В четыре часа на рассвете мы вдруг услыхали стрельбу. Мы выбежали во двор и увидели со всех сторон дым. Тогда мы начали укладывать вещи. На нашей улице шла стрельба, рвались гранаты, падали бомбы. Отец мой запряг пролетку - он был извозчик - а к пролетке прицепил воз. Мы выносили из дому одёжу и бросали ее на воз. Но некогда было собирать вещи - соседние дома уже горели. Мы все уселись в пролетку и на воз и поехали - папа и мама и все девять детей: один брат парикмахер, один брат портной, Роза, Зуска, я, сестры Геня, Эйда, Шейна и братик Сролик. Город был в дыму. Сквозь дым на улицах метались люди с детьми на руках и с узлами на спинах. Молодые бежали быстро, а старики и дети падали.

Мы доехали до шоссе, которое ведет в Латвию. Там стояли грузовики для беженцев. Их обступила большая толпа народа. Мать закричала нам: "Идите, дети, в грузовики и спасайте себя поскорее, а мы с отцом поедем на возу". И мать стала помогать детям взбираться на грузовик. Тут ее опрокинула чья-то лошадь, мчавшаяся галопом. Мы все заплакали, а мать поднялась и, желая нас успокоить, сказала: "Это ничего, мне не больно".

Я стояла возле грузовика последней. Я ни за что не хотела лезть в грузовик, а хотела остаться с мамой. Но мама сказала: "Идите, дети мои, и спасайте свою жизнь. Вы еще молоды, вы должны еще жить. А мы с отцом уже прожили больше половины жизни". Грузовик трогался, мама кричала "садись!", и я быстро вскарабкалась в машину.

Так мы и уехали, не попрощавшись ни с матерью, ни с отцом.

Больше мы их не видали.

Рокха Озер, 15 лет, из Таурога.

Записано 8/II-42 г., в Детдоме № 1, в Ташкенте.

Когда наш детдом эвакуировался, немцы нас обстреляли. Конечно, им отлично видно было, что это дети едут, если только они не пьяные были и не близорукие, но им ведь это все равно: они когда видят движущую точку, то они уже не могут не стрелять.

Только они в нас не попали.

Впереди на подводе ехал дедушка-кучер. Его подвода была вожатая. А потом, на второй, правил Миша Власов - его подвода была подчиненная. Я ехала с дедушкой-кучером на первой подводе. Мы его все любили. Мы его любили потому, что он нам часто рассказывал сказки и военные приключения - он в ту войну был у австрийцев пленным... Он нам говорил: "Где той войне до этой!". И лошадей нам давал из своих рук угащивать.

Вот мы едем и вспоминаем нашу жизнь. Мы в последнее время часто ходили выступать в госпиталь. Нас каждую прикрепили к своему раненому бойцу, и мы своему раненому бойцу читали вслух и дарили подарки - одеколон, папиросы, карандаши, очиночки или еще что... Мой боец был старший лейтенант, его звали Николай, он мне показывал осколок, который у него вынули из груди.

И вдруг мы слышим: летит не наш самолет. Гул у вражеских самолетов страшный, ревущий, завывающий, не такой, как у наших, - у наших гул легкий. Мы, конечно, испугались, но не очень испугались, потому что у нас все, даже маленькие ребята, уже привыкли к бомбежке и к другим событиям. Самолет спустился пониже и начал строчить по нашим подводам - хряс! хряс!- пули некоторые ишли гостряком, а другие рикошетом: покрутится, покрутится и в землю. Ребята закричали: "Ложиться нам? Или как?" А дедушка-кучер говорит: "Станем мы еще перед ним ложиться! Давайте ехать, все целы будем!" И ударил по лошадям. И Миша Власов ударил. Мы едем, а дедушка-кучер нам криком сказку рассказывает, чтобы мы не боялись.

И верно: он в нас не попал, а скоро прилетели наши истребители, и немецкий самолет начал тикать, как дикий тигренок.

Валя Ильяшенко, 14 лет, из Мариуполя.

Записано 19/III-42 г., в Детдоме № 31, в Ташкенте.

Там нам хорошо жилось. У нас в детдоме куры были свои, голуби свои, свиньи свои, кони. Коней доглядал дядя Петя. Он нам на тех конях давал кататься: мы до речки проскачем и обратно. Одного звали Громик, другого Лютра, а третьего Орел. Орла можно бы назвать Ветер - так он быстро бегал. Нам их из колхоза привели. А зато когда у Лютры лошаденок родился - мы его сдали обратно в колхоз.

На огороде у нас редька росла, огурцы, цибуля. А на клумбе мы садили цветы: такие звездочки беленькие и фиалки и самые красивые цветки - граммофончики.

У нас шефы были богатые - управление шахт. К нам приезжал Шестаков на праздники - это такой самый главный в районе. Мы плясали украинскую пляску, и пели, и читали стишки, а он нам привозил кулечки с конфетами и пряниками. Потом шефы нам подарили сад - ну да, целый сад, недалеко от школы. Мы туда ходили вишеньки рвать и абрикосы.

Как началась война, наш директор сразу ушел в армию. Шахту взорвали, чтобы немцам не досталась. А к нам прислали шахтера Петра Ивановича и приказали ему нас в два дня вывезти, чтобы мы тоже немцам не достались.

Только как нас вывозить, если все вагоны заняты Красной Армией и машинами и танками? Тогда железнодорожники сами сделали для нас вагоны. Из угольных платформ. Построили такие будто домики. Всю ночь лил дождь, немец бомбил, а они работали. Их было не дюже много - семь человек. И они построили пять вагонов. Они строили день и ночь, а мы весь день укладывались. Быков резали, кабанов резали, и посуду укладывали, и белье укладывали, и постели укладывали, и хлеба пекли, да еще взяли с собой десять бочек масла и сала.

Вечером, когда уже темно было, мы построились в пары.

Маленьких посадили в бричку. Продукты - на возы. И мы пошли: с Галиной Артемьевной, Марией Михайловной и Петром Ивановичем.

Ох, жалко было граммофончики оставлять и наши комнаты с окошечками ... На станции одни стены стояли. На путях валялись шпалы, рельсы и камни. Нас усадили в вагоны. Там были сделаны такие нары - одни к потолку поближе, другие к полу - мы на них постлали матрацы и одеяла и легли. Ждем, ждем, а паровоза все нет. Лежим и думаем: как там наш домик без нас будет, как наши цветки?.. Потом мы заснули. И пока мы спали, к нам кукушка пришла из Константиновки. Она была маленькая, старенькая, а как дернула - так мы все с нар повалились. Здоровая была, хоть и маленькая.

На другой день мы стояли на станции Дебальцево. И вдруг загудели самолеты. И как застрочат, как застрочат - аж душа прямо в ухах звенит! Пули в колесах защелкали.

Воспитательки велели нам лежать смирно, а мы, которые на верхних нарах, ноги вытянем, упрем в потолок, досочку подымем и глядим. Ничего не видать, воздух, но глядим. А пули по колесам - щелк! щелк! со звоном.

Наши из зениток стали бить и прогнали фашистов. Тогда поезд пошел.

А в те щели мы потом Волгу видели и маленькие пароходы.

Коля Дмитренко, 10 лет

Леня Дубченко, 10 лет

Ваня Васильев, 10 лет

Все - из с. Щербиновки (Донбасс).

Записано 13/III-42 г., в Детдоме №9, в Ташкенте.