ПРОПУЩЕННЫЙ В СПИСКЕ

Когда Ивану позвонили по телефону и сообщили, что приглашают его в качестве гостя на отчетно-выборную партийную конференцию в его родной край, он удивился и так обрадовался, что забыл спросить, кто у телефона. Иван держал телефонную трубку, плотно прижав к уху, чтобы лучше слышать, и взволнованно повторял:

— Спасибо вам… Спасибо вам…

И даже когда в трубке что-то щелкнуло, а это означало, что трубку положили, Иван продолжал повторять:

— Спасибо… Сердечно вас благодарю…

Радость охватила его. На скуластом лице появился румянец. Иван встал с большого кресла и только теперь заметил, как много света в его кабинете.

— Значит, не забыли меня, помнят.

Постепенно радость переполнила его… Воспоминания захлестнули Ивана. До сих пор работа занимала его с утра и до позднего вечера. Не оставалось ни одной свободной минуты, чтобы подумать о себе. Под глазами у него появились мешки, волосы стали седеть. Скрипка, его единственная отрада, лежала на шкафу, покрытая слоем пыли. Заседания, споры, «увязывание» плана, «выбивание» вечно недостающих материалов стали его буднями. Эти постоянные заботы поглощали и его отпуск. Когда тяжелая усталость брала верх и сжимала голову тисками, Иван уезжал в родное село, в родительский дом. Два дня он восстанавливал свои силы и снова возвращался в большой город.

И вот теперь этот звонок… Облокотившись на подоконник, спиной к улице, Иван с приятным чувством вспомнил именно тот день, когда впервые приехал из села сюда, в новый окружной центр. Он знал, что этот город интересен своими архитектурными памятниками, известен крупными историческими событиями, но никогда не посещал его. Маленькое село, где жил Иван, затерявшееся в складках Балканских гор, никогда не было связано с этим городом. Иван хорошо помнил: тот осенний день, когда он покидал свое село, был таким же теплым, как и сегодняшний. В город Иван ехал на машине, сидел рядом с шофером. Головокружительное сумасбродство осени возбуждало его. По обеим сторонам дороги мелькали одетые в багрянец деревья. Ему показалось, что земля поет. Мелодия была многоголосая и волнующая, нежная, как колыбельная песня.

— Слышишь песню земли? — спросил Иван шофера.

Шофер недоуменно взглянул на него, а потом, помолчав немного, ответил:

— Кроме машины, я ничего не слышу. — И прибавил газу, чтобы обогнать запыхавшийся «запорожец».

— Земля, дорогой, что мать, милая и добрая, строгая и взыскательная, а машина… — Иван запнулся, подыскивая нужное слово, и резко определил: — Машина — это зверь. Земля рождает человека, делает его сильным и гордым. Поэтому я люблю ее, и все должны ее любить.

— Вы, случайно, не агроном? — спросил шофер, бросив на него хитрый взгляд.

— Нет, я учитель.

— Примерно так я и думал, — сделал заключение шофер и без видимой причины нажал на клаксон…

Зазвонил телефон, но Иван не спешил брать трубку. Однако на второй звонок он отозвался. Это звонила его жена.

— Обедать придешь? — спросила она.

— Обед не убежит! Ты знаешь, я приглашен на партийную конференцию в наш край, — похвалился Иван.

— Я думаю, что это не помешает обеду. Ведь конференция-то не сегодня?

— Иду, иду, — ответил Иван.

Дома они обсудили эту приятную весть. Дело дошло до спора. Сыновья настаивали на том, чтобы Иван взял их с собой. Они не скрывали неприязни к городу и грустили о балканском «гнезде».

— Ведь это родные места, — настаивали они. — А родное нужно чтить. Вы же сами так нас учите…

Иван долго хмурился и молчал. Ему очень хотелось побыть в родном селе одному. Ведь это было бы реальное возвращение не только к людям того края, но и к молодости. Там он начал работать секретарем комитета комсомола, а вот теперь он секретарь парткома…

— Возьми детей, — неожиданно сказала и жена, тепло глядя на него большими карими глазами. — Если бы не дела, и я бы поехала. Время не властно разорвать нашу связь с родным краем.

Конечно, Иван согласился взять детей с собой.

Выехали они рано утром. Солнце светило прямо в глава. Ехали долго. Немного не доезжая до села, перед подъемом в гору, Иван свернул с дороги на обочину и остановился. Сверху хорошо было видно все село. Иван вышел из машины и сел на камень. Возле него молча пристроились и оба его сына. Котловина, словно утыканная высокими зданиями, горела в солнечном огне. Река, извивавшаяся сначала среди скал, а потом вокруг зданий, блестела, словно посыпанная серебром дорога.

— Здесь вы родились, ребята. Здесь прошла и наша с вашей матерью молодость…

Иван наклонился, взял горсть земли и долго сжимал ее в руке. Потом поднес к носу, чтобы почувствовать ее запах. Любовь к земле была его вечной болезнью.

— Знаете ли, сыновья мои, что нет на свете ничего сильнее земли? Кто крепко стоит на ней, тот никогда не пропадет.

— Пусть об этом думают пилоты и стюардессы, — прервал его младший сын.

— И космонавты, — подхватил другой.

— Не придирайтесь к словам. Думаю, вы хорошо поняли, что я хотел сказать. Позабыли мы эту землю. Все дела да заботы… Хорошо, что вспомнили обо мне. Великая вещь — дружба, настоящая дружба. Она, как золото, никогда не ржавеет.

— Папа, из-за своих бесконечных философских рассуждений ты можешь опоздать на конференцию, — сказал ему младший сын.

Машина заскользила в направлении села. Уже через несколько минут появились первые здания. На месте старых одно- и двухэтажных домов, с вьющимся по фасаду виноградом, сейчас стояли высокие, залитые светом солнца дома. Иван Ангелов с нескрываемой радостью восхитился:

— Современный город! Дома как дворцы!

Когда машина остановилась перед Партийным домом и Иван вышел из нее, несколько спешащих на конференцию делегатов увидели его.

— Ну, наконец-то ты вспомнил о нас! — Такими словами встретили Ивана его бывшие товарищи.

— Все не было времени повидаться, правда? — Старый товарищ взял Ивана под руку. Когда-то они вместе обсуждали, каким быть их селу, работали дни и ночи напролет. — Вон там, в фойе, тебе надо отметиться о прибытии, и там же тебе скажут, где будешь питаться и спать. А я подожду тебя здесь.

«Очень постарел мой старый друг, — подумал Иван. — Мы не виделись с тех пор, как я уехал отсюда». Эта мысль испугала его, и он инстинктивно ощупал свои щеки, чтобы проверить, неужели и его лицо стало таким же морщинистым. Он вспомнил, как этот товарищ на его проводах тяжело вздохнул и сказал:

— Ты оставил след. Если мы, эгоисты, забудем тебя, то не однажды споткнемся, идя по твоему следу, и волей-неволей вспомним тебя. А ты и на новой работе будь таким же, как здесь.

Иван не спешил. Здоровался за руку с каждым из группы. Среди людей были и очень молодые, которых он не знал. Но они хорошо помнили бывшего секретаря организации. Среди коммунистов он был известен своей исключительной честностью и жесткой самокритичностью. Как-то раз, отчитываясь перед ЦК о ходе партийной учебы в течение года, он допустил ошибку. На следующий день после отчета, обнаружив эту ошибку, Иван сам предложил на бюро, чтобы ему вынесли выговор.

В фойе Партийного дома, за столом, покрытым красным плюшем, сидели несколько девушек.

— Добрый день, комсомол! — весело поприветствовал их Иван. — Куда меня поместите?

— Ваша фамилия? — спросила самая высокая девушка и, когда он ответил, тонкими пальчиками с бледно-розовым маникюром пробежалась по списку приглашенных. В списке его фамилии не было.

— Может быть, случайно пропустили вашу фамилию? Подождите, пожалуйста! — И девушка быстро направилась в комнату секретаря, где перед открытием конференции собрались некоторые гости и члены бюро комитета. Девушка осторожно открыла тяжелую обитую дверь, извинилась перед гостями и спросила, как поступить с делегатом, чью фамилию она не нашла в списке.

В этой комнате, из которой сейчас доносился приятный запах кофе, Иван много лет часто засиживался до полуночи над докладами, информацией, отчетами. Вспомнилось, как в одну весну — она была дождливой и тяжелой для сельского хозяйства — он целыми днями обходил поля, вел работу по осушению, а по вечерам сидел и готовил материал для пленума. Домой не возвращался, а, накинув одеяло, дремал час-другой и снова шел на поля. А на рассвете ему позвонили из больницы и сообщили, что плохо с его женой: у нее произошло прободение язвы.

— Она жива? — спросил Иван.

— Да, — ответил главный врач, — но может случиться страшное…

Два месяца подряд Иван рано утром ехал в больницу, чтобы повидать жену и рассказать о детях. А она едва находила силы, чтобы приподнять голову…

И вот сейчас из этого кабинета через открытую дверь долетел хриплый, властный голос:

— Пропущенных быть не может! Кого нет в списке, того не размещать! Мы не туристическая организация, чтобы размещать всех подряд… И больше не беспокойте нас!

Иван не стал дожидаться ответа девушки. Он все слышал. Хотел сказать что-то стоявшим у стола людям, но не смог. Голову обдало жаром, в глазах потемнело. Комната завертелась и поплыла. А в ушах у него звучал тот хриплый голос. Иван хорошо знал этого человека: когда-то он был инструктором и Иван, так сказать, учил его уму-разуму, учил азбуке организационной работы. Иван настоял, чтобы этого человека избрали секретарем общинного комитета партии.

— Молодой, энергичный парень, мы должны его учить, помогать ему, — уверял он членов комитета партии.

И коммунисты согласились с Иваном, как один, проголосовали «за». Но не прошло и года, как тот человек перессорился со старой гвардией. Обвинил их в том, что они не уважают молодых, мешают новому, потворствуют групповщине. Никогда не забудет Иван того заседания комитета, когда тот же самый хриплый голос предложил исключить из партии одного из самых старых ее деятелей. Своими глазами Иван видел, как закаленный в борьбе революционер не выдержал, гримаса сморщила его лицо, но он сохранил самообладание и ясным и твердым голосом ответил: