33

ПИШУ ТЕБЕ последнее письмо из Никарагуа.

Вчера повидался с Доминго, с которым летел сюда. Он пришел меня проводить и задержался до поздней ночи. Был грустный. Рассказал мне историю, которая терзала его. Несколько месяцев болел его отец. Доминго не шел к нему, да и отец не хотел его видеть. Неделю назад Доминго сообщили, что отец при смерти, и он поехал попрощаться с ним. Когда вошел во двор, увидел отца, лежащего у бананового дерева, на котором когда-то висела люлька Доминго. Отец и сын не виделись несколько лет. Отец очень изменился. От крупного, здорового крестьянина осталась тень.

— Добрый день, — поздоровался Доминго.

Отец жадно смотрел на сына красными, повлажневшими глазами.

— Мне сказали, что все прошло удачно. В Москве тебе вернули ноги?

— Ведь это твои друзья, сомосовцы, отняли у меня ноги! А сколько жизней они загубили!

— Сын, ты ошибаешься…

— Может быть, я должен гордиться тобой? — спросил Доминго.

— Кто знает. Может быть, и так… — ответил старик.

Перед домом остановилась машина. Из нее вышел Томас Борхе, подошел к отцу Доминго, сказал:

— Старик, почему сдаешься? Ты выдержал самое трудное, а сейчас…

— Скажи это моему сыну…

— Эх, отцы наши, отцы, если бы не вы, настоящие революционеры, победа все еще была бы у нас за спиной.

Старик опустил веки. Из глаз его выкатились две слезы.

— Что это значит? — воскликнул пораженный Доминго. — Отец, неужели ты…

Отец открыл глаза и прошептал:

— Рад, что ты жив, сын. Будь счастлив… — Голова старика безжизненно упала.

Так они все выяснили в последнюю минуту жизни отца. Доминго тяжело переживал, что не знал своего отца и считал его врагом. И сейчас тоска по отцу мучила его. Он молчал, а я думал об истинном герое никарагуанской революции — народе, об обыкновенных, незаметных людях, которые были гранитной основой справедливой и беспощадной борьбы…

Пришла машина. Надо ехать.

До свидания, Никарагуа, до свидания, дорогие мои друзья!

В добрый путь, сияющее солнце между вулканами жизни!

Август — ноябрь 1980 года

Манагуа — София

Перевод В. И. Кияшко.