай. Спасай дочь свою. Натяни меж вами пуповину духовную. Она же твоя единственная, твоя Еленовна по мирскому имени твоему.

– Моя... единственная... – своевременно заплакала сестра Эмилия. – Как вернется домой, я ночами буду на коленях перед ее дверью стоять.

– «Как вернется». Как вернется, вокруг нее твой профессор безбожий будет кружить. Ограждать внушением своим дьявольским, тащить в ад когтями компьютерными! Ты ее из лагеря приведи.

– Скрыл он ее! Скрыл от родной матери! Не знаю я, где лагерь этот божемерзкий! Совращают там детей ересью математической, а милиция разрешает. Как будто закона нет, чтобы невинных детей не совращать!

– Найти надо, если хочешь себе и ей спасение вымолить у Госпожи Божи.

– Так как же найти?!

– Моли Её-Их, может, и вразумит тебя. Если будет на то милость Её-Их.

Григорий понял, что аудиенция окончена и выволок сестру Эмилию, приподняв за подмышки.

– А профессор не проговорился, где эта девчонка прячется? – переменив тон, деловито спросила Свами.

– Нет, – пожал плечами Витёк.

– Наверное, не так много лагерей, где математической ересью старших школьников соблазняют, – заметил Григорий.

– Правильно, брат Гриша! Не может быть много, когда кругом одни дураки родятся! Не трудно и разузнать адресок или два!

Госпожа Божа могла бы и напрямую внушить, если Свами в таком у Нее-Них доверии, дерзновенно подумала Клава. И взглянула косо на Свами: прочитала ли дерзкую мысль покорной сестры Калерии?! Свами не прочитала. Она думала о своем.

– Тачанку, значит, просишь, брат Витя? Надо нам на тачанку пересесть, пора. Чего ты хочешь: «ланчию» асфальтом скользящую или всепроезжий «джип»?