Сент-Врейн мог только смотреть на нее и недоумевать, во что, черт возьми, он вляпался.

— Ну, это так?

— Что так?

— Вы на самом деле предлагаете?

Он сжал руки в кулаки и вознес Богу молитву, прося у него сил.

— Абсолютно исключено, — решительно заявил он. — Сейчас мы пойдем к вашему дяде и объявим о помолвке. И если мы решим, что подходим друг другу, то мы поженимся. А затем, моя дорогая, мы сможем обсудить эти уроки.

— Но говорят же, Сент-Врейн, что во время ухаживания мужчина должен выставить вперед свою лучшую ногу[15], — прошептала девушка, с насмешливой скромностью опуская подбородок.

— Но ведь сейчас мы обсуждаем не мою ногу, не так ли?

Она улыбнулась.

— Нет, определенно, нет.

Его терпение — не упоминая уже о сопротивляемости — подходило к концу. Он взял ее за руку и решительно притянул к себе.

— Сейчас мы зайдем в дом, — сумел проговорить он. — И мы пойдем прямо в библиотеку, где мы скажем Ротуэллу, что собираемся пожениться.

— О, если мы собираемся притворяться, будто помолвлены, moncher, то тогда вы должны научиться не запугивать, а убеждать. — Ее голос снова сделался хриплым. — А теперь, тот ключ все еще у вас?

Господи Боже. У него нет никаких шансов.

— Да. У меня есть ключ.

Она положила ладонь на его руку и медленно провела ею вниз.

— Тогда могу я увидеть вас? Как можно быстрее? — Девушка была так близко, что ее шепот коснулся его щеки. — Я уже хочу снова быть с вами. Жажду удовольствия, которое только вы, moncher, можете дать мне. Я тоскую по теплу и силе вашего крепкого, мужественного тела, и по возможности коснуться и ласкать ваш…

— Господь всемогущий! — Сент-Врейн с трудом сглотнул.

Выражение страстного желания на ее лице внезапно сменилось ухмылкой.

— А вот это, Сент-Врейн, и есть разница между запугиванием и убеждением, — заявила Мартиника. — А теперь вы убеждены.

— Да, будьте вы неладны, — сумел произнести молодой человек. — Теперь мы помолвлены?

— Maisoui, мой любимый, — с притворной скромностью ответила она. Однако они прошли еще всего пять шагов, когда девушка замедлила шаг. — Но вы кое-что забыли, не так ли, Сент-Врейн?

— Джастин, — немного уныло поправил он. — Вы будете звать меня Джастин. И что, умоляю вас, я забыл?

Мартиника выпятила нижнюю губу, в ее глазах светилось веселье.

— У нас только что произошла помолвка, — проговорила она. — Полагаю, теперь вам позволено поцеловать меня.

— Распутница! — воскликнул он.

Но все-таки поцеловал ее. Сент-Врейн целовал ее до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание, почти с отчаянием обхватив ее руками, запрокинув ее голову так, что капюшон плаща свалился с нее. Пока гибкое, теплое тело девушки полностью не прижалось к его телу, и ее рот взволнованно не приоткрылся под его губами. Снова и снова он погружался в сводящее с ума искушение ее рта, одна его рука настойчиво блуждала под ее плащом, поглаживая то ее полную грудь, то элегантный изгиб талии, то спускаясь еще ниже к изящно очерченному бедру. А затем, каким-то образом, реальность того, где они находятся, вернулась к нему, и Сент-Врейн сумел отстранить девушку от себя.

Они разошлись разочарованные, неудовлетворенные и задыхающиеся.

— Mon Dieu! — воскликнула она со странной смесью вожделения и смеха в глазах. — Полагаю, moncher, что эта помолвка и в самом деле окажется очень интересной.

Обед в Хайвуде этим вечером оказался напряженным и прошел практически в молчании. Отсутствие Джастина было ощутимо, а на красивом и бледном лице миссис Эмброуз застыло выражение, которое можно было описать только как озлобленное удовлетворение. Ротуэлл не говорил ничего, кроме того, что мрачно объявил о помолвке Мартиники и предложил тост за ее счастье. Все остальные услужливо подняли бокалы, но резкий звон хрусталя прозвучал неискренне в тишине комнаты.

В последующие дни Джастин возобновил свои визиты, но только на время обеда. Он с приводящей в замешательство легкостью разыгрывал преданного поклонника, но к, разочарованию Мартиники, они никогда не оставались одни. Она не могла поделиться с ним ничем значительным; определенно, не могла напомнить ему про их сделку. Что еще хуже, его близость приводила к тому, что ее физическое желание доходило почти до крайней степени. Когда они вместе прогуливались по гостиной, его ладонь с длинными, элегантными пальцами покровительственно лежала поверх ее, а его глаза смотрели почти с обожанием.

Не одна Мартиника заметила это. Через несколько дней злое удовлетворение миссис Эмброуз медленно потускнело, превратившись в нечто менее великодушное. Одним вечером после обеда они как обычно перешли в гостиную, но никто не предложил сыграть в карты. Вместо этого леди Шарп направилась к фортепиано и начала выбивать одну веселую мелодию за другой, словно это могло рассеять завесу, которая нависла над семьей. Двоюродная бабушка Оливия вытащила сумочку с вещами, нуждающимися в штопке, и сунула несколько пар чулок Ксантии. В конце концов, лорд Шарп пригласил джентльменов на террасу, чтобы выкурить по сигаре.

Слишком взволнованная, чтобы сидеть на месте, Мартиника поднялась и начала изучать стены. В этой комнате они были увешаны пейзажами, но картины снова не смогли удержать ее интерес. Она становилась просто одержима Джастином. И не только потому, что его прикосновение воспламеняло ее, хотя это определенно было так. Нет, было в этом мужчине нечто большее, что-то скрытое и почти непостижимое за легкой насмешливостью в его глазах с тяжелыми веками.

Внезапно девушка почувствовала тепло поблизости от своего локтя. Мартиника обернулась и увидела рядом с собой Кристину Эмброуз. На мгновение к ней вернулось прежнее унижение, но она расправила плечи и отогнала его прочь.

— Bonsoir[16], миссис Эмброуз.

— Мои поздравления, мисс Невилл, — прошептала та. — Вам на самом деле удалось заполучить одного из самых богатых холостяков Линкольншира. Признаюсь, я не верила, что он с такой готовностью наденет на себя брачные узы. — Ее глаза потемнели от чего-то похожего на ненависть.

— Merci, madame, — чопорно ответила Мартиника. — Я уверена, что все это закончится наилучшим образом.

Миссис Эмброуз сверкнула натянутой улыбкой.

— Да, что ж, едва ли вы первая, кто надеется на это.

— Pardon? Первая, кто надеется на что?

— Первая женщина, которая надеется, что соблазнение ее Сент-Врейном закончится наилучшим образом, — прошептала она.

— В самом деле? — холодно отозвалась Мартиника. — Но, в конце концов, он же мужчина. А мужчины всегда играют в азартные игры. Думаю, что каждому следует попытать счастья.

Глаза миссис Эмброуз опасно заблестели.

— Как это по-французски — рассуждать подобным образом, — промурлыкала она. — Не думаю, что последняя юная леди, которую он соблазнил, осталась с такими же оптимистическими чувствами после их романа.

— Он оставил целый шлейф их, насколько я понимаю? — Мартиника заставила себя улыбнуться. — Что ж, если страсть ослабеет, то, по крайней мере, я всегда смогу утешиться его огромным состоянием.

Миссис Эмброуз с презрением скривила губы.

— Вы так молоды и неопытны, моя дорогая, — проговорила она, в ее голосе безошибочно звучала злоба. — Надеюсь, что вы сможете удовлетворить такого мужчину. Если же нет — что ж, он всегда сможет навестить свою маленькую шлюху в деревне.

– Çaalors[17]! — Мартиника прижала кончики пальцев к груди. — У него есть еще одна?

Сарказм не затронул миссис Эмброуз.

— И потом, конечно же, есть его мачеха.

— Mon Dieu! — Мартиника подчеркнуто приподняла брови. — И его мачеха тоже?

— Ах, неужели никто не предупредил вас? — Глаза миссис Эмброуз злорадно потемнели. — Он соблазнил ее прямо под носом своего отца. И все еще отчаянно влюблен в нее, осмелюсь сказать.