ПИШУ ТЕБЕ последнее письмо из Никарагуа.
Вчера повидался с Доминго, с которым летел сюда. Он пришел меня проводить и задержался до поздней ночи. Был грустный. Рассказал мне историю, которая терзала его. Несколько месяцев болел его отец. Доминго не шел к нему, да и отец не хотел его видеть. Неделю назад Доминго сообщили, что отец при смерти, и он поехал попрощаться с ним. Когда вошел во двор, увидел отца, лежащего у бананового дерева, на котором когда-то висела люлька Доминго. Отец и сын не виделись несколько лет. Отец очень изменился. От крупного, здорового крестьянина осталась тень.
— Добрый день, — поздоровался Доминго.
Отец жадно смотрел на сына красными, повлажневшими глазами.
— Мне сказали, что все прошло удачно. В Москве тебе вернули ноги?
— Ведь это твои друзья, сомосовцы, отняли у меня ноги! А сколько жизней они загубили!
— Сын, ты ошибаешься…
— Может быть, я должен гордиться тобой? — спросил Доминго.
— Кто знает. Может быть, и так… — ответил старик.
Перед домом остановилась машина. Из нее вышел Томас Борхе, подошел к отцу Доминго, сказал:
— Старик, почему сдаешься? Ты выдержал самое трудное, а сейчас…
— Скажи это моему сыну…
— Эх, отцы наши, отцы, если бы не вы, настоящие революционеры, победа все еще была бы у нас за спиной.
Старик опустил веки. Из глаз его выкатились две слезы.
— Что это значит? — воскликнул пораженный Доминго. — Отец, неужели ты…
Отец открыл глаза и прошептал:
— Рад, что ты жив, сын. Будь счастлив… — Голова старика безжизненно упала.
Так они все выяснили в последнюю минуту жизни отца. Доминго тяжело переживал, что не знал своего отца и считал его врагом. И сейчас тоска по отцу мучила его. Он молчал, а я думал об истинном герое никарагуанской революции — народе, об обыкновенных, незаметных людях, которые были гранитной основой справедливой и беспощадной борьбы…
Пришла машина. Надо ехать.
До свидания, Никарагуа, до свидания, дорогие мои друзья!
В добрый путь, сияющее солнце между вулканами жизни!
Август — ноябрь 1980 года
Манагуа — София
Перевод В. И. Кияшко.