— Но об этом и речь, — прервала она его. — Вы не собирались жениться. Признайте это, Сент-Врейн. Мужчины вроде вас в любое время могут выбирать среди множества женщин. И порочная репутация только усиливает их восхищение.

Итак, Мартиника уже слышала о его репутации. И она определенно не наивна, признал Сент-Врейн, когда они молча возобновили прогулку. К тому же она права. После Джорджины он никогда не думал о браке. Так почему же он сейчас здесь, отчасти надеясь на то, что она скажет «да»?

Потому что он хотел снова заняться с ней любовью. Хотел ее с большим безрассудством, чем когда-либо хотел Джорджину. Даже сейчас, просто глядя на то, как поднимается и опускается ее грудь, когда ее дыхание вырывалось наружу с нервозной скоростью, Сент-Врейн мог припомнить, как восхитительно она дрожала под ним прошлой ночью, и желание заново начинало зарождаться в его сердце и чреслах. Интересно, сможет ли еще одна, последняя возня на матрасе помочь ему выкинуть эту девицу из головы. А что, если это не поможет? Что это будет означать?

Дорожку через фруктовый сад теперь покрывал только гравий. Девушка внезапно остановилась у одной из скрюченных яблонь и прислонилась к ней спиной, словно ощутила неодолимую усталость. Только теперь она начала выглядеть побежденной.

— Мисс Невилл, — надавил он. — Каков ваш ответ? Если это «нет», то я не могу с чистой совестью задерживаться здесь, еще больше расстраивая лорда Шарпа.

Она метнула на него быстрый, саркастический взгляд.

— У вас нет подобных угрызений совести в отношении моего дяди?

— Ротуэлл не кажется человеком, самолюбие которого так легко ранить.

Мартиника неуверенно облизала губы.

— Так и есть, — тихо ответила она. — Знаете, он… он ненавидит меня. Он просто пытается всучить меня вам, Сент-Врейн. Будьте осторожны. Он опасен.

Он не пытался спорить с ней; девушка могла быть права во всех отношениях.

— Почему вы думаете, что он ненавидит вас, моя дорогая?

Мартиника снова бросила на него быстрый взгляд, на этот раз с опаской.

— Ротуэлл негодовал из-за того, что моя мать вышла замуж за его старшего брата, — ответила она. — Он не позволяет произносить ее имя в его присутствии.

Сент-Врейн мягко удержал ее взгляд.

— Почему он гневался на нее?

Она какое-то время колебалась.

— Я не знаю, — призналась девушка. — Полагаю, он чувствовал, что она недостаточно хороша для его старой благородной английской семьи.

— Вы говорили, что она была француженкой, — задумался он. — Неужели в этом состояло его возражение?

— Нет, было еще кое-что. — Она на мгновение замолчала. — Я хочу рассказать вам кое-что, Сент-Врейн. То, что я обязательно расскажу любому джентльмену, который… ну, который предложит мне какие-либо отношения.

Казалось, она тщательно выбирала слова.

— Ради Бога, продолжайте.

— Моя мать не была благородного происхождения, — продолжила девушка. — На самом деле она даже не была рождена в законном браке — как и я, она была незаконнорожденной. — Она сделала паузу и с вызовом в глазах продолжала смотреть на него. — Моя мать была известной куртизанкой, Сент-Врейн. И… и sangmêlé. Вы знаете, что это означает?

— Я знаю, кто такая куртизанка, — тихо ответил он. — Что означает другое слово?

— Что-то вроде окторонки[13], как назвали бы это англичане. — Теперь голос мисс Невилл сделался совершенно бесстрастным. — Мама была полукровкой, а ее происхождение — неясным. Она выросла на Мартинике. Вы знаете, где это?

— В Вест-Индии, — неопределенно произнес мужчина. — Но это французская территория, а не британская.

— Précisément[14], — ответила она. — Мама жила там в нищете, пока богатый француз не увидел ее, когда она несла корзину тростника с полей, и не влюбился в нее.

— Она была рабыней?

— Вполне могла бы быть. Француз сделал ее своей любовницей и особо не спрашивал ее мнения. Ей было всего четырнадцать лет, Сент-Врейн. Можете себе это представить?

— Нет, — прошептал он. — Как ей, должно быть, было тяжело.

— Печальная правда заключается в том, Сент-Врейн, что эта жизнь оказалась намного лучше, чем быть бедной и работать на полях, — с горечью произнесла Мартиника. — Моя мать делала то, что должна была, ради выживания. Она продала свою красоту, чтобы избежать нищеты. Восемь лет она обслуживала француза. И в ответ он превратил ее в идеальную женщину. Элегантную, хорошо одевающуюся и с безупречными манерами.

Сент-Врейн подавил дрожь.

— Восемь лет?

— Целую жизнь, oui. Или так оно должно было ощущаться. Но, в конечном счете, он решил жениться, и нас отослали прочь.

— Вы… вы его дочь?

— Oui, — просто ответила девушка. — Он дал маман немного денег и какое-то имущество. На Барбадосе она встретила лорда Ротуэлла — не этого, а его брата. — На этом месте она упрямо вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза. — Он влюбился в маман. Она тоже полюбила его, и ничто не могло разлучить их. В конце концов, он предложил ей замужество и имя для меня.

Сент-Врейн сомневался, что это ухаживание настолько напоминало волшебную сказку, в которую верила мисс Невилл, но у него не было желания расстраивать ее, оспаривая эту точку зрения.

— И этот брак был счастливым?

— Упоительно счастливым. — Ее голос сделался тихим. — И я была счастлива тоже — до тех пор, пока они не умерли.

— Они умерли молодыми, — прошептал Сент-Врейн. — Каким образом?

Ее взгляд смягчился и устремился вдаль.

— Произошел бунт, — ответила она. — Восстание рабов. Тростниковые поля были подожжены, а их экипаж попал в ловушку в пламени. Дороги были такими узкими. Такими коварными. Они не смогли вовремя развернуться. Это было… ужасно.

— Господи Боже.

Мартиника сделала неуверенный вдох.

— В завещании отчима моим опекуном назначался его брат.

— Я так сожалею о вашей утрате, — мягко произнес он. — Я сожалею также и о том, если Ротуэлл на самом деле стыдится вас.

— Вы сомневаетесь в этом? — прошептала она.

Сент-Врейн больше не был уверен в том, что он думал. Что-то более глубокое, нежели неприязнь, распаляло гнев Ротуэлла — в этом он мог поклясться.

— Что ж, сейчас это едва ли имеет значение, — ответил он. — Думаю, что ваше происхождение намного сильнее беспокоит вас, чем меня.

— Значит, вы хотите, чтобы эта помолвка состоялась?

— Ничто из того, что вы мне рассказали, не меняет моих аргументов, — ответил молодой человек.

Мартиника немного отступила от старой яблони и уставилась на него со странным выражением в глазах.

— Тогда я соглашусь, Сент-Врейн, но при одном условии.

До этого момента она была с ним честной. Сент-Врейн сложил руки на груди и кивнул.

— Продолжайте.

Ее язычок снова высунулся изо рта и почти нервно коснулся уголка рта.

— Я хочу… я хочу заключить с вами сделку, — ответила она. — Я хочу, чтобы вы снова занялись со мной любовью.

— Господи Боже? До того, как мы обвенчаемся?

— Но мы же вовсе не собираемся венчаться, Сент-Врейн, — возразила она. — Не так ли?

Он покачал головой, а затем пожал плечами.

— Будь я проклят, если знаю, — произнес он. — Что-то подсказывает мне, что мы должны это сделать.

— Это в вас говорит аристократическая британская мораль, — заметила Мартиника. — Подумайте об этом так, как это мог бы сделать француз. Я хочу научиться правильно заниматься любовью. И я хочу, чтобы вы научили меня. Почему-то мне кажется, что вы не станете возражать. Кроме того… хм, у вас есть этот взгляд.

Сент-Врейну очень не хотелось прямо сейчас говорить ей о том, как мало вещей ей необходимо изучить.

— Что за взгляд?

Ее ресницы опустились, девушка почти закрыла глаза, и внезапно ему захотелось прижать ее к стволу яблони и зацеловать до бесчувствия.

— Вы же знаете, — хрипло ответила она. — Это ласковое, убаюкивающее выражение в ваших глазах, когда вы в первый раз смотрите на женщину? Словно вы предлагаете ей яблоко в саду Эдема.